человеческую улыбку, - он горько усмехнулся.
25
Ева взглянула на стену, на которой были нацарапаны неровные палочки – самодельный календарь
Макса. Четыре полных столбика и две палочки, начинающие новый месяц.
-Пятый месяц начался, Макс… Ты здесь так давно! Почему же тебя так никто и не ищет?
Макс тяжело вздохнул, нахмурив брови.
- Если я скажу – некому, ты же всё равно не поверишь?
Ева смотрела ошарашено на его лицо, и, судя по его выражению, он действительно не врал.
- Ну неужели у тебя там, на свободе, не осталось ни одного знакомого человека? Такого не бывает.
- Всё очень сложно, Ева, - Макс сел, уперев локти в колени.- Мои родители умерли давно, когда я
ещё подростком был…До совершеннолетия меня воспитывала бабушка, которая тоже меня покинула лет
десять назад. Я рос слишком самостоятельным, мало в ком нуждался, поэтому друзей выбирал не часто,
и, как оказалось, ошибался с выбором.
На этих словах Макс горько усмехнулся.
- Ну а девушка… женщина должна же была у тебя быть? - робко спросила Ева, не зная, стоит ли ей
лезть в его душу слишком глубоко.
Макс помолчал, нахмурясь, с минуту, а потом спросил, заглянув ей в глаза:
- Ты веришь в Бога, Ева? – и, не дождавшись ответа, добавил.- Хочешь, я расскажу тебе одну
забавную историю? За неделю до того, как оказался здесь, я вечером вернулся в офис - забыл
документы в кабинете. Так вот, подошел к двери, а она не заперта. Открыл, а там меня ждал сюрприз –
моя, как ты выразилась, девушка, скачет на моём партнёре по бизнесу, моём лучшем друге, каким я его
считал… Бывает и такое…- Макс потёр переносицу, Ева видела, как неловко ему всё это рассказывать и
как больно вспоминать. - Удар ниже пояса. Я ведь считал, что она меня любила, а я её. Я упущу из
рассказа ту неделю, думаю тебе не очень интересно слушать, как я напивался и глушил горе. Вечером за
день до того, как я оказался здесь, я лежал на кровати, смотрел в потолок, вино уже не брало, только
горечь, что на языке, что в душе. И я сказал, прямо вслух: « Бог, если ты есть, зачем ты так поступаешь
со мной? Ну что может быть страшнее, чем потерять друга, почти единственного, и любимую девушку
одновременно?». Я ругался, Ева. Проклинал Бога. Мне очень стыдно сейчас, но я это делал…
Следующим утром я оказался здесь.
Макс посмотрел на неё. Увидев большое удивление в глазах, он добавил:
- Но это ещё не всё. Одной из ночей, когда я находился здесь уже более трёх месяцев, меня
охватило такое отчаяние, что просто выть хотелось. И я стал просить прощения у Него, просил простить
меня за те слова, которые сказал тогда, просил помочь мне. Ева, я молился до слёз, почти всю ночь, – он
на минуту замолчал, - А вечером следующего дня появилась ты! Бог показал мне, что даже в тёмной
жизни могут быть светлые моменты. Так что, это я отчасти виноват в том, что ты в плену. Я выпросил
тебя у Бога. Прости!- Макс виновато улыбнулся.
3.
***
26
Маленький мальчик сидел посреди пыльной грунтовой дороги. Палящее многодневное солнце
иссушило её до трещин, создавая причудливые узоры на коричневой поверхности.
Мальчик был слишком худ и мал для своих девяти лет. По запылённым щекам стекали слёзы,
оставляя на лице грязные дорожки. Ободранные колени саднило от грязи, покрывавшей раны.
- Ну что, нытик, отберёшь его у меня?- стоящий перед ним мальчишка, чуть крупнее и чуть старше,
хитро прищурил глаза. В его руках блестел на солнце нож с причудливо украшенной рукояткой.
- Отдай его, пожалуйста, - простонал сквозь слёзы мальчик.
Он понимал, что не может не забрать нож, что ему влетит от отца за то, что он взял его без спроса.
Но кинуться в драку он не мог. Он чувствовал настолько сильный страх перед этими мальчишками, что
не мог делать ничего, кроме того, как просить и плакать в надежде на их снисхождение. Они были
старше, они были сильнее, и в конце концов их было трое, а он один.
