Дом был совсем небольшим, двухэтажным, с тёмной крышей. Сзади, на улице, прямо у лестничного спуска к пляжу, на полу из мраморной плитки стоял обеденный стол из тонкого резного железа. Он хитро прятался в тени деревянного навеса, щедро украшенного виноградными листьями. О, сколько разговоров слышал этот стол, за сколькими ссорами наблюдал, в какое количество тайн был посвящён!

В доме царили тепло и уют, ведь моя мама – самый чистоплотный и педантичный человек из всех. Однажды она купила декоративное мыло в форме пирамидки, а я взял да и помыл им руки, да ещё и кинул его обратно в мыльницу как попало. Сижу в комнате, а из коридора крик: «Ты что с ума сошёл?». Выбегаю в панике, а мама мне: «Как можно было положить мыло в форме пирамиды ребром вниз?» В этом вся моя мама.

Каждая полка в нашем доме кишела вазами, статуэтками, сувенирами, фоторамками и прочими пылесборниками, которые мне частенько приходилось обтирать, и мне это очень не нравилось. У каждой вещи в нашем доме было своё место, и лучше было не забывать об этом, в противном случае мне приходилось выслушивать часовую лекцию о том, как важно не быть свиньёй.

Если серьёзно, для меня моя мама – лучшая мама на свете. Когда мне было десять, они с папой развелись, потому что она зарабатывала больше, чем он, а его это раздражало. Я не хочу сказать, что мой папа – плохой. Просто ему не повезло. Мама всегда говорила, что наш папа и деньги – вещи несовместимые, а при любой нашей ссоре она не забывала напоминать, насколько сильно мне нужно постараться, чтобы не стать как мой отец. Даже сейчас, заработав неплохие деньги, я порой в холодном поту просыпаюсь среди ночи в страхе, что у меня ничего нет. После развода папа уехал обратно в Россию и до сих пор живёт там. Мы почти не контактируем.

Вспоминая детство с отцом, я чаще всего думаю о его привычке «красиво говорить». Он постоянно заваливал маму обещаниями красивой жизни, не замечая, как она, слушая его бредни, добивалась всего сама. Моя мама – пример сильной самодостаточной женщины, которая никогда не нуждалась в помощи со стороны. Я горжусь тем, что судьба подарила мне такого человека.

Мама научила меня жить и разбираться в людях. Я всегда поражался, с какой лёгкостью она решала денежные вопросы, а тем более вопросы отношений с людьми. На каждое моё затруднение она реагировала смехом и полным непониманием того, как можно было назвать такой пустяк проблемой. Мама знала всё. Я не встречал никого умнее её. Глядя на матерей своих сверстников, особенно на некоторых из них, я не мог понять, как им удалось воспитать детей, которые впоследствии ещё и стали моими друзьями. Я говорю о брошенных мужьями женщинах бальзаковского возраста, которые рассказывают детям, что их отец – плохой человек, о женщинах, которые не могут отпустить свою двадцатилетнюю дочь на вечеринку, потому что она проспала лекцию в университете, о женщинах, которые во все стороны кричат, что их ребёнок – самый лучший, а если ты в этом сомневаешься, они идут к директору школы разговаривать о твоём отчислении. Сдержанность, рассудительность и спокойствие моей мамы лежат где-то очень далеко от всех глупых мелочных вещей, волновавших людей вокруг. Я рассказывал маме почти всё. Она частенько высмеивала поступки моих друзей, называя их неопытными и глупыми. Поэтому я, признаться, старался предоставлять маме максимально красивую, но неправдоподобную информацию о себе, боясь оказаться осмеянным. Мама ещё никогда не ошибалась: стоило мне ослушаться её совета, как я оставался ни с чем.

Мы с мамой жили в нашем доме вдвоём. Это было самое счастливое время в моей жизни. У мамы была своя сеть магазинов одежды по всей Испании, поэтому ей часто приходилось уезжать по работе. Время, когда я оставался один, я любил не меньше. Я представлял, что этот дом с видом на океан – мой собственный, и всегда с серьёзным лицом вытаскивал из портфеля связку ключей перед тем, как открыть дверь. Когда мама возвращалась из поездок, я вновь становился собой, тщательно заметал следы малейшего беспорядка и покупал букет цветов, который потом всегда украшал обеденный стол на заднем дворе, а мама ругалась, что я никогда не менял воду в вазе.

