Катя смутилась. Она была уверена, что сестра все еще гуляет с подружками. А та, вон, стояла перед домом – и наверняка хохотала, давя смех ладонью.

– Да ну тебя…

Посмеиваясь, Валя забрала у младшей сестры пакет с хлебом и двинулась вперед. Все, как всегда. Катя поплелась за ней, помахивая потрепанным полиэтиленовым пакетом с выцветшим изображением Леонардо Ди Каприо из того самого «Титаника». В форме в школу разрешили не ходить уже лет пять назад, и только старательно уложенная прическа выдавала Катю.

– А ты? – нашлась Катя, вспомнив, куда сегодня должна была пойти сестра, и обрадовавшись, что можно перевести тему. – Была на фабрике? Взяли документы?

Валя только отмахнулась.

– Лучше не спрашивай…

– В смысле?

– Я тетю Машу там встретила, – поведала Валя. – Помнишь ее? С мамой вместе в райпо раньше работала?

В памяти Кати всплыл смутный образ из глубин детства.

– Полная такая, с «химией» на голове?

– Она, оказывается, сейчас там работает, – кивнула Валя. – И лучше бы, говорит, не работала. Швеям уже два месяца зарплату не дают, представляешь?

– Да ты что? И там тоже?

– Я вообще в шоке, – по лицу Вали пробежала тень, демонстрируя, что сестра действительно переживала. – Два года в каблухе оттарабанила, и ради чего все?

Катя вздохнула. Скоро она закончит все экзамены. Потом выпускной, аттестат… И те же самые проблемы. Куда пойти работать, чтобы помочь родителям сводить концы с концами.

– Ну, это же временно все, – попыталась она утешить сестру. – Перестройка и все такое. Скоро это закончится. По телеку вон вчера говорили, что…

Катя осеклась, заметив тень. Человек был сразу за насыпью железнодорожного полотна, к которому приближались сестры. Тянущаяся вдоль жидкой лесопосадки железная дорога отделяла Яму жирным пунктиром от остальной части северо-западного промышленного массива их города. Перешел через рельсы – и ты в Яме.

Это был Кирилл. Катя всегда пугалась, видя его. Особенно его взгляд. Кирилл смотрел волком, исподлобья. Он был невысоким, щуплым, и на вид ему можно было дать лет 10—12, не больше, хотя от девчонок Катя слышала, что ему уже все 14. Кирилл испуганно и диковато, как волчонок, таращился на девушек, прижимая к груди недопитую бутылку лимонада. В этой желтой жиже плавали кусочки начинки от какого-то пирожка. Сколько Катя его помнила, Кирилл всегда ходил по улицам Ямы с чем-то, что можно попить или пожевать. Словно внутри него жил кто-то, требовавший постоянной кормёжки.

– Привет, – машинально пробормотала Катя.

Валя хмуро покосилась на сестру.

– Пошли отсюда!

Она торопливо дернула Катю за руку, увлекая дальше. Они перешли через рельсы. Та же дорожка и та же жидкая лесопосадка, тянущаяся по обе стороны от тропинки. Но теперь они перешли границу и были дома. Катя невольно обернулась. Кирилл таращился им вслед.

– Ты чего? – буркнула Катя.

Валя неопределенно махнула головой.

– «Привет», – сестра не могла удержаться, чтобы снова не передразнить Катю, но на этот раз вполголоса, почти шепотом. – Нафига ты с ним вообще говоришь? Не связывайся ты с ним. Он же того!

Валя многозначительно покрутила пальцем у виска.

– Ты в это веришь, что ли? А по мне, так обычный. Ну, странный слегка, конечно, но с ним же никто не общается просто, и…

Валя лишь отмахнулась, затыкая младшей сестре рот.

Дома их уже ждала мать, которая тут же погнала девушек к столу – суп, да еще и на мясном бульоне, остывал. За обедом только и разговоров было, что об экзаменах Кати и попытках Вали трудоустроиться.

А после Валя вдруг предложила сестре погулять. Они брели по узким петляющим улочкам родного поселка, которые, как змеи, опоясывали уходящий в никуда огромный овраг. Это и была яма, давшее название месту, где они родились и выросли. Беспорядочные улочки с натыканными там и тут домишками, все как на подбор ветхими и трухлявыми, привели их к окраине поселка. За окраинными домиками уже тянулась непроходимая чаща леса. Здесь, словно импровизированный шлагбаум, отделявший жилой сектор от царства флоры, валялось когда-то и кем-то поваленное дерево. Местная молодежь отдыхала здесь по вечерам, облепив эту огромную иссохшую «скамью». Валя первая присела на бревно.

