Всё к встрече готово. Я в операции не участвую, моё место в автобусе ОМОНА. Пять сотрудников собственной безопасности в гражданском среди работников автосервиса. Они и дадут команду к захвату. Думаю, всё произойдет утром, пока большая часть трудового народа отсыпается в выходные. Так сказать, меньше свидетелей. Хотя какие свидетели на этой глухой окраине?

Как долго тянется ожидание. Я уверен, всё случится именно здесь. Ведь многие налётчики могут сюда подтянуться и без транспорта. В общем, что гадать, через час всё выяснится. Сердце замирает от волнения: такую бучу затеял и вдруг напрасно.

В ожидании долго дергаться не пришлось, к стоянке проследовали два больших микроавтобуса (две «Делики» с тонированными окнами). Остальное я видел из кадров видеосъёмки уже после операции. Автобусы остановились в двадцати метрах от машин сибиряков. Из них не спеша выбрались двенадцать человек – в общем-то, маловато. Все в мотоциклетных шлемах, прикрывающих лицо, и с бейсбольными битами в руках. Сложно обороняться от такой «бригады». Но сибиряки не дрогнули, встали цепочкой перед своими «тачками». В руках каждого велосипедная цепь и пистолет-травматик. Что и говорить, они тоже не хило подготовились. А штангисты и борцы просто морально давят своей массой. Не верится, что их может взять та же бейсбольная бита. Две группировки замерли друг перед другом, явно оценивая обстановку. От приехавших отделился один человек, сделал вперед два шага, кинул перегонщикам сумку. Видно, потребовал долю. Минут пять переговариваются. Кажется, не договорились: в руках у нападавших появились пластиковые бутылки с бензином. Сибиряки поняли, какая им гадость уготована, рванули было вперед, на сближение, готовые нейтрализовать эти горящие факелы. Дернулись, но мгновенно остановились, под ноги им ударила автоматная очередь. Вот так разборка, на уровне Чикаго! А дальше всё замелькало-запрыгало, омоновцы в черных шапочках заполонили пространство; и нападавшие, и сибиряки легли под дулами автоматов. Захват произошёл мгновенно. Круто сработали, что и говорить.

По договору, вся слава отходит службе собственной безопасности, так что в дальнейшем я совсем не при делах и могу спокойно отправляться домой. Тем более, что у меня сегодня встреча с Викой, и мы идем не куда-то в ночной клуб, а в театр. Отец, узнав об этом, только рассмеялся, вот, мол, женщины на что способны. Так и из милиционера культурный человек получится. Мама, как всегда, защищает, типа не такой уж я и олух. Просто времени у меня нет на культурные мероприятия. Папуля ехидно соглашается: конечно, мордобитие дело важное, как и посещение ночных клубов. Я не слушаю их шутливую перебранку в мой адрес, мне надо ещё погладить брюки от костюма. Впереди так много хорошего, что просто захватывает дух.

Время до утра понедельника пролетело просто великолепно. Одетый в костюм, так удачно приобретенный в загранкомандировке, я выглядел просто великолепно. Правда, не решился нацепить галстук. Мне кажется, что в галстуке я похож на бизнесмена средней руки, а этого мне как раз и не хочется. Не потому, что я не хочу быть бизнесменом, я не хочу быть похожим на того, кем не являюсь. Бизнесмен со ста рублями в кармане. Ну, может не со ста, это я приплёл для красного словца, но всё равно в состоянии полной несостоятельности. Один заход в театральный буфет подорвёт мои финансовые возможности. Так что нечего «париться» с этим галстуком. Хотя, от Вики получил лёгкое взыскание из-за отсутствия этой детали. Сказано было тоном супруги, которая отвечает за своего мужа, гордится им, и, наверное, любит. В её голосе я услышал такие нотки, от которых стало на душе тепло и уютно. Очень смелое предположение, но мне кажется, что моя девушка решила выйти за меня замуж. Так что вечер в театре мы провели, как счастливая семейная пара. Все просто пялились на Вику. В светло-голубом платье, облегающем фигурку, она была вне конкуренции. Я ею гордился. Кстати, мне и спектакль «Забыть Герострата» понравился, и театральный буфет, главным достоинством которого было полное отсутствие очереди. Да и какая очередь, цены-то не совсем разумные. Правда, обслуживали быстро и классно. Я взял себе, как обычно, апельсиновый сок, а Виктории кофе и два воздушных пирожных. У меня уже выработалась дурная привычка, когда плачу, начинаю дергаться, вдруг не хватит. А рассчитавшись, сразу начинаю подсчитывать, сколько осталось на завтра, на заправку. Настроение снова хорошее, на завтра я обеспечен двадцатью литрами бензина.

