– Несомненно, ты сейчас ломаешь голову над тем, что сейчас происходит. Я могу тебе объяснить, – словно услышав мои мысли, неторопливо проговорил объект моих рассуждений. – Семнадцать лет назад твой отец возжелал власти – и я исполнил его желание. Но ценой тому была твоя душа. И срок настал – я пришел за тобой, Аселайн, и теперь ты принадлежишь мне.
Я замерла от ужаса, пригвожденная его словами, как в этот момент ветер, наконец, добился своего: темные тучи разочарованно покинули облюбованные позиции и направились куда-то вдаль, позволяя робкому свету разлиться по поляне, разгоняя царящую вокруг нас темноту.
И вновь я сжалась от нахлынувшего липкого страха, когда в неверном свете луны он медленным движением начал опускать с головы широкий капюшон, позволяя мне впервые полностью увидеть его лицо. Темные, небрежно взлохмаченные пряди волос, придавшие неряшливый вид кому угодно бы, но только не мужчине, стоящему напротив, мягко спускались на высокий лоб; широкий разлет бровей выдал непростой характер своего хозяина, плотно сжатые губы подрагивали, словно мужчина едва сдерживал свой гнев или нетерпение. Даже на мой неискушенный взгляд он был нечеловечески красив – но в то же время в этой красоте было что-то пугающее. Словно каждая черточка совершенного лица предупреждала о грозящей опасности, о том, что завораживающий своей таинственностью дикий хищник вышел на охоту. И своей жертвой на эту ночь он избрал меня.
Несмотря на лениво произнесенное объяснение, я все еще не могла поверить, что родной отец мог так жестоко поступить с собственным ребенком. Но где-то в глубине души затаился предательский страх: а что, если все сказанное – правда? Если действительно теперь моя судьба всецело находится в руках этого странного существа, причислить которое к людскому роду, несмотря на явное внешнее сходство, я не могла? Не было сомнений в том, что, какие бы цели он не преследовал, ничего хорошего лично мне это не сулило. И пусть я почти ничего не знала об окружающей меня действительности, но эмоции, пылающие в черных глазах, не могли обмануть. Панические мысли всецело овладели моим сознанием, пока я изучала лицо замершего напротив меня мужчины, впрочем, избегая смотреть ему в глаза.
Все это время мужчина терпеливо ждал, но когда я начала изучать высокий воротник, украшенный старинной вышивкой, терпение его кончилось. Быстрым шагом преодолев разделяющее нас расстояние, он властным жестом ухватил меня за подбородок, понуждая, наконец, заглянуть в его страшные глаза, на дне которых плескалась тьма. Я снова ощутила, как меня неудержимо тянет к нему неведомая сила, источник которой крылся где-то в глубине полыхающих темным огнем глаз. Столь близкое присутствие рядом сильного мужского тела, прикосновение жестких пальцев к нежной коже лица рождало во мне странные эмоции, никогда прежде мной неведомые. И вновь я задалась вопросом, кем же является этот странный мужчина, окруженный аурой страха и пугающей уверенности в собственной вседозволенности. Он никак не подал вида, что заметил мое смятение, вместо этого жадно всматриваясь в мои глаза, словно пытаясь что-то в них отыскать, не обращая внимания на временно установившееся затишье, наполненное тревогой и страхом. Не знаю, увенчались ли его поиски успехом, так как в тот момент, когда мой разум готов был сдаться на милость превосходящего по силе и мощи молчаливого противника, тишину нарушил мой отец:
– Теперь, когда все долги уплачены, могу я вернуться обратно?
Мужчина даже не шелохнулся, но в глубине его глаз полыхнуло раздражение, источником которого явился тревожно замерший отец, напряжение и страх которого я ощущала спиной. Почему он так лебезил перед этим человеком, когда с остальными окружающими его людьми вел себя как не знающий страха господин? Внезапная догадка яркой вспышкой полыхнула где-то на краю сознания, но не успела я ее додумать, как столь пугающий отца мужчина, наконец, перевел взгляд с моего лица и небрежно произнес:
– Счастливой дороги, Ваше величество, – он слегка наклонил голову в знак прощания, но этот жест настолько был наполнен нескрываемой насмешкой и презрением, что отец не счел нужным даже отвечать, спешно бросившись к ожидающим его в стороне слугам.
