В то же время, говоря о православии (народном православии, дуализме, особенностях народной религиозности и т.д.) по духовным стихам в целом, всякий анализирующий неизбежно делает очень значительное обобщение, а говоря точнее, попущение, «натяжку». Ведь, строго говоря, духовные стихи нельзя назвать единым жанром, таким, как былины, сказки или лирические песни. В них нет ни мировоззренческого единства (духовные стихи о Голубиной книге значительно менее каноничны – если не сказать, неканоничны вовсе, нежели стихи об Алексее человеке Божием или Страшном Суде), ни поэтического, литературного (есть стихи-плачи, стихи-причитания, как некоторые варианты стиха об Адаме; есть стихи-песни, как, например, стих о грешной душе; есть стихи-былины – Егорий и змей…) … Тексты духовных стихов слагались в разное время, причем сам текст зачастую был «моложе» чем сюжет, его породивший. Кроме того, запись духовных стихов велась не так широко, как запись сказок, былин или песен, в научный же оборот введено и того меньшее количество текстов. И размышление о тех или иных стихах, как правило, ведется на основании очень небольшого количества вариантов – 10 или даже 3 (это не относится к стихам типа «Голубиная книга», «Егорий Храбрый», «Алексей, человек Божий» и некоторым другим), что в фольклористике по отношению к прочим жанрам допускается редко.

Следовательно, цельная картина – мира, веры или даже образности и совокупности героев в духовных стихах – вещь очень относительная. И при этом не надо забывать и о том, что духовный стих, с одной стороны, представляет собой фольклорное явление (совокупность жанров), передаваемое из уст в уста, а с другой стороны, воспринимается носителем как нечто сакральное, «божественное» не предполагал сознательных изменений сюжета. И если даже кто-то из носителей с чем-то в стихе не соглашался, он, как правило, не добавлял-изменял что-то от себя, по крайней мере, сознательно. Духовные стихи питались, подпитывались, в первую очередь не книжной культурой, но, как уже отмечалось, храмовой. Но то, что пелось или читалось в храме еще надо правильно услышать, запомнить или породить определенную ассоциацию от услышанного или увиденного (от фресок, иконописи).

Значит, можно лишь говорить о некиих зарисовках или очерках картины народной веры, особенностях понимания православия отдельными людьми, некоторых категорий людей в народе. Впрочем, как известно, святые Нил Сорский и Иосиф Волоцкий были одной веры, однако, сколь различные мысли о вере они высказывали…

Среди духовных стихов есть стих о «Непрощаемом грехе» в научном обороте существующий в трех вариантах. Один из них взят из сборника духовных стихов В. Варенцова:

Особенно интересны в этом стихе два момента – покаяние, принесенное Матери сырой земле и выделенность последнего, непрощаемого греха.

Мать сыра земля – образ очень яркий для народной культуры в целом. Земля для крестьянина – всё: и кормилица, и поилица, и свидетельство, и утешение… В Духов день земля – именинница, на ней ни сеять, ни пахать нельзя. Самые страшные клятвы – «Вот тебе крест» или же «Провалиться мне сквозь землю», при которых крестятся и целуют (или едят) землю. Обращение к Матери-земле имело большое значение в былинах, заговорах, свадебном обряде… Исследователь прошлого века, А. В. Марков9 на основании обращения к земле связывает этот стих с ересью стригольников. Кроме стригольников земле поклонялись в нетовщине и беспоповщине… Но не в этом суть. Обращение к земле не противоречит народной культуре в целом. Что до категорий православной веры, безусловно, это не по канонам… Но был ли этот стих сектантским? Сомнительно. Уж очень он отличается по слогу от сектантских стихов. Что касается крестового родства, то сомнительно, чтобы стригольники, не признающие таинства (в том числе и крещение), придавали такое значение обмену крестами и крестовому родству. Г. Федотов связывает сыру землю с Богородицей, говорит, что они смыкаются на религии рода и олицетворении космоса… Но разве Богородице приносят подобное покаяние? К Ней обращают молитву о заступничестве…

«Крестовый брат паче родного,» – так говорят о крестовом родстве былины (былина «Добрыня и Алеша). В церковной практике нет крестового родства. Если же судить по былинам и духовным стихам, то, вероятнее всего, этот обычай некогда реально существовал на Руси. Но разве он противоречит основам веры? Православные христосуются на Пасху – обмениваются крестным целованием. Здесь же духовное родство закреплялось обменом крестами. И непрощаемость в духовном стихе этого греха сопряжена с двойной тяжестью – нарушением заповеди «не убий» и предательством против добровольного выбора духовного брата. Поэтому-то стих «карает» грешника суровее Евангельских законов, где сказано, что не прощается один грех – хула на Духа Святого.

Духовный стих о Голубиной книге относится к наиболее древним стихам и по времени зарождения сюжета и по веку возникновения самого текста стиха. Большинство исследователей (В. Н. Мочульский, Н. С. Тихонравов, И. Я. Порфирьев, М. Сперанский и др.) датируют этот стих XV – началом XVI века. Стих записан в сравнительно большом для духовных стихов количестве вариантов и версий, которые значительно отличаются друг от друга.

«Голубиная книга», в отличие от большинства духовных стихов, не имеет непосредственных источников в богослужении и напрямую не связана со Священным Писанием. Среди произведений древнерусской литературы, оказавших значительное влияние на этот стих, исследователи10 называют апокрифы «Беседа трех святителей», «Вопросы Иоанна Богослова Господу на горе Фаворской», «Иерусалимская беседа», «Вопросы Авраама о душах праведных». В то же время говорить о конкретных заимствованиях было бы не совсем верным. Вышеуказанные апокрифы составляют скорее «литературную семью» этого памятника народной поэзии, нежели являются его непосредственным источником.