– И ты при молодой телке показывал член? Она смотрела?

– Парни, да ей уже рябит от наших причандал. Она же медик! Не понимаете, что ли?

– Ну, давай дальше? – нетерпеливо ожидали продолжения слушатели.

– Поворачиваюсь я к медсестре, а у нее халатик разошелся… И открыл такую обалденную ляжку!

– Ну и? Дальше что было? – в предвкушении кульминации замерли призывники.

– Что-что! Я же мужик, не из железа… чувствую, у меня вставать начинает.

– А ты?

– Ничего, старался не смотреть на нее, но глаза сами косили…

В общем, когда «герой» нашего будущего защитника родины ожил наполовину и стал напоминать довольно солидный огурец, на него обратила внимание старшая медсестра. Приняв рефлекторный процесс, запущенный естественным природным инстинктом продолжения рода за умышленное действие, оскорбляющее честь и достоинство советских женщин, она схватилась за полотенце, намереваясь наказать негодника. И только своевременная реакция Валеры спасла его от жестокой расправы.

После этого инцидента следующие посетители уролога вели себя куда более осмотрительно. Не смотря на желание оценить прелести молоденькой медсестрички, они стояли, потупив взгляд, или же рассматривали схемы внутреннего строения мужских половых органов, развешанные на стенах. Хоть и менее приятно, но как-то спокойнее.

После успешного прохождения медкомиссии мне написали на карточке загадочный код 20-А. Как сразу заговорили «бывалые» призывники, этот шифр означал «Команда 20-А – Афганистан». До сих пор не знаю, насколько все это было правдой, но в «Афган» я так и не попал. Впрочем, о месте моей службы чуть позже.

В военкомате меня и моим одногрупников обязали явиться на призывной пункт с вещами через 5 дней. В это время в институте начиналась экзаменационная сессия. И что бы выполнить предписание военкома, нужно было срочно сдать оставшиеся экзамены. Что впрочем, позволило мужской половине группы преодолеть практически неразрешимую проблему, созданную нами же на протяжении всего учебного года. Проблема эта называлась – экзамен по высшей математике.

Для того, что бы понять всю ее серьезность, позволю себе на время отойти от армейской темы и рассказать о взаимоотношениях большинства студентов группы с преподавателем теории вероятности и математической статистики Иваном Васильевичем Пиченко. Это человек, полностью отдавший себя науке, пожертвовавший ради нее семьей, своим внешним видом и, видимо, частью внутреннего содержания. На лекции он приходил в одном и том же затертом до блеска костюме, часто без носков. Было невооруженным глазом заметно – его приоритет – теория вероятности и математическая статистика – предмет, любовь к которому он искренне и безуспешно пытался привить студентам-психологам. Дело осложнялось тем, что многие из нас избрали гуманитарное направление в вузе именно из-за своих довольно средних математических способностей. Поэтому точные науки давались большинству группы с особым трудом. Пиченко был примечателен и тем, что имел свой собственный язык общения. В речи он нередко употреблял придуманные им же фразы и словосочетания, смысл которых новичок не сразу смог бы понять. Будучи с детства прирожденным исследователем, я записывал некоторые формулировки педагога для возможного последующего изучения и с удовольствием поделюсь ими с читателем.

«Эй там, за горизонтом!» – говорил Василич, когда обращался к сидящим на последних партах «лодырям».

«Плавала уточка плавала и доплавалась!» – его аналог общеизвестного выражения «Приплыли!»: оценка ситуации, когда долго не посещавший лекции студент, наконец, попадал к доске и не мог ни слова сказать в свое оправдание по поводу прогулов и незнания учебного материала.

«Словесами разбавляйте» – употреблялось в случае, когда отвечавший студент, кое-как выведший на доске зазубренную математическую формулу, ничего не понимал в ее содержании и, как следствие, испытывал трудности в объяснении написанных на доске цифр.

