Всякие разные 9ормотания три/
i/ 9ормотание первое, вступительное
Но после дней 9езмятежных и розовых приходили дни салатового цвета, когда нас выводили гулять во двор. Всех разом: мужчин, прятавших глаза свои в хитрых ресницах; со9ак с улы9ками по-девичьи открытыми; и даже Женщин с руками, исцарапанными от одиночества. Во дворе находились θонтан и песочница. 9ольше во дворе ничего не 9ыло. Ни воды, что9ы все не могли утопиться, ни песка, что9ы все не могли закопаться – и то и другое привело 9ы к в равной степени плачевным последствиям.
Однажды, когда мои волосы достигли должной длины, я привязал их к ножке стула и через окно с9ежал в зоопарк есть мороженое…
ii/ второе 9ормотание
Я долго 9ежал по дороге 9ежал,
Но ноги 9ежать перестали совсем,
И тело в траву опадало, и я
В канаву катился следом за ним.
В этом суровый жизни зарок:
От9егал – пади и гляди в потолок
iii/ третье 9ормотание
Петриваныч Кора9ейников носил ладони широкие и мягкие, и в минуты чрезвычайного душевного волнения имел о9ыкновение о9ильно потеть ими. При встрече он сжимал приветливо чужую руку и тряс ее резво в разные стороны; впитывая пот ладоней его, со9еседник при этом сильно конθузился и трусливо отводил глаза. Так могли простоять они долго: молча, руками своими потрясая, пока 9лиже к вечеру не выходили супруги и не за9ирали их по домам.
iv/ 9ормотание четвертое, страшное
<Оно же Про человека, которого подменили>
9а9ка украла у деда 9ороду и, прилепив ее се9е на морду, затеяла 9егать по комнатам и визжать. Зрелище 9ыло жуткое и нелепое, но поглазеть на него со9ралось столько народу, что петрпалычу ненароком сделалось совестно, и он отправился спать.
Той же ночью привиделась ему давешняя старуха: 9удто 9ы взо9равшись с ногами на кровать, вцепилась она пальцами своими ломкими ему в нижнюю челюсть и, жуткими зу9ьями сама се9е помогая, теперь пре9ольно оттягивала ее вниз.
«Что за жуткое вымя» – грозно подумал петриванович и, разгладив усы, от9росил назойливую 9а9ку в угол, где она поспешно сжалась, перекинулась тараканом и, издавая разноо9разные неприличные 9ормотания в сторону, уползла в щель промеж досок. Но на этом злоключения и не думали завершаться: стало казаться петрникиθоровичу, что на под9ородке его поселился зуд и скрежет, отчего зачесался он, часто и жестоко скре9я ногтями холеную свою и по младенчески нежную кожу. И зачесал 9ы так се9я, наверное, до самой смерти, если 9ы не стали пальцы его легче куриного пуха и не взлетели 9ы под потолочные 9алки, к люстре и чучелу 9елки, подаренному на его именины милой девочкой настенькой.
Проснувшись поутру и со сна пре9ывая в пресквернейшем настроении духа, петрниколаевич выпил чашечку коθе и решил пойти прокатиться на трамваях по чистопрудным 9ульварам. Выйдя из комнаты, прошел он длинным вонючим коридором, спустился по лестнице и ошарашенный застыл перед гигантским, в человеческий рост, зеркалом в вести9юле – оттуда смотрело на него отражение косматого человека, по самые 9рови заросшего клочками 9ороды различных длинны и оттенков. Петрсаныч закричал… нет, не закричал даже, а тоненько и мерзко, почти что по-9а9ьи, завизжал, заморгал часто-часто и выскочил на оживленную улицу. Расталкивая прохожих и ног под со9ой не чуя несся он вдоль за9оров и зданий, гигантскими шагами скакал меж машин и милиционеров с ду9инками, до тех пор, пока вдруг не о9наружил се9я в движущемся трамвае.
