– Ну, как минимум тысчонки на три, а там уж как его совесть подскажет. Я же не знаю, сколько он там на нас заработает, – объявил свои претензии Рабкин.

– И я не знаю. Да и сам Дудеев пока не знает. Товар еще надо реализовать… А три тысячи, между прочим, это мой месячный оклад, Виктор Семенович… Думаю, совесть Дудеева не подскажет ему заплатить вам такую сумму. За что? За то, что вы добровольно прокатились со мной на завод? – искренне возмутился я, – Вот Шацило может на что-то рассчитывать. Он договорился с заводом не только насчет покупки образцов, но и о большом заказе. А вы? Что сделали лично вы, Виктор Семенович?

– Ты меня не понял, Афанасич. Я лишь в принципе говорю… Сколько дадите, столько дадите. Но главное, чтоб оплатили. Я бесплатно на Дудеева работать не буду… К тому же я принципиально за равную оплату всем участникам, независимо от вклада. Все надо разделить по-честному, то есть поровну на всех четверых, включая Дудеева, – изложил он свое кредо.

– Я вас прекрасно понял, Виктор Семенович. Вы чудесно изложили коммунистический принцип распределения – поровну на всех, независимо от вклада каждого. А заодно и капиталистический – бесплатно работать не буду. Чудесно… Полагаю, капиталист Дудеев скажет – и не надо, не работайте, Виктор Семенович. Я вас даже не знаю.

– Надеюсь, ты так не скажешь, Афанасич? – неожиданно испугался Рабкин.

– Надейтесь, Виктор Семенович. «Надежды юношей питают, надеждою они живут», – не удержался я.

– Не понял, Афанасич, – совсем сник он.

– Это стихи, Виктор Семенович. Их не все понимают… А по делу скажу одно. В маленьком коллективе вклад каждого виден. И оплата в нашем деле будет по вкладу, а не по окладу, – завершил тот первый разговор работодателя с наемным работником…

В дальнейшем Виктор Семенович был не столь агрессивен, и лишь мягко намекал, что пора бы уж хоть что-то заплатить. У меня же все еще не было ни копейки.

Всю свою неудовлетворенность Рабкин сорвал на моей жене, случайно встретив ее в булочной у мытищинского хлебозавода.

– Слушай, что это с Рабкиным? – озабоченно спросила как-то вечером Татьяна, – Налетел на меня, как коршун. Что там, спрашивает, ваш Дудеев думает? Он собирается нам деньги отдавать?.. Какие, спрашиваю, деньги? Он что, вам должен? Должен, говорит. Мы на него работаем, как проклятые, целыми днями, а денег не видим… Что, правда, он ему должен?

– Да слушай ты его, – ответил жене и рассказал ей о ценном вкладе Рабкина в операцию «Рапира», – Прокатился разок со мной на завод. Теперь требует компенсации.

– Да-а-а?.. А я-то думала… Он меня так напугал. Нет, говорю, у нас денег. А как будут, мы лучше вам отдадим, сами как-нибудь перебьемся. Только этим его и успокоила… Не-е-ет… Больше постараюсь с ним не встречаться. А то забодает, – решила Татьяна и с тех пор старательно избегала встреч со странным человеком по фамилии Рабкин…

После долгого перерыва получил, наконец, странный факс от Дудеева: «Толечка, если есть возможность, шли «Рапиру». И не забывай про «Гермес».

«Какая там возможность? Собрали заказы и два месяца молчим, как партизаны. Кто поверит в долг?.. Пока ни выполним своих обязательств, никто ничего не даст», – прикинул я и ответил партнеру предельно кратко:

«Возможности нет. Помню».

Через неделю позвонил некто Олег Филиппов, сказал, что он от Дудеева, и предложил встретиться в гостинице «Центральная» на Тверской 10.

К вечеру уже был в гостинице. Постучал в закрытую дверь номера и, не услышав ответа, собрался, было, уходить, как дверь неожиданно отворилась. На пороге стоял молодой кавказец:

– Вам кого?

– Олега Филиппова, – на всякий случай сказал ему, решив, что, скорее всего, перепутал номер.

– Проходите, – вежливо пропустил он в комнату. Я вошел и обомлел – на всех стульях и прямо на койках сидели десятка полтора кавказцев и все, как один, смотрели на меня.

– Здравствуйте, – растеряно поприветствовал их.

