Вечернее платье надела

И все позабыла совсем,

Отдаться танцу хотела,

Себя, предлагая всем.

А музыка требует строго

Держать себя в сильных руках.

И, кажется, вечность до гроба,

А радость в диких кустах.

И, кажется, надо немного

До счастья еще подождать.

И кончится горя дорога:

Не нужен к нему возврат.

А музыка круче и круче,

И кружится голова.

И белые, черные тучи

Уйдут от тебя навсегда.

И чистое синее небо,

И яркое солнце в глаза,

И страсти соленое кредо

Охватит навечно тебя.

Вечернее платье сидело

На острых плечах хорошо.

От счастья лицо посветлело:

Танцуется, вроде, легко.

Человек, не достоин ты смерти:

Ты за косы женщин таскал.

Человеку люди не верьте.

Человек, ты подлец и нахал.

Столько лет прогибался под властью,

Что-то мерзкое лихо «лизал».

С непривычной бушующей страстью

О себе всему миру кричал.

Что ж, ты сделал в годину презренья?

Когда жизнь – это только дерьмо.

А пустое твое вдохновенье —

Вновь надутое страхом лицо.

Что-то скажешь, а руки трясутся.

Как бы власть не сказала: в тюрьму.

Или темные силы возьмутся

И поймают тебя на лету.

Словно клоун, трибуну мусолишь,

И в Индийский плюешь океан,

Свою речь неприлично ты солишь,

Либерал и большой хулиган.

Человек, ты русских защитник,

Ты России священной позор.

Человек, ты опасный хищник.

Ты стихия взорвавшихся гор.

Шло тихо время пьяного «царя».

Назначен был приемник молодой.

Разрушена Россия и пуста казна

И надо думать головой

О русской доблести и славе

Напоминал ему народ,

Чтобы о нем что-то узнали

И не смотрели прямо в рот.

Чтобы работал на пределе,

Не знал покоя никогда,

Не думал он о переделе

Чужого русского добра.

И будут радостные лица,

И будет блеск в людских глазах.

А синяя его жар-птица

Пройдется тихо по полям.

И будет счастье у России,

И будет счастье у людей.

А мир чудесный и красивый

Не для зверей, не для зверей.

Лежит по-тихому «царь» пьяный,

Навечно в землю тихо лег.

Его приемник – он упрямый —

Создать пытается свой стог.

Мой отец – герой Варшавы,

А во Львове пострадал:

От бандеровской шалавы

Получил в живот «запал».

Вроде, доброе желанье

Повидаться с молодой

После долгого старанья

Сделать девушку женой.

А она, лихая стерва,

В лес зеленый позвала,

Разрядила Вальтер первой,

Пистолет отца взяла.

Не пришел отец в деревню,

Как положено бойцу.

Целый год в кровати скверной

Швы меняли животу.

Пролечился миг Победы,

Отлежал свои бока,

Много горького отведал,

А колола медсестра.

А вернулся в дом отцовский

Не один, как все, с женой.

Он трофей привез бойцовский

Через год – другой весной.

Открывается равнина.

Проявляется простор.

По дороге идет Нина:

Вновь заглох автомотор.

Вдоль дороги то березы,

То роскошные дубы,

То разбросанные розы

Или хмурые грибы.

Солнце жаркое канючит

У земли воды нектар.

Воздух терпкий и вонючий:

Старых листьев прелый дар.

Даль далекая не манит,

А от глаз все вдаль бежит,

Сердце дерзкое не ранит

Застудившийся родник.

Веселиться не хотелось

Ветру склочному с утра.

Что-то в жизни завертелось,

Закружилась голова.

Проходили злые мысли.

Доброта вошла в покой.

На дорогу тоже вышли

Чудаки – играть в разбой.

А в апреле, вроде, жарко.

Только солнце снова лжет.

Мороз грянет и фиалка

Лепестки свои сожжет.

Обманулась жертва пая:

Раньше срока родилась.

Не дождавшись конца мая,

В рай невинной собралась.

Очень жаль, что так случилось,

Что на злобу нарвалась.

Небо грозное спустилось:

Зима злобе продалась.

Плачут тихие березы,

Плачет хор осин в лесу.

Воскресить не смогут слезы

Ярко цветной красоту.

Мимо грустного рыданья,

Мимо смерти на ветру

Без бессмертного желанья

Пройти, видно, не смогу.

Встану скромно у фиалке.

Слезы струйкой по лицу.

Нет пока подружек стайки.

Их рожденья подожду.