Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Гражданин возвращался из отпуска с иконой.

Лето гасло.

Тусклые краски ползли вдоль тракта, и не верилось, что через неделю-другую густо закипит резвая осень.

Автобус покачивало и трясло на выбоинах.

Сластенов то и дело поправлял рукой обшарпанный чемодан, а тот, как нарочно, раздув бока, отползал назад или прибивался к соседнему креслу.

Икона лежала в чемодане, завернутая в старую газету.

Одним углом почти чудотворная деревяшка зарылась в толстый свитер домашней вязки, другим углом тупо стукалась о поллитровую банку с вареньем.

На икону мягко наседали грязные скомканные рубахи, майки, носки.

Снизу икону подпирали сломанный фотоаппарат и толстенная книга по специальности, так ни разу и не открытая за время отпуска, да журнал с частично разгаданным кроссвордом и первыми главами свежего английского детектива.

Сластенов смотрел мимо дремлющего соседа на обочину.

Поправлял непослушный чемодан.

Вспоминал парное молоко, творог, сдобренный сахаром и сметаной, терпкий мед.

Снова смотрел на обочину.

Вспоминал и про лихо закрученный детектив.

В первой же главе сразу четыре трупа, исчезнувшая реликвия и ни одной улики… Туман, кровь, недоеденный пудинг и уверенная походка сержанта полиции… А как спалось в дождь на сеновале под толстым одеялом… Было слышно, как возятся свиньи, блеет овца и бдительно ворчит пес… Надо будет обязательно купить продолжение… Как спалось… Бедный сэр Чарльз…

Сластенов задремал и пришел в себя, когда автобус въехал в город.

Чемодан, покрытый ровным слоем пыли, уполз далеко назад, под ноги парней, которые, как и шесть часов назад, резались в карты.

За всю дорогу Сластенов ни разу не вспомнил об иконе.

Когда ехал с автовокзала в переполненном трамвае, не вспомнил.

И войдя в подъезд, заново покрашенный за время его отсутствия, не вспомнил.

Отомкнув дверь, сбросил прямо у порога кроссовки, расстегнул пиджак, пихнул чемодан под зеркало, уронил мятую кепку на пол и плюхнулся на низкий пуфик.

Наконец-то дома… Чем-то вкусным тянет с кухни… Сейчас бы тарелочку борща…

– Кирилл, это ты?

Жена выглянула в прихожую, думая, что вернулся сын, и застыла, держа на весу руки, белые от муки.

– Ваня!..

– Решил последнюю недельку дома отсидеть. А то и не заметишь, как на работу выходить… И опять ящик на балконе останется неотремонтированным, да форточку надо подогнать – сама же говорила…

– Знала, что сбежишь, с утра чувствовала, – жена ушла на кухню, вернулась с вымытыми руками. – Пришла с работы – и сразу за блины.

– Фаршированные?

– С мясом и рисом.

Жена задвинула чемодан в угол, подняла кепку, нацепила на вешалку.

– Твои любимые!

Поцеловала мужа в небритую щеку.

– Я тебе, Машунчик, варенья привез – клубничного.

Сластенов поднялся.

– Каждую ягодку своими руками собирал, на четвереньках ползал.

– Вижу, вижу! Загорел, поправился!

Жена у входных дверей нагнулась, взяла кроссовки и поставила их рядом со своими туфлями.

– А тетя Катя все такая же шустрая?

– Кстати, она же мне свитер толстущий связала.

Сластенов шагнул к жене и запнулся об угол чемодана.

– С магазинскими не сравнить. Может, Кириллу подойдет?

– Обойдется! Ты и так отдал ему венгерские подтяжки. Сколько раз говорила – не балуй парня. Весной купили тебе джинсы, а он их все лето протаскал!

– Но я же не виноват, что сынуля меня по размеру догнал.

– По размеру-то догнал, а по уму скоро перегонит, учти.

– Машунчик! У тебя на кухне ничего не пригорит?

