— Моя сестра! Вы! — воскликнула Долли, пораженная прямо в сердце.

— Вы! Моя сестра! — пролепетала, почти теряя сознание, Эллен.

Но девушки не раскрыли друг другу объятий, их руки не переплелись, их губы не обменялись поцелуями мира, прощения и любви. Придя в замешательство от столь потрясающей новости, сестры растерянно смотрели друг на друга.

Между тем Жан Рено твердым голосом продолжал:

«Эта история похожа на роман… В ней много непоследовательного и нереального, однако это — чистая правда. В ящике, в отдельном конверте, вы найдете ваше свидетельство о рождении, свидетельство о рождении вашей сестры и все бумаги вашего отца. Там находятся также свидетельства о рождении моих детей. Сына, который составил бы радость всей моей жизни, и дочери, которую я бы обожал, не обделяя любовью и вас, поскольку я, старая акула, — что там говорить! — обладал выдающимися способностями быть отцом. Мои дети исчезли во время бури, той самой бури, что разбила две наши семьи и принесла неизлечимую боль. Эта буря… Я пережил ее! Но, как и все остальные, я стал ее жертвой. Хотя, зачем ворошить прошлое! Итак, вы — сестра этой отважной мисс Долли, которая меня, собственно, и победила. Любите ее, дитя мое, умоляю вас. Будьте действительно ее сестрой. Видите ли, нет ничего лучше семьи! Забудьте об этой ужасной драме и даруйте лучше небольшое местечко в вашей памяти мне. В этом пресловутом ящике, как в романах, хранится наследство вашего отца. Оно составляет два миллиона долларов. Жалкие гроши! Но я возвращаю их вам в чистом виде, без законных коммерческих процентов, ибо вы их, вероятно, не приняли бы. Естественно, вы разделите деньги с вашей сестрой. Таким образом, каждая из вас станет обладательницей миллиона долларов. Эти деньги позволят вам обеим скромно существовать и, возможно, найти свое счастье».

В этом месте Жан Рено остановился, покраснел до ушей, что-то пролепетал, а затем воскликнул:

— Нет! Честное слово! Мисс Эллен, я не могу читать дальше.

— Прошу вас, читайте все. Это совершенно необходимо.

— Невозможно! Я вас уверяю.

— Тогда пусть продолжит мистер Дикки, — сказала девушка.

Репортер взял листок, отыскал строку, где остановился его друг, улыбнулся и принялся читать:

«Выходите замуж за этого милого Жана Рено, который вас уже долгое время безумно любит. Впрочем, вы это и сами с удовольствием отметили, не правда ли?»

Жан Рено в эту минуту страстно хотел бы провалиться сквозь землю. Бедняга не знал, как себя вести. Он опустил голову, не осмеливаясь взглянуть на мисс Эллен, а та просто и в то же время с большим достоинством подошла к нему и взяла за руку.

И тут Дикки очень кстати продолжил чтение письма:

«А теперь прощайте! Спасайтесь! Бегите как можно быстрее и будьте счастливы. Главное — не пытайтесь вернуться. Спешить мне на помощь уже бесполезно. Да вы и не сможете. Я сплутовал с дирижаблем. Выброшенный разрежением сжатого газа, он будет подниматься в результате автоматического сброса балласта, о существовании которого вы не подозреваете. Как только вы окажетесь вне досягаемости, я уничтожу Мэнор, мои расчетные книги, мои документы на собственность, мои сокровища! И сам погибну под руинами крепости!»

В течение нескольких минут никто не смел нарушить тягостное молчание. Все были подавлены. Тогда мисс Эллен, не выпуская руку Жана Рено, протянула другую руку докторше и проникновенно сказала:

— У меня нет задних мыслей, и я не хочу вспоминать злополучное прошлое. Мое сердце открыто для любви и нежности. Поэтому я охотно подчинюсь последней воле того, кого оплакиваю. Долли, вы хотите быть моей сестрой? Скажите! Вы этого хотите?

При этих словах, высказанных с таким невыразимым благородством, Долли Салливан почувствовала, что ее сердце готово растаять. Ослепленная слезами, не способная произнести ни слова, окончательно побежденная, она бросилась в объятия Маленькой Королевы и разразилась долгими, безудержными рыданиями.