– Этот дурачок, Кирилл, – вдруг сказала она. – Он раньше жил здесь.

Валя кивнула на барак, поросший со всех сторон кустарником, как леший. Ветхое деревянное строение с заколоченными черными окнами, в котором, как была уверена Катя, никто не обитал целую вечность, пряталось посреди зарослей наступавшего леса.

– Где? – удивилась она. – Здесь?

– Вот в этом самом бараке.

Валя сорвала травинку и засунула ее в рот. Катя присела рядом, чувствуя кожей ног колючую кору иссохшего дерева.

– Да ладно. Я вообще никогда не слышала, чтобы там кто-то жил.

– Странно! – иронично хмыкнула Валя. – Аж сама Катька ничего не слышала! Такое бывает разве?

– Хорош издеваться.

– Ты в этой части поселка вообще часто бываешь?

Катя смутилась.

– И что мне тут делать? Наш дом в другой стороне совсем.

Они были слишком разные. Валя умудрялась быть душой любой компании. Вся молодежь Ямы была у нее в друзьях или, по крайней мере, хороших приятелях. Они бродили толпами дотемна, вместе ходили в город, в ближайший дом культуры, где по пятницам и субботам проходила дискотека. Катя по-хорошему завидовала сестре. Она так не могла. Кате все время казалось, что ее не любят, что на нее косо смотрят, что ее испытывают. Поэтому Катя предпочитала оставаться дома. Читать книжку или смотреть с родителями телевизор – спасибо отцу, собравшему мощную антенну, которая здесь, в Яме, умудрилась ловить сигнал сразу обоих центральных каналов страны.

– Говорят, этот барак во время войны построили, – сообщила Валя, жуя травинку. – Типа временного жилья для нескольких семей, которых сюда перевезли. Не знаю, кто там жил с самого начала, конечно. Знаю, что в конце концов там Кирилл и его мать поселились.

Катя недоверчиво покосилась на сестру, заподозрив, что та опять ее разыгрывает.

– Врешь опять.

– Почему это?

– У него же нет родителей. Кирилл с бабкой живет. Ну, с той, которая молиться любит.

– Еще бы она молиться не любила, – смакуя момент, усмехнулась Валя. – После того, как ее дочка повесилась.

Катя ахнула.

– Кто? Мать Кирилла?

– Ты еще маленькая тогда была, потому и не помнишь, – кивнула Валя. Она была старше на два года и всячески это подчеркивала. – У нас тогда весь Замаячный только об этом и галдел.

Катя тут же забыла об экзаменах и всем остальном.

– А как? Почему? Что случилось?

– Интересно? – хмыкнула Валя, но тут же посерьезнела. – Никто не знает. Только знаешь, что говорят? Говорят, Кирилл все видел. Ну, мамку мертвую свою. А он ведь тогда вообще сопляк был. Года два-три, может, четыре, или типа того. Маленький, в общем. Вот, говорят, с тех пор он и того – тю-тю, тронулся.

Катя поежилась, едва попытавшись представить, каково это.

– Бедный пацан… После такого любой тронется.

– Вот его бабка к себе и взяла, не в детдом же отдавать, внук типа все-таки, – согласилась Валя. – А сама тоже после этого в бога ударилась. Ходит и молится вечно теперь.

Катя смутно помнила, что ее звали Людмила Николаевна. Но все называли ее просто «Фокина». Дети разбегались при виде полоумной женщины в платке, которая брела по пыльным колдобинам Ямы и вечно бубнила себе под нос что-то про богородицу, а также сына, отца и святого духа и прочее.

– Жалко его, – сказала Катя. – Не, я серьезно, Валь. Пацан такое пережил, а с ним никто не общается даже. Как с дурачком. А он никакой не дурачок, раз такое было. Это же неправильно, наверное…

Валя покосилась на сестру, но промолчала.

– А барак этот? – робко спросила Катя. – С тех пор, как она повесилась, здесь что, так и не жил никто больше?

– Сеструх, ну ты даешь. А вот ты сама захотела бы жить там, где тетка на глазах у своего сына повесилась? Да там ни один нормальный человек глаза ночью не сомкнет, блин.