– Хорошо тебе, Машка, в институте учиться будешь. Новую жизнь начнешь.

Маша знала, что для Аллы вуз – недосягаемая, но тайная мечта. Она агитировала подругу готовиться и тоже попытать счастье, на что Аллочка безнадежно махала рукой:

– Мозги не те. Это ты у нас, Машка, не голова, а Дом Советов.

Впрочем, среди большинства девиц в общежитии бытовало мнение: чтобы рожать детей и стоять у плиты, высшего образования не требуется. Для такой жизни – рожать и готовить на семью обеды, они себя и готовили. У них было собственное желание ВУЗа, которое, смеясь, они расшифровывали так: выйти удачно замуж. Но Маше завидовали все, она это знала. Для нее тяжелая грязная работа заканчивалась уже сейчас, а не в каком-то непонятном будущем, и ждала заманчивая и, разумеется, веселая и счастливая, настоящая студенческая жизнь.

Маша дала родителям телеграмму о своем поступлении и занялась приятными хлопотами: увольнением с завода, выпиской-пропиской, укладыванием вещей, переездом в студенческое общежитие.

Несколько дней назад, когда Маша с заявлением о предоставлении ей общежития ожидала декана, она обратила внимание на красивого молодого человека, стоящего, видимо, с той же целью: попасть на прием. Он был похож на актера Игоря Костолевского, но с более тяжелыми и статичными чертами лица. У него были длинные, до плеч, вьющиеся русые волосы и манеры высокосветского денди. По всему видно было, что цену он себе знает. Это выражалось в сознательно замедленных движения, полных собственного достоинства, некоторой вальяжности и манере одеваться. На нем были обычные потертые джинсы и дешевый серый пиджак, но основной шик заключался в том, что на шее вместо галстука у него был повязан цветастый платок. Правда, платок был предназначен для ношения на женской голове, выглядел слишком грубым и громоздким, к тому же никак не сочетался с джинсами. Для усиления образа денди молодой человек держал в руках зонт-трость, хотя на дворе стояла устойчивая сухая погода.

Маша приняла его за старшекурсника и подумала, что уж если она пришла просить общежитие, то, если будет какой-то выбор, не мешало бы сделать это со знанием дела.

– Простите, вы с химического факультета? – обратилась она к красавчику.

– Да.

– В таком случае вы не подскажете, где находится общежитие химфака?

– Да, конечно. Обычно первый курс размещают в Пушкине.

– В Пушкине?! – изумилась Маша. – Это что же, каждый день ездить в институт на электричке?

– Это всё не так страшно, как кажется на первый взгляд, – стал обстоятельно объяснять красавчик. Речь его была такой же значительной и вальяжной, как движения – ровной, без интонационных и эмоциональных всплесков. – На всю дорогу от общежития до института уходит час: ничуть не больше, чем если бы вы жили где-нибудь в другом конце города. Напротив, электрички ходят регулярно, достаточно часто и свободны: нет необходимости давиться в переполненном транспорте. – Молодой человек выбирал и смаковал слова, как спелые черешни, больше сам наслаждаясь собственной речью, чем желая донести ее смысл до собеседника. Разговаривая, он оставался неподвижен, как сфинкс, только изредка его красивая голова с кудрями то слегка опускалась, и тогда его глаза смотрели печально вниз, то поднималась, и тогда глаза его смотрели прямо и неподвижно на Машу.

– А как насчет условий? – поинтересовалась Маша. – Горячая вода, душ?

– Ни горячей воды, ни душа там нет.