В трамвае 9ыло тихо и пустынно. Лишь на первом самом сидении сидела молчаливо и ро9ко вчерашняя 9ородатая 9а9ка в чепце и с авоськой. Петрпалыч оправил одежду, пригладил растрепавшиеся 9рови и, дыша с присвистом и прихрамывая неверной своею походкой, прокрался в конец вагона, от 9а9ки подальше, к окошку по9лиже, где и ввегррм9хз…
v/ 9ормотание пятое, религиозное
О, архимед не9есных линий,
И космосов сво9одных самолет,
Открой мне суть земных явлений,
ΘилосоθИй пыльный комод.
И 9удет в том те9е моя порука:
Я вырасту за выси звука,
Я руки вытяну за горизонты,
Когда мне пусто станет здесь,
Я сделаюсь простоволос и строен,
Когда мне пусто станет тут.
Я в не9о вырасту главою
И самолетом 9уду сам
vi/шестое 9ормотание
<Девочка и птицы>
(Задумка танца для хора с пилой и оркестром)
Зоренька испугалась, съежилась и отступила в сад.
Если Они теперь пойдут за мной – подумала Зоренька – я спрячусь за крыжовником и сделаюсь дерево.
Но Они поселились во внутренних комнатах и уже оттуда в своем молчании поглядывали на нее.
Ах, – подумала Зоренька снова – какие Они, должно 9ыть, многомудрые и стоглавые, и пальцы Их, наверное, корявые и волосатые… не то, что мои изящные конечности.
И махнув изящными конечностями в Их сторону, Зоренька тихонько прошептала: «Кыш»
Тогда Они встрепенулись и, перепуганные, заметались по помещениям, на пути своем задевая выступающие углы, суставы и сочленения дремлющих о9итателей дома. Шелестели разноо9разные крылья, и, на шелест тот отвечая, где-то громко хлопала θорточка, всем стеклом опадая в застывший асθальт..
Зоренька сидела на диване и грызла черствые сухарики с сахаром.
Над ее лысой макушкой тишайше ворковали голу9и.
vii/седьмое 9ормотание, седьмое
Незнакомая девочка гаденько захихикала и ткнула Иннокентия перепачканным шоколадом пальчиком в рыхлое и волосатое пузико.
Иннокентию стало одиноко и холодно, чувство протеста зародилось и заворочалось новорожденное где-то под лопаткой – но он сдержался и продолжил лежать, надменен и неподвижен, ногами в разные стороны.
Незнакомое девочка почмокала гу9ками, потерла чумазое личико, и дернула Иннокентия за ухо.
Иннокентию показалось, что пройдет еще совсем немного времени и незнакомая девочка упорхнет в окно, помаргивая множеством своих затейливых глазок. Здесь стоит сказать о том, что все незнакомые девочки в той или иной степени казались Иннокентию занятными насекомыми: не то мухами, не то долгоносиками, науке еще неизвестными. С детства не лю9ил он незнакомых девочек, потому как имели они о9ыкновение хихикать и пахнуть невпопад.
Незнакомая маленькая девочка, расправила свою коротенькую ю9очку и посмотрела на свежевыкрашенную стену. Ее гаденькое личико вдруг сморщилось и захлюпало курносым носиком; и даже вся она стала как 9удто 9ы спросонья.
Иннокентий дернул 9ольшим пальцем правой ноги и подумал вдруг о том, что теперь скажут о нем люди.
Незнакомая девочка застегнула сандалию и вприпрыжку поскакала к магазину, повизгивая задорно и звонко:
– Мама! Мама! Там дяденьку трамвай переехал!
Иннокентий крепко зажмурился и прислушался к спешному топоту ног, о9утых в разноо9разную о9увь.
vii/9ормотание осьмое, с превращениями
Ануθрий Изяславович личность, вне всяких сомнений, уникальная. Да, чего уж там греха таить – всем личностям он личность.
Взять уникальность его: ведь и та начала проявляться в возрасте весьма нежном. Не то лет в пять, не то – в пятнадцать.
