– Есть, – невесело ответил Сопелов.
– А раз «есть», то пошли в машину. Рост, садишься справа от меня, Антон, поскучай пока в башенке.
Рычаги, как ни странно, показались Ростику вполне знакомыми. За то время, пока он мотался по степям с фермерами, все полученные некогда уроки не только не испарились, но даже отчетливо угнездились в сознании. Теперь Ростик знал цену и значение почти каждого из советов, некогда выслушанных от Кима.
– Все готовы? – спросил Ким, устроившись в главном, левом, кресле, и покрутил головой в тяжелом кожаном шлеме.
Антон что-то прорычал со своего вращающегося кресла, Сопелов утвердительно замычал, и лишь Винторук отчетливо ответил:
– Гтв.
– А ты? – Ким повернулся к Ростику.
Рост положил руки на рычаги и кивнул.
Запустили движок, почти тотчас Винторук стал за их спинами крутить вращающийся экватор котла, машина засвистела, дрогнула, потом где-то в ее недрах послышался ровный гул. Ростик не помнил его, ему казалось, что лодки пурпурных летают бесшумно, но выяснилось, что память подвела. Впрочем, звук был не очень громким, вполне можно было разговаривать, не повышая голоса.
Винторук стал крутить уверенно, в одном темпе, теперь Ростик, кажется, понял преимущество бакумура на этой работе по сравнению с людьми. Ни один силач не мог бы так легко двигать многокилограммовую конструкцию, ни один качок не мог бы работать так точно и уверенно.
– Взлет, – скомандовал Ким.
Машина вдруг наклонилась носом вперед, и оказалось, что они уже летят. Земля с догорающими факелами темной массой ушла вниз. Рычаги под руками сами собой задвигались, вернее, ими, конечно, двигал Ким, но пока Ростик ему не помогал, он присматривался. Ким удовлетворенно кивнул.
– Как же ты поймешь в этой тьме, куда держать путь? – спросил Ростик.
– Гирокомпас, – указал подбородком Ким на какой-то из приборов перед собой. – Врет, конечно, но нам особенной точности и не нужно. Кроме того, сейчас поднимемся, увидим пятно рассвета.
И в этот миг Ростик увидел. Далеко-далеко возникло серое марево. Оно даже не было похоже на свет, скорее напоминало туман, светящийся изнутри.
– Красиво, – кивнул Ростик. Пятно осталось сзади и справа. Но приближалось оно с такой скоростью, что Ростик не сомневался, не успеет он толком ко всему привыкнуть, как солнце догонит их и зальет жарой и отвесным светом.
– Вот наш курс, – проговорил Ким. – Удерживай это направление.
Следующие пятнадцать минут Ростику было очень некогда. Он чувствовал, как антигравитационные блины, связанные штангами с рычагами и его руками, отбрасывают вниз и назад некую невидимую волну. И еще он чувствовал, что блины эти все время выскальзывают, норовят завалиться вбок, выдернуть из-под него машину и опрокинуть ее, размести по земле огненным снопом взрыва… Потом все как-то успокоилось. Он поймал некое состояние равновесия, которое позволяло удерживать высоту и в то же время продвигаться вперед, разрезая воздух с ощутимым свистом боковых выступов и давлением на лобовые стекла.
Ким скептически пощурился, потом кивнул.
– Совсем неплохо. Вот только нос ты задрал, а значит, сопротивление воздуха у тебя больше возможного процентов на двадцать. Смотри, как лодка должна идти в крейсерском положении.
Рычаги чуть дернулись, лодка мигом, словно почувствовала руку хозяина, выпрямилась, свист, которым Рост только что гордился, исчез. И машина заскользила вперед бесшумно, как привидение. И гораздо быстрее.
– Ничего, придет время, вздумаешь в лошадином седле посидеть, я свое возьму, – проговорил Ростик.
– Да, – Ким усмехнулся, – я слышал, ты лошадником стал, каких мало.
– Пришлось, – согласился Ростик. – Даже отливать научился из седла.
– А, удобства… – засуетился Ким, – с этим просто.
– Не сейчас. Я просто так сказал, к слову.
– Я подумал… Ну, ладно, когда надо будет, скажешь. Тут от холода в самом деле чаще хочется.