Маша была разочарована и удивлена: чем же в таком случае ценно это общежитие? Молодой человек, видимо, уловил перемену в Машином лице и продолжил:

– Для нас отсутствие горячей воды и душа большой бедой не было. Вся прелесть этого общежития в другом: там свой особый микроклимат. Общежитие маленькое, в него селят только первый курс. Все живут очень дружно. Так сказать, притираются друг к другу. И тот дух, который царит там, никогда не забывается. Когда этим летом мы окончили курс и должны были освободить общежитие, никому не хотелось уезжать. А многие девочки просто плакали. Настолько мы там сплотились и подружились. Так что отсутствие горячей воды и поездки на электричках не представляли для нас никаких неудобств. Кстати, рядом с вокзалом находится прекрасная баня, а в общежитии есть электрический титан, в котором можно греть воду. А как замечательно там летом! Рядом парк, можно ходить на прогулки. Мы, второкурсники, вспоминаем Пушкин как некий Эдем. Впрочем, – добавил после паузы молодой человек и поднял свою львиную голову, – если вы попросите, я думаю, вам могут предоставить вполне благоустроенное общежитие в студенческом городке, куда сейчас переехали мы. Там есть и горячая вода, и душ. Но того духа дружбы и сплоченности, который царил в Пушкине, там нет. Мы сейчас все разбросаны по этажам, по разным комнатам. Это совсем не то. Так что смотрите сами, – сделал заключение молодой человек, давая понять, что сделал для своей собеседницы всё, что мог.

Маша слушала с интересом. И когда ей в деканате предложили Пушкин, она решила: раз уж она хочет вкусить все прелести студенческой жизни, надо ехать в Пушкин.

Перевозить вещи Маше помогала Аллочка. Маша передала ей рассказ красивого молодого человека, и Аллочка поглядывала на разгуливающих по коридорам общежития студентов с тайной завистью. Для нее это был уголок запредельного счастья.

Как-то, уже в октябре, Маша заехала в свое прежнее общежитие за оставшимися вещами, навестить подругу. Громогласная вахтерша, знавшая всех девочек наперечет, сообщила, что ей несколько раз звонил какой-то молодой человек. Маша догадалась, что это был Дима. Ему сказали, что она здесь больше не живет.

«Ну вот и всё, – решила она про себя. – Все нити оборваны».

Она приняла это известие без особого сожаления. Дима был для нее эпизодом. Приятным майским эпизодом. У нее начинается новый жизненный этап. Разумеется, лучше прежнего. И всё у нее теперь будет лучше: жизнь, друзья, интересы. И, конечно, мальчики.

Правда, первое знакомство с курсом и своей группой, где ей предстояло учиться, ее разочаровало. Статных красавцев, способных вскружить голову с первого взгляда, не наблюдалось. К тому же на их факультете мальчиков было не густо.

«Нужно приглядеться, узнать друг друга получше», – утешала себя Маша.

Сначала Маша решила, что ей нравится Саша Эйсснер – невысокий крепыш с воловьим взглядом из-под длинных ресниц. Она даже стала фантазировать на эту тему, а на овощебазе, куда их частенько после занятий посылали перебирать капусту, старалась держаться к нему поближе. Но скоро поняла, что Саша, в сущности, хороший и интересный мальчик, играет на гитаре и поет задушевные песни, но чувство, которое она к нему испытывает, отнюдь не романтическое. Потом она стала обращать внимание на высокого худого Илью, но опять поняла, что это иллюзия.

«Он еще появится», – решила Маша.

Их общежитие – двухэтажное ветхое здание старой постройки – было заселено только первым курсом, за исключением одной комнаты, оставленной за четверыми мальчиками-второкурсниками, – по объяснению комендантши: для хозяйственных общежитских нужд. Холодный первый этаж занимали мальчики; на втором жили девочки. На первом этаже за лестницей располагалась кухня с тремя допотопными газовыми плитами. Рядом с кухней – маленькая бытовочка с деревянными лавками под закрашенной белой краской окном, из которого жутко дуло. Из стены, смежной с кухней, торчали два крана: один с холодной водой (зимой просто ледяной), другой – по идее – с горячей, идущей из электрического водонагревателя. Но водогрей чаще всего был неисправен, и воду грели в кастрюлях. В бытовочке стирали, мыли голову и кое-как мылись сами из тазиков.

Основной достопримечательностью бытовочки было то, что из нее вела дверь в химическую лабораторию. Девочки, моясь, кричали в дверь:

– Мы моемся!

– Принято! – отвечали из-за двери.

Желающие выйти из лаборатории подавали сигнал стуком: