– Не холодно? – спросила я. – Может, одеялко?

Боже! Боже! Боже!

– Нет, – вздохнул Додж и закрыл глаза.

В такой позе он был похож на изваяние – лежа на спине со сложенными на животе руками, будто пытался их контролировать.

– Расскажи мне о своей жене? Какая она?

Он открыл глаза и с минуту молчал, изучая потолок. Затем повернул голову ко мне, и я увидела, как большие серые глаза блеснули в темноте. Вся я теперь состояла только из внутренней дрожи.

– Зачем? – тихо переспросил он.

– Мне интересно, что она за женщина раз умудрилась стать твоей женой.

– Умудрилась? – он нахмурил брови. Теперь я все отчетливей различала его в темноте. – Ну, Эмбер очень сильная и умная женщина, хорошо умеет держать себя в руках, подходить разумно и без лишних эмоций к любой проблеме.

Казалось, что каждое слово – камень в мой огород. Ведь, очевидно, я ей полная противоположность.

– А разве не слабость и эмоции делают женщину женщиной? – поинтересовалась я. – Имею в виду, чем же тогда мы будем отличаться от вас, если не своей уязвимостью?

– Поздновато для таких разговоров, ты не находишь? – Теперь он говорил спокойно, даже с теплотой. Впервые у меня сложилось впечатление, что вовсе не хочет меня оттолкнуть, а просто устал.

– Никогда не поздно поговорить, – загадочно прошептала я. – Вдруг… и со мной что-нибудь случиться…

– Ничего не случиться, Альма, – проговорил Додж неестественно громко, будто хотел распугать тревожные мысли не только у меня, но и у себя. – Не думай об этом и не бойся, тогда все будет хорошо.

– Уверен?

Додж задумался и снова вперил глаза в потолок. Не дождавшись его ответа, я провалилась в сон.

Внезапный телефонный сигнал вырвал меня из беспамятства. Казалось, прошло лишь одно мгновение с тех пор, как я уснула. Додж взял трубку и по-тихому вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. На циферблате электронных часов мигало время – пять двадцать утра. На улице темень, кому понадобилось звонить в такое время? Я замоталась в одеяло и вышла в гостиную, где Натан уже одетый шарил по комнате.

– Что случилось? – сонно спросила я.

– Вызвали на работу, я отъеду, а ты пока спи.

– Это надолго? – встревожилась я, в мыслях ругая себя за то, что посмела уснуть и упустила драгоценное время наедине с Доджем.

– Не знаю, может, и надолго, – ответил он, натягивая пальто.

Мысль остаться одной вдруг привела меня в ужас.

– Можно мне тоже поехать? Я не хочу быть здесь одна!

– Не стоит. К тому же, здесь тебе ничего не угрожает, выспись, как следует, я скоро вернусь.

– Нет, пожалуйста! – протестовала я. – Я тоже поеду, возьми меня с собой, обещаю не мешать!

Я стала поспешно собираться, пока Додж застыл у порога с обреченным видом.

– Ну, если смотреть на труп тебе будет спокойнее, то поехали.

Надо сказать, меня весьма удивило, что Додж уступил. Начала задумываться, если уж я ему так сильно надоедаю, почему не сказать мне? Раз он терпит меня со всеми этими выкрутасами, значит, сам этого хочет. Так я успокаивала себя по дороге до места происшествия, где нас ждало самое, что ни есть мерзкое зрелище. Дом неизвестно бедняги уже был полон полиции, прямо перед крыльцом в темноте зияла желтая оградительная лента.

– Мне точно можно здесь быть? – удостоверилась я, когда Додж приподнял ленту, чтобы я прошла.

– Обычно это я решаю, кого допускать на место происшествия.

Прямо посреди роскошной гостиной, – обставленной со вкусом, кстати, – утопая лицом в объемном ковре, лежало почти ничем не примечательное тело. Кроме того, что половина его головы, свисала с потока прямо над ним. Розовая мякоть, по-видимому, мозги, украшали также и стену, рядом с дорогущим гобеленом. Зрелище прямо таки пугающее, я просканировала свое самочувствие и решила, что смогу вынести это, тем более Додж поглядывал на меня испытующим взглядом, явно поджидая, когда же я сломаюсь.

