— Он напал на меня, Энинву. Люди, которых нужно спасать, так не поступают.

— Но…

— Он был сумасшедший. Он напал бы на любого, кто приблизился бы к нему. Он уничтожил бы всю свою семью, не окажись я вовремя рядом. — Доро откинулся назад и вытер губы. Энинву вспомнила, что он сделал с собственной семьей множество лет назад. Он сам рассказывал ей эту ужасную историю. — И к тому же, я не лекарь, — более мягко сказал он. — Я могу спасти жизнь только одним, известным мне способом.

— Я думаю, ты не слишком будешь переживать, если вообще не станешь спасать ее, — с горечью произнесла Энинву.

Он взглянул на нее.

— Твой сын умер, — сказал он. — Мне очень жаль. Из него вышел бы очень хороший человек. Я бы никогда не привел сюда Джозефа, если бы знал, что они могут быть опасны друг для друга.

Казалось, что он говорил предельно искренне. Энинву не могла припомнить, чтобы в последнее время от него можно было услышать хоть что-то похожее на извинения. Она в недоумении посмотрела на него.

— Джо ничего не говорил о том, что его брат сошел с ума, — сказала Маргарет.

— Джозеф не жил вместе со своей семьей, — сказал Доро. — Он просто не мог жить вместе с ними, поэтому я нашел ему приемных родителей.

— Ох! — воскликнула Маргарет и отвернулась, чтобы понять и осмыслить сказанное. На плантации не больше половины детей жили вместе со своими родителями.

— Маргарет?

Она взглянула на него, затем снова быстро опустила глаза. Он был очень мягок с ней, но она все еще его боялась.

— Ты беременна? — спросил он.

— Нет, я только мечтала об этом, — прошептала она, готовая расплакаться.

— Ну хорошо, — произнес Доро. — Хорошо, на этом и закончим.

Она очень быстро встала и вышла из комнаты. Когда они остались вдвоем, Энинву сказала:

— Доро, Джозеф был чересчур взрослым, чтобы можно было ожидать кризис! Все, чему ты меня учил, говорит о том, что он был слишком взрослым для этого.

— Ему было двадцать четыре года. Я ни разу не видел раньше, чтобы переходный кризис начинался в таком возрасте, но…

Он замолчал, видимо, не решаясь продолжить, и изменил направление разговора. — Ты никогда не спрашивала меня о его предках, Энинву.

— Я никогда не хотела этого знать.

— Но ты должна знать. Разумеется, он был одним из твоих потомков.

Она лишь пожала плечами.

— Ты же сказал, что приведешь моих внуков.

— Он был внук твоих внуков. Оба его родителя имеют непосредственную связь с тобой.

— И зачем ты говоришь мне это сейчас? Я не хочу больше ничего знать об этом. Он мертв!

— Но он является к тому же еще и потомком Исаака, — продолжал Доро с безжалостной настойчивостью. — Люди с наследственностью Исаака порой довольно поздно совершают переход в развитии. Однако Джозеф задержался слишком надолго. Двое детей, которых я привел с собой, это сыновья от тела его брата.

— Нет! — Энинву пристально взглянула на него. — Забери их обратно! Я больше не хочу иметь рядом с собой ничего подобного!

— Ты должна взять их. Учи и наставляй их, как собственных детей. Я ведь предупреждал тебя, что воспитание твоих потомков дастся тебе нелегко. Но так или иначе, ты выбрала для себя роль воспитателя.

Она промолчала. Он принял это за добровольный выбор, словно бы он и не пытался ее принуждать.

— Если бы я отыскал тебя раньше, я бы привел их к тебе, когда они были еще моложе, — сказал он. — Но поскольку этого не произошло, теперь тебе придется «лепить» из них то, что сможешь. Научи их ответственности, гордости, чести. Научи их всему, чему ты учила Стивена. Но только не делай глупостей и не вдалбливай им в голову, что они будут преступниками. Так или иначе, в один прекрасный день они станут сильными людьми, их способности могут превзойти все твои ожидания.

Она по-прежнему молчала. А что она могла сказать, или сделать? Он требовал подчинения, иначе он мог сделать ее жизнь и жизнь ее детей совершенно бессмысленной, если вообще не убьет их сразу.

