— Ты уже убил кого-нибудь по дороге сюда? — едва слышно проговорила она.

— Нет. Я старался не убивать никого, опасаясь за тебя. Я подумал, что здесь у тебя могут быть родственники.

— Целые поколения родственников. Сыновья, сыновья сыновей и даже их сыновья.

— Мне не хотелось убивать одного из твоих сыновей.

— Почему? — Она успокоилась, и ее не оставляло любопытство. — Что они могут значить для тебя?

— Как бы ты приняла меня, если бы я пришел к тебе в облике одного из сыновей?

Она даже отшатнулась назад, не в состоянии вообразить нечто подобное.

— Вот видишь! Нельзя просто так разбрасываться своими детьми. Они могут оказаться очень полезными… — Он добавил слово на чужом языке — носителями качеств — она отчетливо расслышала его, но оно было для нее всего лишь пустым звуком.

— Что означает это слово? — спросила она.

— Люди представляют собой слишком большую ценность, чтобы убивать их просто так, — сказал он. — Ты должна показать мне, какова ты на самом деле, — добавил он, заметно смягчившись.

— Каким образом мои дети могут представлять для тебя какую-либо ценность?

Он молча окинул ее долгим пронзительным взглядом, а затем заговорил, все с той же мягкостью в голосе.

— Ведь я мог отправиться прямо к ним, Энинву. Они могли оказаться более сговорчивыми, чем их мать.

Она не смогла отказаться, столкнувшись с угрозой, высказанной в столь мягкой форме — или, наоборот, в достаточно эффективной. Ее сыновья…

— Идем, — едва слышно прошептала она. — Здесь слишком открытое место, чтобы я могла показаться тебе.

Скрывая волнение, Доро последовал за маленькой иссохшей женщиной в ее столь же маленькое жилище. Красноватая глинобитная стена высотой около шести футов, окружавшая его, была достаточным укрытием для Энинву.

— От моих сыновей ты добился бы мало толку, — сказала она, шагая по тропинке. — Они хорошие люди, но знают очень мало.

— Разве они не такие, как ты? Хоть один из них?

— Нет, никто.

— А твои дочери?

— И они тоже. Я очень внимательно следила за ними все время, пока они не переезжали в другое селение к своим мужьям. Они такие же, какой была моя мать. Влияние, которое они оказывают на собственных мужей, да и на других женщин, достаточно велико, но ничем другим они не выделяются. Они проживают отведенную им жизнь и умирают.

— Так значит, они умирают?..

Она открыла деревянную дверь в стене, провела его внутрь, а затем заперла дверь на засов.

— Они умирают, — продолжила она с печалью в голосе, — так же, как их отцы.

— Возможно, если бы твои сыновья и дочери женились друг на друге…

— Это отвратительно! — возразила она. В ее голосе послышалась тревога. — Мы не животные, Доро!

Он пожал плечами. Большую часть своей жизни он только и делал, что не обращал внимания на такие протесты, заставляя несогласных изменять взгляд на подобные вещи. Человеческая мораль редко одерживала верх в столкновении с ним. Однако сейчас он проявил мягкость и сдержанность. Эта женщина была очень ценной. Если ее возраст составлял хотя бы половину того, о чем он думал, она была самым старым человеком из всех, кого ему доводилось встречать, — и она до сих пор была такой проворной. Она вела свой род от людей, имевших способности к долгожительству, сопротивлению болезням. Кроме того, у них наверняка должны быть и зачатки других необычных способностей, и это делает их весьма ценными для него. Эти люди, как и многие другие, пали жертвами работорговцев или межродовых распрей. Выжили немногие. Поэтому вот с ней, единственным выжившим гибридом, не должно ничего случиться, и в первую очередь она должна быть защищена от самого Доро. Он не должен убивать ее ни в гневе, ни при нелепой случайности, которые так легко происходят в этой стране. Он должен увести ее с собой, в одно из своих самых надежных поселений, где держит людей для разведения породы. Вполне возможно, благодаря своей необычности она все еще в состоянии произвести на свет потомство, и если он сможет подобрать ей породистых самцов, на этот раз дети будут достойны ее. Если нет, с ними будет то же, что и с ее уже существующими детьми.

