- А разве вогулы в этом виноваты? -- спокойно отвечал княжич. --Мы много лет платили дань, и никогда никому не приходило в голову изменить сложившийся порядок, тем более нынче, когда отец мой так благодарен вам за мое освобождение. Но у нас действительно ничего нет, вы можете обойти всю вогульскую землю и, уверяю вас, рано или поздно убедитесь в правдивости моих слов. Поверь, Светобор, я благодарен новгородцам даже больше, чем мой отец, и очень хочу помочь. Послушай - булгары отправились в обратный путь два дня назад, На своих тяжелых, грузных лодках они не могли далеко уйти. К тому же отец сказал, что на веслах у них рабы, а рабы ленивы, их плохо кормят, они вымотались, когда шли сюда. Вы на своих легких ушкуях очень быстро догоните их. Под Гледеном я своими глазами видел, как умеют драться великие новгородские воины, особенно когда у них такой славный воевода.
Светобор молча, испытующе смотрел на вогульского княжича.
- Если ты возьмешь, меня с собой, - горячо продолжал Юмшан, - я сделаю для тебя все, что в моих силах. Мне хорошо знакомы здешние места, я знаю живущих здесь людей, в любом таежном уголке у нас с тобой будут преданные помощники. Если же не удастся настичь булгар - вернемся обратно, и тогда делай с нами все, что захочешь.
- Что скажете? - Светобор окинул взглядом бывших при разговоре новгородцев.
- По-моему, малец дело говорит, - высказался шустрый Якуня.
- То дело вилами на воде писано, - угрюмо отозвался мечник Кистень.
- Да-а, - раздумчиво протянул кормщик Тороп. - Вилы в бок или сена клок - как угадаешь?
- Гадай не гадай, - вмешался кормцик Кряж, - иного выхода все равно нет. Можно попробовать.
- Ага, - поддакнул Помело. - .Девка пробовала, дак парня родила.
- Тю, скоморох! - отмахнулся кормщик Торой.
- Я это к тому, - обратился Помело к Светобору, - что пока мы тут пробуем, булгары наше серебришко увозят все дальше и дальше.
- Сколько их? - спросил воевода у Юмшана.
- Отец говорил: сотви три, не считая рабов, - княжич неожиданно для себя прибавил число булгар и тут же понял почему - он вдруг испугался, что Светобор оставит часть своей дружины в крепости.
- Три сотни против наших двух, - задумчиво сказал Светобор, словно взвешивая на невидимых весах две противоборствующие силы.
- Сотня туда, сотня сюда, - Помело небрежно махнул рукой.
- Сдюжим! - браво уверил всех кормщик Кряж.
- Да будет так, и пусть братья Сварожичи, светлый Ярило и могучий Перун, помогут нам! - заключил воевода.
Юмшан пришел проститься с отцам. В глазах его была решимость.
- Я ухожу, - быстро заговорил он тихим голосом, почти шепотом.Постараюсь увести новгородцев как можно дальше от наших мест. А ты уводи наш народ за Большой Камень. Тихо! Жизни нам здесь не будет, надо уходить. А за меня не волнуйся - выкручусь, найду тебя. Оставь верных людей там, где Серебряная тропа через Камень переваливает. На том перевале пусть ждут меня. Не мешкай, отец, веди людей в Сибиир-землю, на Обь-реку, там будет хорошо. Все, прощай!
Предсказание колдуна
Глухие, неясные, неприятные предчувствия томили Выра в последнее время. Жизнь князя северных вотов шла обычным чередом, в положенное время свершались привычные события, все было как всегда, но порою какое-то странное ощущение овладевало его душой. Это было как сновидение наяву казалось, что он крадется по лесной тропе с луком наизготовку, и вот уже виден давно выслеживаемый зверь, и можно стрелять, но в это время сзади слышится шорох. Выр поворачивает голову и с ужасом видит чужую стрелу, пущенную ему прямо в спину, и человека, который ломится сквозь кусты в чащу леса, и человек этот хорошо знаком, но узнать его невозможно, потому что сновидение кончается, и Выр с колотящимся сердцем оказывается в привычном окружении повседневной жизни.