Рассвет застал их, когда Ростик уже ощутимо осознал, что его самая удачная манера управления замедляла скорость по сравнению с Кимовой километров на двадцать в час. Как это получалось и почему – объяснить он не брался. И машина была та же, и Винторук так же пыхтел на котле, и положение всех блинов было почти таким же… А вот поди ж ты! Ким утверждал, что делает семьдесят верст, а Ростику никак не удавалось перевалить за пятьдесят. И хотя тут не было спидометров, тахометров или других приборов, которыми можно было измерить скорость, Ростик ему верил.
К тому же Ростик устал. С непривычки он даже вспотел. Странно это было – так быстро вымотаться, но вот случился такой конфуз.
– Нет, – Ким отрицательно покачал головой, – ты вынослив, как буйвол. Другие за четверть часа чуть не в отрубе валяются, а ты больше часа держишься. Мне бы тебя получить на месяц, я бы из тебя Водопьянова сделал.
– А чем он знаменит? – осторожно спросил Рост.
– Это такой летчик полярный и писатель. А знаменит выносливостью, один раз пять суток гонял свои самолеты и уснул только после того, как залез на отметку в пять тысяч метров и у него кислородная маска отказала… Ну, там, на Земле, конечно.
– И что, разбился?
– Нет, сработало чутье пилота. Очнулся и успел вывести машину из штопора, только очень расстроился из-за своей невнимательности. Даже докладную на себя подал. Его потом очень медкомиссии донимали… Такой вот человек.
Внизу открылся Чужой город. Он выпал на них из-за серо-зеленого леска, венчающего пологий на вид холм, который показался сверху вполне жесткой складкой.
– Давай-ка минуем его сторонкой, – Ким повернул нос лодки градусов на десять севернее. – Не любят они, когда мы над ними ходим.
– Быстро до них доскакали.
– По автомобильному спидометру Чужой, – Ким повернул голову в шлеме влево, где остались башни и стены обиталища Гошодов, – находится от Боловска в семидесяти километрах. Если бы я тебя не учил, мы бы его еще в темноте прошли.
Потом Ростик снова попытался учиться. И это оказалось труднее, чем вначале, – он определенно выдохся. Но Ким не знал усталости и заставлял, заставлял его… И Рост старался, делал какие-то наклоны, крены. То летел чуть боком, чтобы ощутить давление ветра в борт, то задирал корму, чтобы понять, как тяжело сразу становится работать на котле…
В этой части Полдневья Ростик никогда не был. Проскакивал мимо, один раз заблудился, но по-настоящему ничего так и не понял. А следовало. И может быть, даже не менее срочно, чем выучиться летать на антиграве.
Кроме того, внизу было очень уж красиво. Поля зеленокожих быстро кончились, а пошли необычные всхолмления, которые определенно указывали, что когда-то тут было море… Море?
И тогда Ростик вдруг понял, что блестящая полоса впереди, полоса, которая уже полчаса слепила их, немилосердно отражая солнечный свет, и есть море. Тот самый залив, западный берег которого занимали двары, восточный почти не давали осмотреть весьма свирепые пернатые, и лишь южный, самый дальний от океана кусочек приходился на дружественных Гошодов. И который, следовательно, можно было безопасно посещать.
– Красиво, – вздохнул Ростик.
Ким хмыкнул. Он понял, что Ростик дошел до полного изнурения и на сегодня его лучше оставить в покое.
– Да, неплохо. Вот только слишком много, на мой вкус, разных странностей.
– А именно?
– Долетим – увидишь. – Он чуть повысил голос: – Антон, ты не дашь нам отдохнуть?
Антон, который, как оказалось, отменно прикемарил в стеклянной кабинке над котлом, рвался в бой. Он сменил Ростика в правом кресле, а потом так поднажал, что Винторуку пришлось крутить котел гораздо быстрее.
Ростик поднялся к спаренной пушке пурпурных, чтобы не загромождать собой пилотскую кабину, и на всякий случай принялся осваивать ее, пока не услышал голос Кима:
– Рост, смотри!
– Что? И где?
– Смотри рядом с отражением солнца от воды.
Ростик прижал голову к стеклу башенки. Нет, ничего он не видел. Там, где кончался покатый борт их лодки, начиналось сверкающее солнечное пятно, не позволяющее даже оценить высоту, на которой они летели.