Из-за спины раздавались издевающиеся смешки.
- Да оставь ты его, брат. А то он сейчас обоссытся от страха. Он всегда ссытся, когда ему страшно,
– все трое дружно загоготали.
-Я хочу, чтобы он встал и дрался как мужчина, – мальчишка сильно пнул ногой по сухой земле, и
облако пыли и мелких камешков обдало мальчика. Он закашлял, вытирая рот рукавом. – Или хочешь, я
отпущу тебя, но ты должен встать передо мной на колени и целовать мне ноги.
Мальчишки, стоящие сзади, начали на перебой придумывать унизительные условия, на которых
согласны были его отпустить. Они разгорячено спорили и шумели.
Но вдруг их шум стих, как по команде. Через пару секунд мальчик увидел перед собой быстро
удаляющиеся три пары ног, и на солнце сверкнуло лезвие ножа, приземлившееся на землю и поднявшее
пыль.
Чьи-то сильные руки подхватили под мышки и поставили на ноги. Мальчик поднял глаза – перед
ним стоял отец. Лицо его было суровым, обгоревшим на солнце и сухим, похожим на ту самую
потрескавшуюся грунтовую дорогу, с которой его только что подняли.
-Что случилось на этот раз? – спросил отец хриплым низким голосом.
- Они…они.. отняли его…- мальчик шмыгал носом и растирал грязь из пыли и слёз по лицу
худыми кулаками.
Отец медленно поднял нож и покрутил его на солнце.
- Почему ты не забрал его у них? Почему не сражался за свою вещь?
- Их трое… Они стали бы бить меня…- голос мальчика срывался местами на визг.
- И ты предпочёл сидеть в грязи и ныть, как последний шакал?
- Я боюсь драться с ними, папа.
- Значит, украсть вещь отца ты не побоялся, а быть мужчиной и дать отпор тебе страшно? Почему
ты такой? Почему ты не мужчина? – отец с силой встряхнул мальчика за плечи.
Он не кричал, но его голос, сухой и жестокий, был гораздо страшнее крика.
- Ты позор моей семьи! Ты мой позор! Как мой сын может быть таким слабым?
Мальчик стоял и смотрел снизу вверх на отца и не понимал, как голос самого родного человека
может быть таким пугающим и жестоким? Как его руки, которые должны защищать и дарить тепло,
могут прикасаться с таким отвращением и злобой?
27
Он почувствовал, как что-то горячее обожгло внутреннюю поверхность бёдер, спускаясь вниз, а
потом увидел, как сухая земля под ногами быстро поглощает падающие между ног капли.
Отец посмотрел на него, удивленно и брезгливо переводя взгляд с лица на землю. Он отступил на
шаг, а потом зло с отвращением плюнул на землю к ногам мальчика.
- Я презираю тебя, Хасан!
Хасан встрепенулся всем телом и открыл глаза. В голове продолжали звучать слова отца. Этот сон
снился ему снова и снова на протяжении многих лет и вызывая те же эмоции, что и много лет назад.
Он потёр виски, приходя в себя, огляделся. Он был в своей лаборатории перед монитором
внутреннего наблюдения за камерой Макса. На мониторе – темнота. Запись уже закончилась? Нет – в
верхнем правом уголке мигали цифры, отсчитывая время записи. Но картинки не было. Хасан,
нахмурился и отмотал запись назад. Снова нажал на воспроизведение. На экране он увидел лицо Макса
совсем рядом с камерой. Потом его руку, прикрывшую обзор, а потом - темнота.
*** Макс
Сквозь сон я не сразу понял, что за гром раздавался в моей голове. Что это - ураган, молнии?
Почему они сопровождаются металлическим скрежетом?
Я ещё не успел открыть глаза, когда кто-то с силой за руки стащил меня, грохнув об пол. В эту же
секунду меня привёл в чувства пронзительный крик Евы. Она сидела, вжавшись в стену на матрасе, а в
её голову было направлено дуло пистолета одного из охранников Хасана. Сам Хасан стоял в метре
передо мной, внутри клетки в первый раз. Он был невероятно зол.
Меня держали под руки двое, и как только я принял вертикальное положение, то получил