Это чувство беспомощности и полной зависимости от своих «хозяев» сильно угнетает. Надо стараться угодить им (Мартину), но как! Они и без меня прекрасно обходятся. Можно было бы помогать им по хозяйству, но нельзя! – статус не позволяет. Все же я – университетский преподаватель и должен поступать сообразно своему статусу. Т.е. ничего такого не делать. А только участвовать в «занимательных» беседах, которые мне уже надоели до чёртиков.
Известно, что «будучи в Риме, делай всё, как римляне», другими словами, «со своим уставом в чужой монастырь не суйся». А главное, будь всегда весёлым, общительным и во всем соглашайся с ними, но так, чтобы они не почувствовали этого! Вот я и придумал себе escape или «уход» из действительности – прогулки по Лондону – тем более, что живу в самом центре этого необъятного мегалополиса. Здесь всё под боком.
Обычно я сматывался из дому сразу после завтрака под предлогом, что мне нужно «размяться». Наша улица, Лэдброк Роуд, ведёт прямо к ближайшей станции метро, Ноттинг-Хилл Гейт, откуда рукой подать до первого из четырёх главных парков, Кенсингтон Гарденс. Проходя мимо нашего посольства на Кенсингтон Палас Гарденс, я с любопытством оглядывал торчавших у его ворот людей («и чего они у нас забыли»? ), затем нырял в «зелёную зону» и – «прощай любимый город» с его бесконечным шумом машин и вонью выхлопных газов. Тишина, простор, зелёная травка, по которой можно ходить, минуя дорожки. Многие люди просто лежат на траве, облюбовав себе место под ближайшим каштаном. Я углубляюсь внутрь зелёной зоны, подхожу к знаменитому пруду «Серпантин» в центре парка. Здесь уже всё цивильно: дорожки укатаны красноватым песком, берег обложен плиткой, лебеди… Я бреду по аллеям, мимо «Уголка Ораторов» (правда, в такой час тут ещё никого нет), захожу в следующий, Грин-парк, иду мимо Виктория Мемориал в Парк св. Джеймса (Иакова), и вот, я уже на набережной Темзы. Можно пойти направо, или налево: куда хочешь! В одну из таких прогулок я совершенно случайно вышел на Трафальгарскую Площадь (оказалась рядом) с её знаменитой колонной в честь адмирала Нельсона. Она стоит в окружении четырёх громадных львов, между лапами которых постоянно кто-нибудь позирует перед фотокамерой (колонна, действительно, хороша, но наш, питерский Александрийский столп, – лучше!). За спиной Нельсона расположилась знаменитая Лондонская Национальная Галерея. Вот она-то и привлекает моё внимание. К моему великому изумлению вход в музей оказался бесплатным (не то, что в наш Эрмитаж!), чем я не преминул воспользоваться. Правда, в вестибюле стоят урны для пожертвований, но это, ведь, «на ваше усмотрение»! Опустив глаза долу, под презрительным взглядом охранника, я следую наверх по лестнице. Музей огромен и под завязку набит шедеврами западноевропейского искусства. Здесь и Ян Ван Эйк, и Эль Греко, и Сандро Боттичелли, и Альбрехт Дюрер, и Иероним Босх, и Рембрандт, и Тициан, и Микеланджело, и многие другие гении: всех не перечислить! «Да, сюда надо будет зайти ещё раз, это же такая возможность!», – говорю я себе, с трудом отрываясь от необыкновенно свежих, жизнерадостных пейзажей Констебля (насколько он живее, одухотворённое нашего Шишкина!). Увидев морские пейзажи Тернера, я буквально сражён их мощью и экспрессивностью. Вот, уж, действительно, где буйство красок и космическое видение мира. Насколько он опередил своё время! Проходя по залам, читаю интересные объявления. Например, «We regret that there is no wheelchair access to the platform areas in this room. Visitors are advised to ask the warder on duty if assistance is required. (Мы сожалеем, что в этом зале нет подъездов для инвалидных колясок. При необходимости, посетители могут обратиться за помощью к смотрителю зала)». Или: «The carpet in the room is in poor repair and visitors are advised to take special care. It is planned to close the room for total refurbishment later this year, at which time the carpet will be removed (Ковролин в этом зале в плохом состоянии и посетителей просят быть особенно осторожными. Мы планируем закрыть