– Ассаламу алейкум, – вежливо ответил один из кавказцев, сидевших за столом, судя по одежде и сверкнувшим золотым зубам, старший, – Проходите, пожалуйста, сюда, – показал он на стул рядом с собой, с которого тут же вскочил сидевший рядом с ним молодой джигит, – Магомед, – встав со стула, протянул он мне обе руки для приветствия.

– Анатолий, – обменялись мы рукопожатиями. Я сел на предложенный стул.

– Олег, подойди, твой гость, – сказал кому-то невидимому Магомед.

Подошел, судя по виду, действительно Олег, молодой человек приятной наружности. Мы познакомились, и он сел рядом.

– Мы с вами говорили по телефону, – обратился я к Олегу, – Вы представились, что от Дудеева.

– А-а-а! – неожиданно обрадовался Магомед, – Значит, ты друг Дудеева? Очень рад, очень рад, – проговорил он и тут же что-то сказал на незнакомом языке. Произошло какое-то движение, и комната мгновенно опустела. Кроме Магомеда и Олега остались еще двое, которые засуетились, накрывая стол, – Все разговоры потом. Чай будем пить, – объявил хозяин.

Я огляделся. Если бы ни койки, подумал, что попал в офис. На столе Магомеда кроме телефона стоял факс, а в углу на небольшом столике разместился компьютер. Под столиком виднелся огромный ксерокс. Как впоследствии узнал, это было рабочим местом Олега, а рядом размещалась его койка. Поработал, поспал, снова поработал. Удобно.

Разговор не клеился. Я вообще не понимал, зачем попал сюда, в этот странный коллектив, а Олег все молчал. Говорили лишь мы с Магомедом. Мало-помалу выяснилось, что все присутствующие вовсе не с Кавказа, а из Бишкека, хотя и дагестанцы. В Москве они торгуют бельгийскими коврами. Странная связь, тем более, ковры искусственные. Наконец чаепитие завершилось, и я засобирался домой, так и не поняв, зачем меня все-таки пригласил Олег.

И лишь когда распрощался с Магомедом и его земляками, Олег, наконец, сказал:

– Минуточку, Анатолий. Тут тебе Дудеев кое-что передал, – открыв сейф, он достал три пачки денег и две из них тут же протянул мне, – Они в банковской упаковке, но если хочешь, пересчитай.

Он распечатал третью пачку и загрузил часть денег в какую-то машинку, которая тут же, насколько понял, лихо их пересчитала. Олег подбросил еще несколько купюр:

– Пять тысяч, – показал он мне на цифровой индикатор, взял из машинки пересчитанные деньги и протянул мне. «Доллары», – с изумлением узнал купюры, которые до сих пор видел лишь на картинках, но никогда не держал в руках.

Рассеянно поблагодарив Олега и гостеприимных хозяев, в состоянии полной прострации вышел из гостиницы. «Пять тысяч в такой маленькой пачке. Сколько же в тех двух банковских упаковках?» – мучительно пытался что-то прикинуть в уме, но разум внезапно отказался подчиняться, – «Бог с ними. Донести бы до дому. Там посчитаю», – решил, наконец, непосильную задачу и мгновенно успокоился.

«Инструмент, вроде дубинки или арифмометра», – припомнились вдруг слова Дудеева, и я пришел в себя окончательно, – «Что ж, теперь можно браться за „Рапиру“ и „Гермес“. Возможности, наконец, появились. Оборот завершен. Колесо завертелось», – радостно запела душа…

Вплоть до полуночи Татьяна считала доллары, разложив их ковер прямо на кровати. Похоже, ей доставлял удовольствие сам процесс раскладывания этого своеобразного пасьянса. Она группировала купюры по банковским номерам, искала «счастливые» номера, – словом, развлекалась.

И хотя давным-давно было ясно, что в наличии двадцать пять тысяч долларов, и их количество теперь вряд ли изменится, жена пересчитывала их вновь и вновь.

Уже через неделю все они были обращены в упаковки «Рапиры» и в бумаги «Черного золота». «Поклажа», к неудовольствию тещи и радости кота, вновь надолго заняла место в прихожей, ценные бумаги затерялись в одной из папок на книжной полке, а я, как директор, вновь остался без денежных средств. Хорошо, успел рассчитаться с Рабкиным и Шацило, согласовав сумму «премии» с Дудеевым. Как же был удивлен Виктор Семенович, получив на руки доллары. Оказалось, и в его жизни то была первая валюта…