Когда спешно удаляющуюся карету поглотила тьма, я медленно повернулась к окружившим меня темным фигурам и храбро произнесла первое, что пришло мне на ум, лишь бы прервать нарастающее напряжение, плотной волной разлившееся в воздухе:
– Что теперь? Вы меня съедите?
Ответом мне послужил громкий гогот со стороны так и не спешившихся всадников. Однако их предводитель так и не изменился в лице, продолжая задумчиво смотреть на меня.
– Нет. – Это было его первое слово, обращенное ко мне. Но даже оно одно, произнесенное низким хриплым голосом, заставило мое тело покрыться мелкой дрожью. И виной тому была отнюдь не ночная прохлада.
То, что произошло дальше, слилось для меня в одну бесконечную расплывчатую пелену событий, которые я словно наблюдала со стороны, не принимая никакого участия: вот один из всадников подводит ко мне неразличимого в ночи гнедого жеребца, вот сильные руки внезапно поднимают меня в воздух, и спустя секунду я уже оказываюсь в седле, судорожно вцепившись в поводья. В следующее мгновение эти же руки неожиданно накидывают на плечи теплую ткань, мгновенно заставившую застывшую кожу покрыться мурашками. Широкий капюшон надежно укрыл мое лицо от коварных порывов ветра, все не желающего угомониться. Я не успела даже оглянуться, до глубины души изумленная столь неожиданным проявлением заботы, как конь подо мной мягко двинулся с места. Тело тут же болезненно отреагировало на прикосновение жесткой, грубо обработанной кожи, разом воскрешая в памяти, казалось, бесконечную скачку по пустынным полям в попытке скрыться от неведомого зла, напавшего на город. Если бы можно было заранее предугадать, что в первую очередь нужно было бояться не этих зловещих фигур в черном, а обычных людей из плоти и крови, может быть, сейчас я была бы все еще вместе с тетушкой. Но сейчас уже было бесполезно размышлять о том, чего уже было не изменить, и потому я постаралась сосредоточиться на мелькающих вокруг темных силуэтах деревьев да извилистых очертаний ненадежной тропинки под копытами скакуна. В первые мгновения я еще боялась вылететь из седла, и потому из последних сил держалась за поводья, но, несмотря на мои внутренние опасения, конь оказался гораздо умнее всех моих предыдущих питомцев. Мне даже не было нужды управлять им – казалось, он сам выбирает дорогу, совсем не нуждаясь в подсказках. И вновь я задумалась об истинной природе этих странных существ, которые, как и их хозяева, совсем не походили на обычных животных.
Ветер трепал выбившиеся из-под капюшона пряди, а мысли мои, тем временем, против воли вновь вернулись к отцу.
В детстве я тысячу раз представляла себе, как однажды весенним утром в дверь очередного арендованного дома постучатся мои родители. Высокий черноволосый мужчина со смешливыми искорками в теплых карих глазах и хрупкая невысокая женщина, от которой я унаследовала любовь к чтению и привычку закусывать губы в минуты волнения, что так не нравилось тетушке. Время шло, я становилась старше, но мечты о родителях не желали покидать мой разум, тщательно взлелеянные множеством прочитанных сказочных историй, в которых добро обязательно одерживало верх над злом. Но сейчас я впервые задумалась о том, что лучше бы никогда не узнавала правды о своем истинном происхождении – это знание не принесло мне ни радости, ни облегчения, а только еще более усилившееся чувство одиночества. Но и не думать о родителях, как ни старалась, не могла – встреча с отцом оказалась совсем не такой, как я ожидала, но ведь помимо него у меня должна была быть и мама. И чем больше я думала о ней, тем сильнее во мне крепло необъяснимое убеждение, что она была против поступка отца – иначе, почему ее не было рядом с ним? Внезапно, поддавшись мгновенному порыву, я мысленно пообещала самой себе сделать все возможное, чтобы отыскать ее – конечно, при условии, что она все еще жива.