— У тебя будет пять-десять лет до их переходного возраста, — сказал он. — У них обязательно должен быть переходный кризис, я могу полностью ручаться за это. Их предки очень хорошо подходили для передачи наследственности.

— Они будут моими, или ты будешь вмешиваться в их жизнь?

— До переходного возраста они твои.

— А затем?

— Разумеется, я буду их скрещивать.

— Разумеется. Позволь им жениться и остаться здесь. Если они приспособятся к здешней обстановке, они захотят остаться. Как они смогут стать ответственными людьми, если все их будущее окажется подчинено одной лишь заботе о разведении породы?

Доро громко рассмеялся, широко раскрывая рот, показывая пустые места от утраченных зубов. — Да слышишь ли ты себя, женщина? Сначала ты хотела получить всего лишь некоторую часть от них, не больше, а теперь уже не хочешь вообще их отпускать, даже когда они вырастут.

Она молчала, дожидаясь, пока он кончит смеяться, а затем спросила:

— Неужели ты думаешь, что я могу прогнать хоть одного ребенка, Доро? Если есть хоть один шанс для них, что они будут гораздо лучше, чем Джозеф, то почему я не могу дать им этот шанс? Если они вырастут и станут настоящими мужчинами, а не кобелями, способными только перескакивать с одной сучки на другую, почему мне не попытаться им помочь?

Лицо его вновь стало серьезным.

— Я знал, что ты будешь им помогать, и не из одной лишь жалости. Неужели ты думаешь, что я так и не изучил тебя до сих пор? Энинву!

О да, он знал ее, и знал, как может ее использовать.

— А что ты будешь делать потом? Позволишь им жениться и оставишь здесь, если они приживутся?

— Да.

Она смотрела вниз, изучая рисунок ковра, который так привлекал внимание Маргарет.

— А ты заберешь их назад, если они не привыкнут, если они не смогут привыкнуть, как Джозеф?

— Да, — повторил он. — Их семя очень ценное, чтобы пропадать попусту.

Он не думал больше ни о чем. Ни о чем!

— Можно мне остаться у тебя на некоторое время, Энинву?

Она удивленно взглянула на него, а он отвернулся в сторону с невозмутимым выражением лица, ожидая ответа. Интересно, это был действительно вопрос?

— И ты уйдешь, если я попрошу тебя об этом?

— Да.

Да. Сейчас он так часто произносит это слово, и ведет себя так мягко и покладисто, будто вновь собирается искать ее расположения.

— Уходи, — сказала она мягко и спокойно, насколько могла. — Твое присутствие разрушает всю сложившуюся здесь жизнь, Доро. Ты пугаешь моих людей. — А теперь послушаем его. Пусть сдержит свое слово.

Он пожал плечами и кивнул.

— Завтра утром, — сказал он.

И на следующее утро он ушел.

Примерно через час после его ухода Элен и Луиза, держась за руки, пришли к Энинву, чтобы сообщить ей, что Маргарет повесилась в бане.

Долгое время после смерти Маргарет Энинву чувствовала слабость, с которой никак не могла справиться. Это было горе. Потерять двух детей, и почти одновременно. Так или иначе, но она не привыкла терять детей, особенно молодых, которые, казалось, успели провести рядом с ней всего несколько мгновений. Скольких же она похоронила?

Во время похорон два маленьких мальчика, пришедших вместе с Доро, увидев ее плачущей, подошли к ней, взяли ее за руки и стояли рядом с серьезным выражением на лицах. Казалось, они воспринимают ее как мать, а Луизу как бабушку. Они на удивление быстро ко всему привыкли, но Энинву часто размышляла о том, как долго это будет продолжаться.

— Отправляйся к морю, — сказала ей Луиза, когда она почти перестала есть и стала чересчур апатичной. — Море вернет тебя к жизни. Я уже видела это. Иди и побудь некоторое время рыбой.

— Со мной все в порядке, — как заведенный автомат отвечала Энинву.

Луиза явно не доверяла ее словам.

— С тобой как раз не все в порядке! Ты поступаешь как ребенок, которым, по-видимому, хочешь казаться! Уйди отсюда на время. Отдохни, и дай всем нам отдохнуть от тебя.