– Windows сделали традиционно, как ты привык. Нормально всё, хотя есть подобные программы покруче во много раз, но именно его внедрили. Пользователи всё понимают, поэтому на него и наезжают все кому не лень, но противостоять невозможно уже. Загляни в сеть – как только Гейтса не склоняют, чатов столько… В то же время продолжают пользоваться – деваться некуда. Всё потому, что мы с Гейтсом по-умному поступили.

– По-умному это как? – не понял я.

– У тебя допуск какого уровня? – строго спросил Семён.

– Обещали нулевого…

– Когда получишь первый уровень, задашь этот вопрос, если он тебя к тому времени тревожить будет, – посоветовал Семён. – Давай лучше проедемся, чтобы ты вникал последовательно.

Мы вышли во двор, там за машинами стояли два дорожных скутера.

– Разберёшься с коником? – между прочим осведомился Семён, надевая шлем.

– Слышал про тех, которые сначала на мопедах, а потом ходить? Я из них, – сообщил я.

Семён, усмехнувшись, оценил ответ.

∞

– Мама, почитай мне книжку.

– …Впрочем, у тебя в Сардисе есть несколько человек, которые не осквернили одежд своих и будут ходить со Мною в белых одеждах, ибо они достойны…

…Шестый Ангел громко вострубил и я услышал один голос от четырёх рогов золотого жертвенника, стоящего перед Богом…

…И свидетельствовал Иоанн, говоря: я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нём; Я не знал Его; но Пославший меня крестить в воде сказал мне: «на кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нём, Тот есть крестящий Духом Святым»; И я видел и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий. На другой день опять стоял Иоанн и двое учеников его. И, увидев идущего Иисуса, сказал: вот Агнец Божий…

– Стоп!

∞

Проехав по улице, мы остановились напротив известного всем плаката. На нас смотрела девушка-женщина – непонятно. Она в голубоватых оттенках вся. Белый фон. Чёрная надпись: «Я тебя люблю…» Таких бигбордов по городу висело на каждом шагу, я ещё думал раньше – сколько денег-то у людей!.. и чего она от него хочет?

– Вот смотри, она хотела его или что-то от него, я не вникал, – сказал Семён, махнув в сторону плаката. – Она к нему очень хорошо относится, насколько я в курсе. В общем, она своё место занимает – не лезет, куда не надо. Хорошая. Её понимающие к нам направили, она рассказала, что к чему. Мы помогли. Теперь всё нормально.

– Так это ты делал?.. Я слышал, это частный заказ. Ещё говорили – социальный плакат, будто хорошо, когда ты любишь и тебя любят, или что там у них. У меня всё время было чувство, что за этим что-то стоит, за этим троеточием… там что-то такое, о чём знают только она и он.

– Теперь скажи, почему у них стало всё нормально? – спросил Семён.

– Обработали, как надо, взгляд и точки. Хотя взгляд не обязательно, они же знакомы. Остаются точки. Да, наверное, знаки бывают разные – в зависимости от задачи. Ими и обработали!

– Быстро схватываешь, у меня неделя ушла на переосмысление, как ты говоришь. Уважаю понятливых, – похвалил Семён. Впоследствии он разговаривал со мной в несколько ином тоне, нежели когда мы встретились впервые. Может, Игорь Игоревич что-то сказал или Семён сам понял. Хотя, что про меня можно понять за такое время? Я видел таких, кто на лету, даже опережая, получше меня ловил. Это как раз те, кто кидает государства… Только где они сейчас?

– Я смотрю, этих знаков не видно на плакате, но я знаю, что они есть. При печати чёрное печатается как чёрное, без знаков. Вот она, точка. Как они работают? —уточнил я у Семёна.

– Как надо работают. Их и не должно быть видно – главное, что они есть. Мы сделали изображение. Принесли в типографию, одни ребята напечатали, другие повесили – всё работает. Если ты о чём-то не знаешь, – это не значит, что этого нет. В большинстве случаев вообще не важно, с какой типографией работать. Мы задачу поставили – они сделали. Всё, – просто объяснил Семён.

– Мы с тобой говорим всё время: знаки, знаки. Они же не просто так, как их правильно называть? – поинтересовался я, всматриваясь в подкачанные губы на бигборде.