В бумагах Мясного Короля, иначе говоря, в королевском архиве, обнаружились не менее интересные сведения и удивительные сюрпризы, касающиеся остальных участников драматических событий. Спустя несколько дней после трагедии все документы мистера Шарка были разобраны, внимательно изучены и описаны. Во время этих процедур открылись потрясающие факты.

Разбор бумаг происходил в Синклере, в том самом загадочном доме, куда Хэл Букер когда-то поселил скрывавшихся от преследователей Жана Рено и Дикки. На этот раз, поместив друзей в безопасное место, где они могли бы переждать, пока их отношения с американским законом не наладятся, бунтовщик незаметно исчез. Он знал, что его присутствие вызывает у Эллен горестные воспоминания. Зато к друзьям присоединилась вместе со своими детьми добрая и преданная Кэти — сиделка Дикки.

Мисс Эллен и Жан Рено, которым посчастливилось ускользнуть из лап восставших, почти сразу же объявили о своей помолвке. С самого начала они задались благородной целью — отыскать во что бы то ни стало бедных детей Мясного Короля, невинных жертв давней трагедии. Жених с невестой от всего сердца хотели посвятить себя этому, по существу, безнадежному предприятию. Прежде всего им необходимо было ознакомиться со всеми документами мистера Шарка. Для этого Жан Рено применил свой особый, безошибочный метод ученого и аналитика.

Однажды вечером, шесть дней спустя после катастрофы, Жан сидел дома и расшифровывал старые рукописи Мясного Короля. Большинство листов были смяты и полустерты, поэтому работа продвигалась очень медленно и требовала кропотливого труда. Рассевшись за столом с чаем, Эллен, мисс Долли, Кэти и репортер присутствовали при расшифровке и с горячим интересом ловили каждое слово Джонни, как теперь на американский лад называли Жана Рено.

— Смотрите! Свидетельство о рождении! И не одно, а даже два! — воскликнул вдруг молодой человек.

— Читайте, прошу вас! Читайте же! — закричала с живостью мисс Эллен.

«В присутствии нас, Джеймса А. Брэдфорда, мирового судьи Колорадо-Сити, Фредерик А. Фэррагат, золотоискатель, находясь под присягой, заявил о рождении его законного ребенка женского пола, появившегося на свет от его законного брака с Дженни-Кэти Лэнг, и дал ему имя Кэти-Джейн. Признавая вышесказанное, я подписал вместе с отцом ребенка сие заявление, зарегистрированное в нашем реестре под номером 228.

Колорадо-Сити, месяца…»

Как только Жан Рено стал зачитывать эту бумагу, Кэти страшно разволновалась. Внезапно она вскочила и воскликнула:

— Мистер Джонни, эта дата… Я ее знаю! Двадцать четвертого мая тысяча восемьсот тридцатого года!

— Вы абсолютно правы, мисисс, — ответил молодой человек. — Но откуда она вам известна?

— Это свидетельство о рождении… мое!

— Не может быть!

— До замужества меня звали Кэти Фэррагат. Я почти не помню мою бедную мать и совсем не знаю отца. Но я прекрасно помню yашу жизнь в нищете, до того как мою мать убили индейцы аррапагосы. Меня и моего младшего брата они увели с собой.

Услышав эти слова, Дикки, в свою очередь, вздрогнул и перебил Кэти:

— Я… Я тоже воспитывался у индейцев аррапагосов, они потом подбросили меня в повозку колониста, когда тот остановился около Форт-Лиона в Арканзасе.

Тогда Кэти, с трудом переводя дыхание, заговорила вновь:

— А я оставалась у индейцев, пока мне не исполнилось восемь лет. Их вождя звали…

— Молчите, дорогая Кэти! Я тоже начинаю вспоминать… Туман в моей памяти как будто рассеивается и светлеет… Вождь индейцев был высоким и сильным. Он носил красную рубаху и хромал.

— Правда, Дикки! Это правда!

— Мне на память приходит его имя… Его звали Джо Криппл. Так?

— Да! Таким было его английское имя.

— Индейцы звали вождя Катунгой. Еще я помню, что у меня была маленькая подружка, которую я считал своей сестрой. Не знаю, были ли мы в действительности братом и сестрой, но она любила меня всем сердцем, а я ее просто обожал. Ее звали… Я вспомнил!..