этот зал на ремонт позднее в конце этого года, и тогда ковролин будет снят)». В одном из залов наблюдаю такую сцену: перед картиной стоит гид и что-то объясняет экскурсантам, которые (в основном, молодёжь, конечно) расположились прямо на полу, благо здесь везде мягкий ковролин, – ребята сидят и слушают, а некоторые даже что-то строчат в свои блокнотики. Пробежав по залам, я попадаю в какой-то закуток, где моим глазам предстаёт очередной шедевр: огромный, метр на полтора, картон (подготовительный рисунок?) Леонардо да Винчи. Композиция изображает Богоматерь, сидящую на колене у св. Анны, и рядом двух младенцев: Иисуса и Иоанна Крестителя. Несмотря на подготовительный характер рисунка, фигуры и особенно лица прописаны так, что просто глаз не оторвать. А главное, что меня поражает, так это ощущение внутренней связи, переданное в жестах и выражениях лиц. Взгляд св. Анны направлен на лицо Марии, а она, в свою очередь, смотрит на Иисуса, который держит в руках не то птичку, не то цветок, и полностью поглощён собой. Иоанн-Предтеча тоже внимательно следит за движениями рук Христа, так что последний является как бы центром всей композиции. Потрясающе! Рядом висит табличка с пространной аннотацией. Вот что я узнаю из неё. «Небольшой участок картона был в 1987 году повреждён выстрелом из ружья, направленным в грудь Марии. … Такие рисунки обычно изготавливались для перенесения содержания на заранее подготовленную поверхность панно или настенной фрески, после чего их (рисунки) выбрасывали (!). Основные контуры рисунка протыкались на поверхность будущей фрески. Но с рисунком Леонардо этого не произошло, и он остался нетронутым. Повреждения от выстрела были вызваны осколками разбитого стекла, но не дробинок патрона». Стало быть, кто-то ухитрился пронести в музей обрез, делаю я для себя вывод. Как же это ему удалось. И тут я вспоминаю, что на входе тебя никто не проверяет. Люди проходят в музей в пальто и с сумками. Вот, такая, вот, халатность, в сочетании с высоким уровнем культуры музейного дела.
Но главный сюрприз ждал меня впереди: две «Махи» Франсиско Гойи! Они висели вместе, как и было задумано художником (хотя, говорят, что «Обнажённая маха» была спрятана за «Махой одетой» и открывалась с помощью специального механизма), и были видны издалека в просвете прохода, ведущего к ним через анфиладу залов. Оказывается, мне крупно повезло: я попал на выставку этих двух картин, привезённых сюда специально из музея Прадо! Увидев их, я уже не мог оторвать взгляда, и, словно в трансе, двигался им навстречу. Они манили меня своим сиянием, и чем ближе я подходил, тем сильнее становились их чары. Вначале это был, как бы, лунный свет, но, оказавшись в зале, в непосредственной близости от них, я полностью подпал под их колдовское очарование. Картины, как бы, соперничали друг с другом: от них исходил аромат некоей тайны и скрытой чувственности. Вначале я не мог оторвать взгляда от «Махи обнажённой». Её соблазнительные формы, напряжённая поза женщины, открывшейся художнику во всей ее ослепительной наготе и одновременно не желающей показывать свои прелести никому больше, приковывали взгляд, возбуждали желание. Правда, физиономия этой красавицы как-то не вязалась со всем остальным, ну, да ведь, это – маха, девушка (скорее, зрелая женщина), живущая любовью! Вторая картина – полный контраст с первой! Куда подевалась грубая маха! Перед нами утончённая, экзальтированная светская львица, прямо-таки, аристократическая гейша, ещё более соблазнительная в прозрачном шифоне и ещё более недосягаемая! Её поза более свободна, непринуждённа, более царственна. Эта женщина знает себе цену. И то, что нам позволено видеть сквозь прозрачные одежды, ни в коей мере не означает, что мы увидим это воочию! Она принадлежит (да и принадлежит ли!) только ему одному, создавшему её во всей её неповторимости. А мы, простые смертные, можем только восхититься её колдовским сиянием и живописным совершенством, восхититься и возблагодарить Создателя, который дал нам человека, способного передать это волшебство.