– Знаки. Нужно приучить себя вещи называть своими именами, – научил Семён. – Конечно, можно придумать что-то умное, но если они знаки, то они и есть знаки. Был до меня Семён Франкович, который всё это придумал, он так и объяснил, что они знаки. Он же мог как угодно назвать. Классный мужик, такие вещи генерировал… Вот, например, цитирую: «Знак – это проявление вечного и подлинного во временном, окружающий нас мир – это просто видимость, эмблема подлинности. Про эти знаки нельзя сказать ни того, что они существуют, ни того, что они не существуют. Знаки способны работать только с подсознанием, и это действует тогда, когда подсознание преступило все пределы ограничений. Знаковость – это причинность из абсолютной свободы». Понял?

– Он тоже Семён?

– Это я – тоже. Первичен он, – пояснил Семён, указав пальцем куда-то за спину, вероятно, подразумевая Семёна Франковича.

– Это случайно или закономерность какая-то существует… в именах?

– Что значит закономерность? Имя есть имя. Я – Семён. Я сейчас здесь этим занимаюсь потому, что он Семён, а Несемён этим заниматься не может. Вот ты А Четыре, заметь, не А1 и не А2… и А3 тебя никто не называет, правильно?

– Правильно, не хватало, – возмутился я.

– Вот и хорошо, и занимайся своими делами, а я буду квадраты рисовать. Всё на своих местах должно быть.

Семён предложил проехаться по центральной улице, рассмотреть наглядные примеры и «перекусить в милой кафешке заодно», как он выразился. Мы уже подъезжали куда нам надо, свернули и проехали, срезая дорогу, под знаком, запрещающим движение. Нас остановил гаишник, хотя такие скутера они вообще не трогают. Этот мент какой-то мудак оказался. Он был весь в пыли, курил дешёвые сигареты. На кителе, на уровне груди виднелись жирные пятна. Ботинки грязные. В общем мент – реальное чмо. Семён потом сказал: «Они все такие, даже если чистые. Нормальный человек на такую работу никогда не пойдёт». Мы спокойно могли бы проехать мимо, но Семён остановился, повинуясь отмашке жезла. Гаишник решил, что имеет дело с тинэйджерами, повёл себя неправильно. Конечно, мы молодо выглядим, но не до такой же степени… Развязно подошёл к нам, не представился, обратился на «ты». Семён не любил, когда у людей грязные ботинки.

– Ты што, знака не видишь? Куда едешь? – спросил мент у ехавшего впереди Семёна. Преисполненный властью, буквой закона и иллюзиями по поводу своей значимости, гаишник помахивал полосатой палкой.

– Как бы тебе объяснить, мусор? Я знаю, куда я еду. Ещё я знаю номер телефона твоего непосредственного начальника, полковника Тимофеева, это тот, к кому ты задом вперёд в кабинет заходишь. Помнишь такого? Ты щас неправ по всем понятиям. Пуговица расстёгнута, портупея у тебя висит, обратился не по форме, – мусор слушал и охуевал. – По этому грёбаному городу я езжу так, как я хочу. Ты понял? – наехал Семён.

– ………………? – промолчал гаишник, хватаясь за рацию.

– И вот я еду себе, еду, – продолжил Семён. – А тут ты – говно на дороге. И я вынужден сейчас тратить на тебя своё время – говорить с тобой. Знаешь, чем мы отличаемся друг от друга? Знаешь, в чём разница между нами?

– ……? – промолчал гаишник, размышляя, говорить что-то в шипящую рацию или нет.

– Разница между нами в том, что ты стоишь здесь, на дороге, дышишь этим воздухом выхлопным, и думаешь о том, как бы кто нарушил правила, ты его остановишь, и он тебе денег даст. Ты их положишь в карман и будешь ждать следующего нарушителя. Так твоя жизнь и проходит. А я еду по своему городу и думаю, какое вокруг дерьмо, и как можно этот Мир спасти от этого всего… Вот такая между нами разница. И вот я об этом думаю, а ты меня останавливаешь. Понимаешь? То, что я тебе сейчас говорю, тебе никто другой никогда не скажет. Ты над этим подумай… Как ты живёшь и о чём думаешь. Я сейчас уеду, а ты будешь стоять и думать над тем, что я тебе сказал. А если ты сейчас хоть одно слово мне против скажешь, то завтра тебя здесь стоять уже не будет. Я даже хочу, чтобы ты щас что-то против мне сказал, ты мне вообще чего-то не нравишься.