Потеряв надежду легко от него отделаться, Мими внезапно остановилась и, глядя Гонтрану прямо в глаза, заявила:

— Я так бедна, месье, что не знаю, поем ли завтра досыта. И все же зарубите себе на носу — меня не соблазняют ваши предложения. Я ничего от вас не хочу. Ничего! Понятно? Оставьте меня в покое, или я обращусь в полицию.

Потрясенный Гонтран в сбившейся на затылок шляпе, заложив пальцы за борта жилета, стоял, разинув рот, и мямлил:

— Потрясающе! Хоть стой, хоть падай! Да уж, крепкий вы орешек! Подумать только, сколько светских женщин мечтало бы оказаться на вашем месте! К тому же за плату в десять, в тридцать, в сто раз меньшую! Запомните, Малыш-Прядильщик, когда речь идет об исполнении его прихотей, ни перед чем не останавливается!

Устав от утомившей ее погони и не зная, как положить этому конец, Мими продолжала свой путь. Однако, как водится, поблизости не было ни одного патрульного, да и сама мысль о публичном скандале оскорбляла ее стыдливость.

К тому же на улице Роше жила преимущественно буржуазия и обслуживающий ее персонал — повара с поварихами, кучера с семьями. Выходцы из народа, они кормились щедротами господ и сочли бы забавной такую картинку — богатый молодчик гонится по пятам за их сестрой простолюдинкой.

В рабочем квартале любой прохожий остановил бы Гонтрана и хорошенько намял бы ему бока. В этом же претендующем на роскошь районе девушка не могла рассчитывать ни на чью поддержку.

Гонтран, прекрасно это понимая, чувствовал, что находится на благоприятной почве, и пытался извлечь из этого обстоятельства максимум выгоды.

В начале он был настойчив, теперь же стал неприкрыто груб.

Мими совсем запыхалась, каждый шаг давался ей с трудом.

Полубольная и ослабевшая, она ощущала, как силы оставляют ее.

Обернувшись к своему преследователю, подняв на него полные слез глаза, она заговорила умоляющим голосом:

— Месье! — Ее тяжкие вздохи сменились рыданиями, слезы брызнули из глаз. — Месье, заклинаю вас, оставьте меня… Вы же сами видите, что это невозможно… Сжальтесь, месье…

Негодяй решил, что она готова сдаться.

«Надо продолжать травлю, — смекнул он, — и через пять минут — она моя!»

Они вышли на большую площадь, образованную пересечением авеню Виллье, бульвара Курсель и примыкающих улиц. На перекрестке было почти совсем безлюдно. Гонтран решил применить силовой прием.

Внезапно, смеясь, он протянул к Мими руки:

— Я не отпущу вас, если вы меня не поцелуете. — И попытался заключить ее в объятия.

Девушка отшатнулась со сдавленным криком.

— Большое дело, — приговаривал юный циник, — расквасили же вы рожу папаше, теперь и из моей морды можете сделать фрикасе…

В отчаянии Мими стала звать на помощь.

Не видя никого поблизости, мерзавец веселился вовсю.

Но в тот миг, когда он приблизил свою обезьянью морду к точеному личику девушки, его ухо пронзила резкая, нестерпимая боль. Чья-то могучая рука мяла, закручивала и тянула, силясь оторвать, его ушную раковину.

Гонтран завизжал и попытался вырваться, но не тут-то было.

Ухо затрещало, голова раскалывалась, и, чувствуя уходящую из-под ног землю, он попытался лягаться. Еще пол-оборота — мочка оторвалась, из разорванных тканей хлынула кровь. Потеряв равновесие, злополучный гаер[48] рухнул. Теперь, когда он больше не заслонял своего обидчика, Мими наконец разглядела того, кто так своевременно пришел к ней на выручку.

Не в силах сдержать радостный возглас, она узнала человека, три дня тому назад спасшего ей жизнь.

— Это вы, месье?! Да благословен будет случай, вторично поставивший вас на моем пути!

Их встреча действительно была случайной — Леон Ришар работал над интерьером одного из особняков, расположенного на пересечении улиц Константинопольской, генерала Фуа и бульвара.

Расписывая в цокольном этаже большую гостиную и увидев через огромную витрину, как к Мими пристает какой-то мужчина, Леон выскочил на бульвар и, не долго думая, схватил наглеца за ухо.