После театра мы целый час гуляли возле ее дома. Вика рассказывала об университете, о том, как ей хочется стать тележурналистом. Я – про Москву, где был совсем недавно и толком ничего не посмотрел, хотя впечатлений хватило и от того, что увидел. Всё не мог решиться обнять девушку. И только когда понял, что сейчас она скроется за дверью квартиры, привлёк и обнял. И не почувствовав сопротивления, коснулся губами её губ, они ответили мне поцелуем. Через мгновение девушка решительно выскользнула из моих рук. Я влюблен и, кажется, очень. Всё время вспоминаю теплоту её губ, и как не хотелось мне от них отрываться.

А вот в девять утра, едва переступил порог отделения, сразу забыл все внеслужебные события. Во-первых, в дежурке, вместо привычных товарищей сержантов, дежурила следователь Сниткина, тридцатилетняя полнотелая блондинка со всегда нахмуренным и озабоченным лицом. Будто она раскрывает преступление века, и это пока у неё не получается. За всё время работы я не видел её улыбающейся, как и не слышал, чтобы она раскрутила сколько-нибудь значимое дело. В коридоре второго этажа был перехвачен Семеновой и вместе с ней через секунду оказался в кабинете начальника отделения. Здесь уже были все опера и следователи. Все, кто в это утро находился в отделении. Мест свободных не было, так что пришлось подпереть спиной стенку. Мы были последними, когда за нами закрылась дверь, товарищ майор начал говорить. Из его краткой речи стало понятно, что на наше отделение свалилась огромная беда. Весь сержантский состав отстранён от службы. Он не смог сказать арестован. Отстранены по линии собственной безопасности. Возможно, скоро к нам прибудет комиссия из Управления. Что натворили сержанты, нам майор не доложил, но покидать до конца работы отделение запретил. Из кабинета начальника мы перешли в кабинет Надежды Петровны, которая и поведала детали. Наши сержанты и им подобные сбились в банду и крышевали половину города, обложив данью всех, кого можно. И вот буквально вчера они были взяты ОМОНом на месте преступления. Говорят, даже стрельба была. Всё бы ничего, но это у них не первый эпизод. Сейчас ими занимается прокуратура. Дело будет доведено до конца и возможно станет показательным, так как о нём знает пресса. Надежда Петровна глянула на меня:

– Кстати, вы, молодой человек, занимались бандой в мотоциклетных шлемах?

Все посмотрели на меня. Я взгляда не отвел.

– Я и сейчас ими занимаюсь.

– Это не одно и то же дело?

– Спросите тех, кто брал банду, кто шлемы с их голов сдергивал.

– Там уже есть, кому спрашивать. В общем, занимайтесь пока бумагами, приводите все в порядок. Я думаю, без проверки не обойдется.

Я вышел во двор и позвонил начальнику СБ. Полковник ответил сразу:

– Привет, привет! В курсе происходящего?

– В курсе. Начальник просветил. А это точно, что там все наши сержанты?

– Точнее не бывает. Да не переживай ты, там не только из вашего отделения.

– Да неудобно как-то. Я не думал, что там свои.

– А если бы знал, предупредил бы? Так что ли?

– Не знаю. У меня голова кругом идет. Чувствую себя предателем. Не хочется мне такой славы.

– Ну, этого не гарантирую. Все бумаги в прокуратуре. Пресса вцепилась мертвой хваткой, уж больно массовое явление. Я и в Москву доложил. Так что ничем помочь не могу. От меня уже ничего не зависит. Крепись и мужайся. Со временем к себе заберем.

Вот сука, говорил же без проблем, вся слава им, я не при делах. А теперь крепись и мужайся. А может, всё к лучшему? Повод есть распрощаться с органами. Всё равно не дадут спокойно работать. Какие бы оборотнями они ни были, а всё же свои парни. И работали не на уголовников, свою коммерческую линию вели. Чувствую себя в полном говне. Проявил инициативу… Ведь знал, что в деле менты замешаны, но совсем не думал, что это будут свои. И всё вроде правильно, всё по закону. Вы бомбили, вы знали, чем это может закончиться. А вот на душе премерзко, ведь своих сдал. Предал, и все тут. И этот еще придурок: «К себе заберем!» У них работать, себя не уважать. Ладно, хватит сопли размазывать, решение принято. Ухожу, не моё это. Я человек одной стороны. А коли так, то и буду всю жизнь копейки считать. Добровольно не пойду на контакт с противной стороной.