– Иди-ка лучше прими ванну и не забудь побриться.

– Слушаюсь и повинуюсь!

Чмокнул жену в шею ниже уха – мельхиоровая сережка царапнула щеку – и пошел в спальню.

Там разделся возле трехтумбового шифоньера, зевнул, глянув на широкую, как всегда, аккуратно застеленную кровать, влез в линялое трико…

Сластенова подхватила сковородку, вылила ловко тесто на раскаленный металл.

Как удачно получилось, что именно сегодня занялась блинами…

Через стену было слышно, как шумит душ.

Сластенова перевернула блин.

Только бы подольше мылся… Конечно, можно разогреть вчерашнее пюре… Чай надо заварить свежий… Должны остаться сливки, если Кирилл не выпил…

Сластенова перекинула блин на стол.

Теперь через стену пробивался голос мужа.

Он что-то напевал.

Бульканье и плеск воды, срывающийся голос – казалось, там кипит ведерная кастрюля.

Сластенов перестала вслушиваться в столь знакомые звуки водных процедур.

Нет, как хорошо, что подгадала сорваться из конторы и заняться стряпней…

Тесто получилось ни густым, ни жидким, в самый раз.

Блины снимались легко.

Надо бы достать варенье из чемодана, а то Ваня обидится… Привез издалека… Старался наверняка весь день… Собирал ягодку к ягодке… Попробуй по солнцепеку на четвереньках поползай… Клубника полевая – это не с дачной грядки… Водянистая, безвкусная, крупная… Настоящая клубника пусть и мелкая – зато аромат изумительный…

Сластенова отставила сковородку в сторону, вышла в прихожую, посмотрела на пыльный чемодан под зеркалом.

Тетя Катя наверняка варенье на меду варила… Это ее фирменный рецепт… От такой клубники еще никто никогда не отказывался…

Это где столько пылищи чемодан успел нахватать?..

Сластенова вернулась в кухню, смочила тряпку, а потом долго терла раздутые бока, потускневшие замки, гнутую ручку.

Добившись нужной чистоты – с пятнами и царапинами ничего не сделаешь, – перетащила чемодан в комнату на тахту.

Сластенов растерся махровым полотенцем, влез в то же линялое трико и провел указательным пальцем по запотевшему настенному зеркалу.

В ясной, чистой полоске удалось разглядеть лишь покрасневшие глаза – не надо было кемарить в автобусе – и пол-уха, из-за которого выпирал клок волос.

Сластенов торопливо снял с крючка над раковиной массажную щетку и принялся усиленно драть металлическими шипами затылок.

Полоска на зеркале постепенно затянулась влагой.

Сластенов отложил щетку.

На шипах остались волосы.

Скоро голова станет, как колено… Бороду, что ли, отпустить для солидности…

Открыл дверь, вытер напоследок лицо, швырнул полотенце на змеевик.

Хотел сразу проскочить на кухню, но заглянул в большую комнату и остановился.

На паласе вздрагивала от сквозняка мятая старая газета – краешек ее скреб о ножку стола.

Перед тахтой на коленях стояла жена, сцепив руки.

На тахте – раскрытый чемодан и прислоненная к подушке икона.

– Ванечка, миленький, совершенно прелестно… Что же ты сразу не сказал! Понимаю, сюрприз… Я недавно такую же штуковину по телевизору видела!

Жена поднялась и осторожно кончиками пальцев тронула икону за верхние углы.

– Куда же мы ее повесим?

– Надо же, совсем забыл!

Сластенов перешагнул через старую газету.

– Это же почти чудотворная икона. Мне скотник ее за спиннинг всучил.

Сластенов сдвинул чемодан, сел на тахту.

– Видок у иконы действительно солидный, правда, закопчена, как стены в черной бане. Фактически одни глазища видны, а вокруг еле заметные картиночки, ну прямо как на выпуклой фотографии… Тетя Катя говорила, мол, страсти господни! За спиннинг…