«Ничего, сейчас вам прояснится» – излюбленное выражение Пиченка, применяемое им в ходе доказательства какой-либо сложнейшей теоремы. Молча исписав полдоски не всегда понятными даже «студенту-батану» знаками, преподаватель с азартом оглядывал аудиторию, произносил «Ничего, сейчас вам прояснится» и переходил к заполнению «цифирями» второй половины доски. Естественно, никому ничего понятно не было и не «прояснялось» ни в этот момент, ни по окончанию процедуры доказательства.

Лично у меня было полное ощущение, что мы с преподавателем жили в разных системах координат. Разница была лишь в том, что я этот факт понимал и принимал, а он нет. И еще математик, видимо, считал, что мне – среднестатистическому гуманитарию – при желании также легко разбираться в хитросплетениях математических формул как и ему, доценту и кандидату физико-математических наук.

Поскольку я его надежд не оправдывал, Пиченко методом «кнута» пытался стимулировать мою познавательную активность в области высшей математики. Поэтому по итогам года занятий напротив моей фамилии в журнале значились не слишком оптимистичные оценки: «2», «2» и «3-». С одной стороны, как говорится, «картина маслом». А с другой, если взглянуть с точки зрения исповедуемого психологами позитивного подхода к жизни, на лицо, хоть и слабый, но прогресс. Который, между прочим, вполне мог бы развиться далее, не настань конец учебного года и пора отвечать за содеянное на сессии. У большинства моих сокурсников, особенно ребят, отношения с математикой были не лучше и мы с неподдельным ужасом ожидали экзекуцию, обещанную кандидатом наук на экзамене.

– Что будем делать парни? Он же все мозги выест… – с приближением сессии мы все чаще пытались задействовать возможности коллективного разума для спасения ситуации.

– Да, не сдадим – 100 %…

– Выгонят к едреней фене из института…

– Чего ныть… Давайте пока срочно сдавать остальные экзамены, а этот оставим на потом. Глядишь, и рассосется… – предложил воспользоваться тактикой «оттягивания решения проблемы» Шура Линевич, староста группы, также попавший в число призывников.

– Хрен там, рассосется… – уныло произнес законченный пессимист Ростислав Бойко. Будучи сыном чиновника довольно высокого ранга, Ростик пока не в полной мере почувствовал вкус самостоятельной жизни и часто терялся в сложных обстоятельствах.

– Короче, завтра идем сдавать информатику, – подвел итог староста.

«Информатик» был достаточно демократичным «препадом», поэтому все с готовностью поддержали это предложение.

На следующий день мы довольно легко сдали информатику и стояли в коридоре, обсуждая последующие действия. Вдруг увидели Сашку Гулузяка, в припрыжку бежавшему к нашей компании с радостной лыбой на лице. Едва приблизившись, Сашок выдал нам одну из наиприятнейших за последнее время новостей:

– Пиченко завтра едет в командировку! На один день!

– Ну и что? Чего ты зубы скалишь? – не понял радости на лице Гулузяка Ростик.

– Как что! Пошли к ректору писать заявления, что нам в связи с призывом нужно срочно сдавать экзамены. Пусть он разрешит сдать «матешу» любому другому препаду. Может, проскочим?

– Это идея! – наш староста все схватывал на лету. – Я в деканат, узнаю, что и как.

Нужно сказать, что наш декан, профессор Морозов, человек строгий и авторитарный, держал факультет в ежовых рукавицах. И без его ведома что-либо предпринимать было не только не разумно, но и опасно для своего студенческого будущего.

На все события декан имел собственный взгляд. А еще он был довольно злопамятный, фиксируя происходящие на факультете инциденты в свою общеизвестную записную книжку. И вот однажды – о счастье! – этот блокнот у него стащили.

Невозможно описать, как расплылись в улыбках лица проштрафившихся. Да и в целом на факультете стояло приподнятое настроение. Казалось, что солнце заглянуло не только в окна аудитории, но и в затемненные ранее коридоры.

Однако студенческая радость оказалась преждевременной. Буквально через час после происшествия, собрав всех в актовом зале, декан держал речь.