Post-mortem
– Здравствуйте, я Агата.
– Проходи, Агата, я ждал тебя.
– Вы ждали меня? Неужели? Но зачем?
– Нет, погоди задавать вопросы. Как хорошо воспитанной барышне тебе полагается сесть в это кресло, напротив меня, и слушать всё, что я скажу.
– Обязательно? Не могу ли я пойти домой. Я устала.
– Возможно, позже. Сейчас ты должна делать так, как я прошу.
– Это кресло такое чёрное… Его кожа такая холодная…
– Усаживайся удобнее, откинься к самой спинке.
– Не говорите слишком размеренно. Не слишком тихо. И слишком громко не говорите тоже.
– Но почему ты сама шепчешь?
– Я шепчу?
– Именно так.
– Нет, я не люблю шёпота. Не надо, не искушайте мои страхи, не вызывайте мой ужас…
– Нам придётся поговорить, Агата…
– Нет-нет. Я не хочу говорить…
– Однако нам придётся.
– Почему?
– Твои родители нашли тебя обмершую от страха. Ты помнишь где?
– …
– Одна твоя прядь – совершенно чёрных, как крыло чёрного лебедя, волос – побелела. Ты знаешь, почему это случилось?
– …
– Агата, не молчи. Нужно рассказать. Это важно. От этого зависит твоя жизнь.
– Моя жизнь определена.
– Ты помнишь, где и когда тебя нашли родители? Что предшествовало тому?
Агата молчит, смотрит не мигая.
– Хорошо. Я понимаю тебя. Воспоминания твои тяжелы и болезненны. Давай оставим их пока. Посмотри за окно, Агата. Что ты там видишь?
– Солнце.
– Ещё?
– Небо в прорехах ветвей… Птица шмыгнула с ветки… Сорвался жухлый лист…
– Что-нибудь ещё?
– Ведут кого-то… Держат под руки… Он, наверное, мёртв. Но они тащат его. Они называют это «для памяти»… Разве это не уродливо? Даже натюрморт выглядит жутко.
– Нет, Агата, это просто инвалид, но он ещё жив. И может быть, он будет жить ещё очень долго.
– Кто придумал фотографироваться?
– Не имеет значения.
– Он был дьяволом.
– Просто очень изобретательным человеком. И хотел запечатлеть прекрасный миг красоты и юности, быть может.
– Это от дьявола. Всё сохраняет память.
– Так уж и всё? Ну что ж. Не могла бы ты вспомнить свой самый прекрасный день?
– Целый день?
– Да. Или момент. Самый прекрасный. Когда ты была очень счастлива. Когда тебе было отрадно на душе и вокруг плясали солнечные зайчики.
– По ту сторону не бывает солнца.
– Мы не будем говорить о той стороне. Расскажи о своём прекрасном дне.
– Мой последний день рождения…
– Вчера?
– Нет.
– Но ведь последний твой день рождения был вчера.
– Нет.
– Когда?
– Давно, очень давно. Тогда я ещё не была с седой прядью. И мои глаза были синие.
– А сейчас? Какого цвета твои глаза?
– Не знаю, я не видела их с тех пор.
– Ты не смотришь в зеркало?
– Нет. Нельзя. Они придут. Они приходят. Это их двери. Зеркала… глаза… Они нападают… Не отпускают… Хотят остаться здесь… Они цепляются за руки, за волосы… Мои волосы красивы?
– Безусловно. Я никогда не видел таких прекрасных волос, даже белая прядь их не портит.
– Им они тоже, наверное, нравятся…
– Мы договорились: сейчас ты будешь вспоминать свой самый счастливый день. Самый прекрасный. Солнце, лёгкий ветерок, и твои чудесные волосы развеваются, и твои синие глаза смотрят на этот мир с любовью… Тебе же нравится этот мир?
Молчит.
– Агата?..
Не отвечает, взгляд её застыл.
– Агата?
– Зачем вы зовёте меня, когда я здесь? Не зовите меня, я никуда не ушла. Они ещё не пришли за мной.
– Кто должен прийти?
– Марк, Минна. Я жду их. Но может явиться другой. Мерзкий. Он звал меня: Агата, Агата…
– Во сне?