Врожденная скрытность не позволяла ему поделиться с окружающими своей душевной тутой, да и кто из них мог ему помочь? Сын Гырыны, немощный телом и ущербный духом, сам нуждался в помощи. Люльпу, всегда такая веселая и бойкая, в последнее время все чаще становилась задумчивой и отрешенной, временами странная, нездешняя улыбка блуждала по ее чистому прекрасному лицу, девушка подолгу эакрывалась в домашнем святилище или уходила на берег Серебряной реки. Выр понимал - дочь его стала взрослой и стоит на пороге любви.
По собственному опыту он знал, что почти всегда предвкушение счастья слаще и радостнее самого счастья. Так стоит ли омрачать неповторимую радость ожидания первой любви своими стариковскими бедами?
Имелся еще один человек, с которым можно было бы поделиться душевной смутой, и этим человеком был Уктын. Верховный жрец северных вотов знал жизнь, хорошо понимал людей, был умным, внимательным собеседником и всегда охотно помогал Выру. Но после случая на шийлыкских скачках князь не совсем доверял ему. Выра озадачила затея Уктына выдать Люльпу замуж за юзбаши Серкача, хотя поначалу он не:
придал всей этой истории большого значения. Но когда верховный жрец торжественно объявил о том, что наместник великого хана отрекся от своей веры и преклонил колени перед вотскими богами, в душу князя вселилась тревога. Он гнал тревогу прочь и успокаивал себя тем, что именно он, Выр, является хозяином страны вотов, и судьба Люльпу зависит от его решения, а его решение зависит от ее желания. Он готов был выполнить ее желание, каким бы оно ни было, и с нетерпеливым интересом ждал, когда же выяснится имя ее избранника.
Уктын, настаивая на осуществлении своей затеи, может быть, действительно радеет об интересах и выгодах страны вотов, но Выр твердо решил, что последнее слово должно остаться за его дочерью.
А чужая стрела все чаще и чаще летела в его спину. Иногда казалось, что он не успеет вырваться из. объятий ужасного сновидения, острое жало войдет меж его лопаток, и он навсегда останется на призрачной лесной тропе. В одно из таких невыносимо тягостных мгновений князь вспомнил о туно старом колдуне, который жил на Куалын-горе. Его избушка стояла на склоне Малого оврага, поодаль от Бадзым-Куалы и жилищ ее служителей. Вечером того же дня князь навестил бесноватого старика. Напротив низенькой двери росла старая толстая сосна, ее раскидистые узловатые ветви почти полностью закрыли пристанище туно.
Обогнув корявый ствол, Выр протиснулся внутрь.
Туно был стар и немощен, лохмотья одежды в беспорядке свисали с его худого тела. Посреди избушки, прямо на голой земле, мерцали белые угли костра, их неровное сиянье освещало длинное лицо в резких морщинах, одуванчиковый пух седых волос облепил трясущуюся голову.
Выцветшими глазами глянул туно на позднего гостя.
- Ты хорошо сделал, что не зашел к Уктыну, - сказал старик тягучим голосом. - Он рожден на первой ветке как раз над бешеными псами Керемета. Душа его питалась их злобой и вдыхала их смрад. Я рожден на седьмой ветке, рядом с беркутами Инмара, бог ветра Толпери часто отдыхал рядом со мной, от него я многое узнал. Здесь, на эемле, Уктын сильнее меня, но там, на нашей родине, он - никто. Не верь ему, верь мне. Я знаю, зачем ты пришел, мне давно известно твое горе, хотя:
Старик замолчал, неподвижно глядя в переливчатое сиянье углей.
- Скажи, что ты знаешь, - взмолился Вир, опускаясь на колени.
- Я был у золотой кукушки, которая знает судьбу всех живущих, заговорил туно. - Она куковала над чашей, которую я ей принес. Вот эта чаша.
Старик протянул руку куда-то в темноту, за спину, и на дрожащей его ладони появилась плоская глиняная чаша с водой. - Возьми, - туно протянул чашу Выру, - поставь перед собой.
Выр принял чашу, поставил, с опаской посмотрел на окрашенную ровным светом воду. Старик закрыл глаза и долго сидел молча. Казалось, что он дремлет. Но вот губы его шевельнулись, Выр едва разобрал слово:
- Смотри, - прошептал старик.
Выр вгляделся - на розовом зрачке чаши полыхали три огня.
-- Что это? - спросил он упавшим, враз охрипшим голосом.