В ответ на слова Мими он разразился своим милым детским смехом:

— Но, мадемуазель, я здесь именно затем, чтобы оказывать помощь… Готов к услугам и раз, и еще много-много раз.

Малыш-Прядильщик пытался встать на ноги, щека его была в крови, на губах выступила пена.

Когда он увидел перед собой мужчину перепачканного красками, в нем взыграло обычное фанфаронство.

— Ты, дубина стоеросовая! — завопил он. — Да будь ты одного со мной круга, то завтра же стоял бы передо мной со шпагой в руках или под дулом моего пистолета!

Художник пожал плечами и, смеясь, ответил:

— Ну уж нет, для этого вы слишком трусливы. И вам остается лишь одно — проваливайте отсюда побыстрее…

— Когда захочу, тогда и уйду!

— …Не то я оторву вам второе ухо. А уж если вам приспичит подраться, меня нетрудно найти. Я — Леон Ришар. Живу по улице Де-Муан, пятьдесят два.

— А я — Гонтран Ларами, Малыш-Прядильщик.

— А, тот самый пижон, швыряющий на ветер миллионы, о котором так много судачат? Не советую вам подворачиваться мне под горячую руку — убью. Это так же верно, как то, что я порядочный человек, а вы и вам подобные — прожженные канальи.

Затем Леон продолжил, обращаясь к Мими:

— Мадемуазель, соблаговолите опереться на мою руку, я провожу вас домой. Со мной вам нечего бояться, ибо никогда у вас не будет более верного и почтительного слуги.

Растроганная, улыбающаяся, отмщенная Мими одарила юношу взглядом, в который вложила всю душу, и, не колеблясь, взяла своего защитника под руку.

Жалкий, потерпевший полное поражение Гонтран Ларами бесился от злости, вытирая носовым платком кровь, хлеставшую из уха и капавшую ему на грудь.

Мучимый нестерпимой физической болью, он, кроме того, кипел от ярости и ненависти к человеку, так круто с ним обошедшемуся. Эта с виду безобидная горилла умела ненавидеть, да еще как ненавидеть!

Глядя молодым людям вслед, он бормотал себе под нос:

— Драться с этой чернью? Ни за что на свете! Еще покалечат… Но я отомщу, будьте спокойны, я так отомщу, что они меня попомнят! Не будь я Малыш-Прядильщик, если не подошлю убийц к кобелю и полдюжины насильников к сучке!

Для встречи и переговоров с таинственным корреспондентом князя Березова в полночь у подножия обелиска господин Гаро выбрал самого расторопного, самого проверенного агента.

Остальные притаились в укромных местах, чтобы в случае надобности прийти на выручку своему товарищу и произвести задержание шантажиста.

Один из них нашел для засады оригинальное место — он разместился в бронзовом фонтане и, прижавшись к одной из сирен, стоял прямо в воде. Выручали грубые сапоги, зато агент был совершенно незаметен. Двое других полицейских, переодетых извозчиками, сидели на козлах одноместных экипажей, в каждом из которых помещался еще один их коллега. Кареты ездили навстречу друг другу, как если бы одна выезжала с улицы Руайяль, а другая — с моста Конкорд. В полночь на улицах Парижа еще довольно оживленное движение, так что в их действиях не было ничего подозрительного.

Когда на башенных часах по соседству пробило двенадцать, экипажи как бы случайно встретились в ста шагах от обелиска, лошади перешли на шаг.

Агент, уполномоченный вести переговоры, двинулся навстречу человеку, уже с четверть часа слонявшемуся возле назначенного места.

— Это вы направили письмо на авеню Ош? — без обиняков начал полицейский.

— Да, я, — ответил человек.

— Князь Березов послал меня, чтобы я передал вам искомую сумму. Так что и вы не нарушайте уговор.

— Деньжата у вас при себе?

— Да. Один кредитный билет в тысячу франков. Но мне нужен ребенок.

— Я его в кармане не ношу, вашего щенка. Гоните монету, а завтра мы вернем мальца семье. Давайте наличность.

Агент приблизился и протянул фальшивую банкноту, которую неизвестный жадно выхватил у него из рук. В сумеречном свете видно было плохо, и негодяй решил, что кредитка настоящая. Это был человек среднего роста, скорее низенький, чем высокий, но коренастый и очень проворный.