– Во сне. Нет, я не помню. У него светлые глаза. Светлые, словно вода в фарфоровом кувшине. И чёрные усы. Чёрный костюм. Шляпа. Что-то в нём… нечеловеческое… Когда он сгибает свою спину, я каждый раз вздрагиваю.
– Агата, ты должна вернуться в свой прекрасный день. Перед тем как он наступил, ты хорошо спала?
– Да. Тогда меня ещё ничего не мучило.
– Итак, ты хорошо выспалась, потянулась в своей постели, крепко зажмурившись, да? Твои прекрасные волосы разметались по подушке. На щеках заиграл лёгкий утренний румянец. Ты поднялась с кровати и подошла к окну, верно?.. Там чудесное утро встречало тебя весенним светом, весенним воздухом.
***
Я открыла окно. Ветер тут же дунул в занавески – они стали как паруса. Белоснежные тюлевые паруса несли меня в неведомую страну. «Агата!» – это мама назвала моё имя, войдя в комнату. Она целует меня в щёки, гладит по волосам и говорит: «Нужно одеться, твой отец ждёт нас к завтраку. Осталось ровно пятнадцать минут до того, как ты снова родишься».
Моё утреннее платье висело на спинке кресла. Нежного кремового цвета, без единой складочки, с белым кружевным воротничком и широким поясом – такого цвета, как бутоны шиповника под моими окнами. Такого же цвета туфли стояли внизу, у кресла. И шёлковые чулки – тонкие-тонкие. Белые шёлковые чулки… Я надевала их осторожно, чтобы не сделать зацепки. «Твои первые шёлковые чулки, ты наконец доросла до них», – сказала мама. Мои волосы сверху перевязали кремовой лентой, в тон платья.
Я вбежала в столовую к отцу. Он читал газету за столом, уже накрытым к завтраку, но, как только увидел меня, произнёс моё имя и сложил газету вчетверо. Он обнял меня и поцеловал. Я села на своё место. Мама налила чай. Мне добавили молока – как я люблю.
Потом родители стали говорить, какой взрослой я стала. Их лица светились изнутри. Так бывает, когда душа спокойна, когда мир кажется прекрасным. Мама улыбалась, и отец тоже.
К обеду мы ждали гостей – кузин моей матери с семьями. Марк и Минна тоже должны были прийти. Мы с самого детства играли вместе. Они часто оставались у нас по выходным, или меня отправляли к ним. Марк и Минна мои хорошие друзья. Мы никогда не ссорились. Они близнецы, но не очень похожи друг на друга. У Марка тёмно-русые волосы, у Минны – каштановые с рыжиной. Она очень красивая, Минна. Она старше меня на два года. И Марк, разумеется, тоже.
Марк посещает колледж, и поэтому мы сейчас видимся реже. Он пишет мне письма. Ему нравится атмосфера в колледже. Но приходится слишком много времени отдавать науке. Марк хочет провести каникулы в нашем имении – «с Минной или нет, без Минны даже лучше». Недавно от него пришло послание. Я читала его снова и снова, пока не запомнила наизусть.
Твоих очей – как полный небосвод,
Вобравший всю, что есть на свете, влагу,
Грозящийся пролить потоки вод, —
Я пленом окружён. Не делаю ни шагу,
Чтобы тебя не видеть тут и там —
Везде-везде, как будто бы ты призрак.
Мне говорят (но знаю это сам),
Что помешательства то верный признак.
Так будь везде – не тенью, но душой.
И я, мой ангел, буду век с тобой.
Мне кажется, это не хуже Петрарки или даже Шекспира. Я шептала этот сонет перед сном и потом слышала ночью с голоса Марка. С того самого дня я жду Марка больше обычного. Словно бы он произнёс надо мной заклятье.
Иногда родители позволяют мне отправиться к колледжу. Тогда наш кучер Януш отвозит меня. Я жду конца занятий, потом мы с Марком идём в кафе поблизости и пьём кофе. Кофе третьесортный, поэтому Марк просит добавить в кофе немного бренди. Бывает, я велю Янушу заняться приятными ему делами, а мы с Марком идём к реке, и там он читает мне стихи – свои и другие. Он говорит, ни с кем ему так не бывает хорошо, как со мной. Мы вместе с самого детства, но всё, что было раньше, не считается. Так говорит Марк.