Он опустился на корточки возле трупа и достал из кармана резиновые перчатки. Щупая посеревший труп, он что-то шептал себе под нос.

– Вы не будете обводить его мелом? – поинтересовалась я.

– Зачем? – Додж не отрывался от своего занятия. – Так никто не делает, тебе просто нужно поменьше смотреть телевизор.

Какой-то парень в полицейской форме подал ему несколько конвертов, и Натан осторожно в них заглянул.

– Ты бы пошла на кухню, налила себе чаю, – проговорил Додж.

– В доме мертвеца? Ну, уж нет, спасибо. А кто его убил? Может, это как-то связано…

– Нет, – прервал он меня. – Его никто не убивал, он сам это сделал.

– Почему ты так решил?

– Это понятно с первого взгляда. К тому же мы нашли предсмертную записку.

– Интересно, зачем? – спросила я и аккуратно зевнула в кулак. Додж протянул мне свернутый вчетверо листок. – Нет, я не хочу это читать. Просто скажи сам.

Все еще в перчатках Додж развернул листок и пробежался глазами по написанному.

– Мне очень жаль, та-та-та, – бубнил он, пропуская слова настолько будничным тоном, что я была шокирована. – Теперь это все мне не нужно, та-та-та. Ты сделала свой выбор, та-та-та, прости, прощай… – Он свернул лист и вернул его обратно в конверт. – Она ушла к другому, и наш друг не смог это пережить.

– Ты ужасен, – поморщилась я. – Ведь это его последние слова! Как так можно?

Додж устроился на дорогущем диване, почти уткнувшись ботинками в труп, и принялся что-то писать.

– Если каждый раз принимать все близко к сердцу, не хватит никаких нервов.

– Но это кощунство!

– Может быть, но если просто охать над мертвым телом, работа сама за себя не сделается. Понимаешь?

– Да, – сдалась я. – Может, ты и прав.

На обстановку я на всякий случай не смотрела, опустив взгляд в пол. Но от ощущения, что в шаге от меня покоится мертвец, меня вдруг стало подташнивать. К тому же, я снова ощутила ужасную усталость, может, идея с чаем не так уж плоха. На кухне дважды вымыла кружку, прежде чем пить из нее, даже не знаю зачем. Будто след мертвечины лег на все в этом доме, и я могла заразиться. Едва борясь со сном на чужой кухне, я прислонилась к стойке и вдруг негромко рассмеялась, осознавая всю нелепость происходящего со мной. Наверное, это нервы.

– Чему веселишься? – спросил Додж и принял такую же позу рядом со мной.

– Ничего, все это как дурной нелепый сон. А у тебя были случаи по-настоящему нелепых смертей?

– На самом деле – больше половины. – Додж забрал у меня из рук кружку и отпил. – Однажды на спектакле по Шекспиру, Джульетта заколола себя прямо в сердце. Оказывается, кто-то перепутал инвентарь, и вместо бутафорного ножа у нее оказался настоящий, перед многолюдной толпой она этого даже не поняла. Умерла почти мгновенно. Вот так сказка стала реальностью. – Он усмехнулся и покачал головой. – А потом еще оказалось, что она была беременна от Меркуцио.

Я в ужасе округлила глаза.

– Ты про актера, который его играл?

– Ну, разумеется, в общем, как я не ходил в театр, так и не стану начинать.

– Все равно, этого парня мне жалко, – указала я в сторону гостиной. – А ты бы стал так переживать? Ну… если бы тебя бросили.

– Вряд ли, – покачала головой Додж. – Наверное, я бы расстроился, но не до смерти. Суицид – глупейший поступок, и как я знаю по опыту, доставляет много хлопот другим людям. Это время можно потратить на более важную работу.

– Может, ты просто никогда не любил так сильно?

– Возможно, но даже если бы и… полюбил, ни одна женщина в мире не заставила бы меня решиться на такой глупый поступок. Я считаю, это чушь. Все можно пережить. Правда же?

– Наверное, – добавила я. Ладно, мне нужно на работу. – Я едва подавила зевок, и Додж посмотрел на меня с недоверием.

– Может взять выходной на сегодня?

– Нам? – переполошилась я и спугнула следующий зевок.

– Тебе. Мне такая роскошь непозволительна.

Во всем своем теле я ощутила невероятную усталость, даже не могла шевелиться.