— Ты будешь наблюдать, Доро? — спросила она. — Это то самое, что ты хотел видеть.

Он сосредоточил на ней все свое внимание. Она начала потирать руки. Эти руки были похожи на птичьи лапы: высохшие, костистые, с удлиненными пальцами. Пока он смотрел, руки начали полнеть, становились нежными и мягкими, похожими на руки молодой девушки. Плечи начали распрямляться, впалая грудь стала округлой и высокой, а бедра округло расширились, растягивая покрывавшую их материю, так что ему захотелось немедленно раздеть ее. Наконец она прикоснулась к своему лицу, разглаживая морщины. Тут же исчез старый шрам под левым глазом, а кожа лица стала гладкой и упругой. Женщина превратилась в настоящую красавицу.

И вот она стояла перед ним, во всей своей двадцатилетней красе. Легонько кашлянув, она сказала мягким молодым голосом:

— Ну как, этого достаточно?

Некоторое время он мог только молча смотреть на нее.

— Это действительно ты, Энинву?

— Как есть. Сейчас я такая, какой могла бы быть всегда, если бы не старела и не скрывала свою внешность от других. Этот облик возвращается ко мне легко. Другие достаются гораздо труднее.

— Другие?

— Ты что же, думаешь, что это единственно возможный? — С этими словами она начала придавать своему телу иную форму. — Частенько я принимаю облик диких зверей, чтобы пугать людей, когда те намерены убить меня, — пояснила она. — Тогда я становлюсь леопардом и отгоняю их своим шипеньем. Они верят в подобные вещи, но очень не любят быть свидетелями подобных превращений. Еще я становлюсь священным питоном, и уж тогда-то ни один из них не осмеливается напасть на меня. Облик питона всегда приносил мне удачу. Однажды нам был необходим дождь, чтобы спасти урожай батата, и вот все то время, пока я была питоном, дождь непрерывно шел. Все наши люди решили, что мое волшебство было для них вполне полезным, и надолго оставили мысли о том, чтобы убить меня.

Она говорила это, продолжая изменять форму тела, принимая облик невысокого, хорошо сложенного мускулистого мужчины.

Теперь Доро без колебаний решил снять с нее одежду. Он попытался сделать это медленно, чтобы она могла понять его намерения. Но сразу же почувствовал ее силу — она поймала его руку и, без всяких лишних усилий, едва не сломала ее. Затем, когда он сдержал свое удивление и справился с реакцией на боль, она сама развязала и сняла свою одежду. Еще несколько секунд его внимание было занято болью, а не формами ее тела, и все же несмотря на это он сразу увидел, что она действительно была настоящим мужчиной.

— И ты можешь стать отцом ребенка?

— Временами, но только не сейчас.

— И они у тебя есть?

— Да, но только одни девочки.

Он рассмеялся, покачивая головой. Женщина превзошла все его ожидания.

— Я удивляюсь, как это твои люди оставили тебя в живых, — сказал он наконец.

— Ты думаешь, что я позволила бы им убить меня? — с удивлением спросила она.

Он снова рассмеялся.

— Что ты предпочитаешь, Энинву? Останешься здесь вместе с ними, чтобы убеждать каждое новое поколение оставить тебя в покое, или отправишься со мной?

Она вновь надела свою одежду и только потом внимательно взглянула на него. Ее слишком ясные глаза смотрелись весьма обманчиво на этом мужском лице. — Это то, чего ты хочешь? — спросила она. — Чтобы я ушла с тобой?

— Да.

— Так вот, значит, какова истинная причина твоего появления здесь.

Ему показалось, что в ее голосе слышится страх, но все же чувствовал, что она не слишком напугана. Она была очень сильной. Она могла вынудить его убить ее. Видимо, поэтому он и заговорил открыто и честно.

— Я позволил своему инстинкту завести меня сюда, потому что все люди, когда-то преданные мне, были уведены в рабство, — сказал он. — Я пришел в их деревню, чтобы увести с собой в более безопасное место, а нашел… только то, что осталось от работорговцев. И тогда я побрел назад, не заботясь о том, куда ведут меня собственные ноги. И когда они привели меня сюда, я был удивлен и в первый раз за многие дни обрадован.