У меня было лучшее детство. У меня всего было в избытке. Но при этом я вырос нежадным. Я играл с друзьями в мяч на заднем дворе школы после уроков, по выходным ходил есть мороженое с мамой и её приятелями, иногда дополнительно занимался с учителями, читал книги. Мы с мамой часто ездили в другие страны, но я всегда хотел поскорее вернуться домой. Ничто не предвещало беды.

Разве есть пора счастливее детства? Ты просто живёшь, поддаваясь течению, а твои заботы – всего лишь делать домашние задания и не попадаться под мамину горячую руку. Все вокруг тебя любят и восхищаются тобой, ты – центр внимания! Даже когда ты делаешь что-то не так, ты плачешь, расстраиваешься, а тебя жалеют. В детстве тебя ничто не волнует, ничто тебе не угрожает, ты спокойно спишь по ночам, потому что любую твою проблему решат твои родители.

Я упорно сопротивлялся своему взрослению: отрицал свой возраст и не хотел верить в то, что совсем скоро самому придётся приносить деньги в дом. Мне до сих пор кажется, что вся моя жизнь – страшный сон, а на самом деле я сплю в своей детской, а мама заглядывает в приоткрытую дверь, чтобы посмотреть, почему я так беспокойно ворочаюсь.

Я всегда со слезами на глазах буду вспоминать время, когда весь мир плясал под мою дудку, время, когда я точно знал, что всё будет хорошо, время, когда беззаботность моей жизни ещё и была преумножена видом из моего окна, время, когда я верил, что возможно всё.

Когда мне было двенадцать лет, я делал первые попытки стать независимым и самостоятельным: часто грубил маме, показывая свой характер, и всегда за это получал. Как забавно наблюдать за детьми, которые находятся на этой же стадии взросления! Они ноют, кричат, фыркают, закатывают глаза и совершенно искренне верят в то, что они самые умные. А ещё забавнее наблюдать за людьми, которые ведут себя так же в сознательном возрасте!

Примерно в четырнадцать лет я впервые осознал, что мне стали нравиться девочки. Я не говорил об этом маме, потому что боялся перестать быть ребёнком в её глазах. Когда она спрашивала меня о противоположном поле, я отшучивался и говорил что-нибудь типа «Ты, вообще, о чём?». Долго скрывать о девочках не получилось, всё-таки это казалось странным.

Где-то лет в шестнадцать, то есть в старших классах, я стал замечать, что и сам не сильно безразличен слабому полу. Я сравнивал себя со сверстниками и осознавал, что по многим критериям стою на ступень выше их. Я был интересен и загадочен, поэтому девушкам было сложно устоять. Они закидывали меня письмами, заигрывали со мной, а самые смелые проявляли безразличие. По неопытности и глупости я, признаться, пару раз попадался в их ловушки, но умело из них выпутывался, так и не успев ничего начать.

Мой первый роман, как не глупо сейчас использовать слово «роман», начался в восьмом классе. Рита всегда считалась самой красивой и неприступной девушкой в нашей школе. И я не мог не доказать всем, насколько просто мне даётся то, что недоступно другим. Все Ритины подруги добивались моего внимания, а я выбрал её. Она не поддерживала дальнейшего общения ни с одной из них, считая, что все они ей завидуют. Более того, она боялась, что кто-нибудь из них вновь меня заинтересует.

Это были неотёсанные подростковые отношения двух людей, которые совсем не понимали друг друга. Сначала всё было не так уж и плохо: обоюдный интерес, встречи, свидания, цветы, свечи, кровати. Вся магия очень быстро испарилась, и я по-новому увидел Риту: глупую, капризную – недалекую особь женского пола, которая беспощадно вцепилась в меня и никак не хотела отпускать. Я постоянно выслушивал её истерические крики о том, что я её не люблю, что не уделяю ей должного внимания, и подобную присущую женщинам чушь. Благодаря Рите, я на протяжении всей жизни видел женщин насквозь с их комплексами и страхами, которые превращали их красоту лишь в дешёвое подобие того, что нормальный мужчина хотел бы видеть рядом.