Туда не хочется, хотя там и спокойно. Почему-то кажется, что там нет жизни и там страшно.

Им дали комнатку возле самого моря. Комнатку с балконом в одном из хозяйственных помещений санатория. Внизу был склад. Над ними - жильцы и небо. Впереди - море. До него - рукой протянуть!

Рядом с домом пробивалась сквозь мелкую гальку трава. Рядом с домом росли длинные, как свечи, кипарисы. Рядом с домом цвел олеандр и тянулись ветки непривычного вьющегося шиповника. Рядом с домом росли сибирские кедры, бананы, алыча, мушмала, пальмы. Днем возле дома вовсю галдели не по-московски поджарые воробьи. Ночью над домом проносились летучие мыши и плакали по соседству тощие кошки. Голуби и чайки кружились совсем рядом.

Отец работал теперь в санатории - тут же. Таня ездила в школу на автобусе - пять остановок. Близко была грузинская школа. Близко была армянская. Русская дальше, у турбазы.

Тошка ждал Таню, когда она вернется из школы.

Таня ждала отца, когда он вернется с работы.

Вечером все собирались на балконе и смотрели на море. Когда было тепло, купались, а потом все равно сидели на балконе. Тошка вставал на задние лапы и скулил, глядя на солнце, которое заметно, на глазах, скатывалось в море. А потом скулил, глядя на месяц.

- Ты знаешь, Татьян, странные человеки люди! - рассказывал отец. Вот приехали сюда, отдыхать приехали, и что ни человек - оригинал! Одни приходят ко мне без конца, жалуются, стонут. И то у них болит, и другое, и третье. А посмотришь - здоровяки. Ничего особенного! Ну, как у всех, какие-то болячки в худшем случае есть, и все! А ведь других не затащишь. Иной и курортной карты не захватил с собой, купается, загорает, считает себя на сто процентов здоровым. А вытянешь его к себе в кабинет, посмотришь - удивишься: как он бегает? И то у него не в порядке, и другое... И не как-нибудь - всерьез...

Отец увлечен новой работой, и Таня радуется этому.

- А сегодня, знаешь, опухоль у одного отдыхающего обнаружил, продолжал отец. - И тоже из таких: еле затащил, еле рентген уговорил сделать. "Какая там медицина! - говорит. - Сроду не болел и не собираюсь. Что вам зря голову морочить!" Вот и морочить! А другие в каждом прыще раковую опухоль подозревают! И действительно, морочат голову без всякого повода... А сколько холециститов находишь! И тоже вовсе не у тех, кто без конца жалуется на здоровье...

Таня вспомнила:

- Как у мамы?

Зря, наверно, вспомнила. Отец сразу сник. И долго молчал. Очень долго.

- Мама тоже была такая, - сказал он наконец. - И признаюсь тебе, Татьян, люблю я таких людей! Которые на болячки свои внимания не обращают, - люблю! Казалось бы, не положено это мне, врачу... А люблю!

...Днем море шумит, как море. А ночью...

Ночью моря не видно, особенно в осенние пасмурные дни, когда ночь наступает рано, и месяца нет, и звезд, и не маячат вблизи от берега корабли, и лишь редко охватывают темную поверхность воды лучи прожекторов. Стоит закрыть дверь на балкон, если холодно, или просто забраться в постель - и кажется, рядом не море, а какой-то огромный завод, без конца пересыпающий гальку.

В ясные ночи море спокойно, и все равно его не чувствуешь. Видишь дорожку от месяца. Видишь еле заметные дорожки от звезд. Видишь дорожки от проходящих где-то, светящихся огнями кораблей. И еще от редких лучей прожекторов. Но все они - и светила, и огни, и прожекторы - выхватывают лишь куски темного моря, и ты не видишь его, не слышишь, а слышишь только шум пересыпаемой гальки. Скорее, это она живет, движется, действует, а не море. И все же, наверно, это море ее пересыпает. Значит, оно живет, море!

Отец просыпался рано. Раньше него просыпался только Тошка, но он вел себя тихо, молчал и терпел, ожидая, когда проснутся все и выпустят его...

Сегодня Таня проснулась раньше других. Может, и не проснулась, а просто встала - ей не спалось. Встала, вывела Тошку.

Искупалась. С трудом загнала Тошку в море, окунула. Он почему-то боялся воды.

Вернулась.

- Ты что, Татьян?

Она уже перечитывала задачку по физике. Вчера решила, но засомневалась - правильно ли?

- Ничего...

- С добрым утром! Ты что?

- С добрым утром, пап! Я просто задачку решила посмотреть...

- Окунемся?

Она не сказала, что уже купалась.

- Конечно, окунемся...

Так у них теперь всегда начинался день.

Они вышли все вместе, и с отцом Тошка сам полез в море. Фыркал, захлебывался, поправляя в воде лапами уши, - купался.

Вода была по-утреннему теплая, а воздух после ночи прохладный. В эту пору море теплее воздуха, теплее земли, теплее гор. Пока нет солнца.

Тошка, выбравшись из моря, катался по гальке. Тер уши о камни, как будто в них попала вода.

- Смотри, - сказал отец.

По морю, почти у горизонта, шел корабль.

- Эсминец, - сказал отец. - Знаешь, Татьян, вот гляжу и до сих пор завидую...

- Почему, пап?

- Моряком всю жизнь мечтал быть, а вот стал врачом.

Таня этого не знала. Может, отец никогда не говорил, или просто она не слышала, или слышала - не помнит...

- Ты жалеешь? - спросила Таня.

- Жалею? Нет, что ты, Татьян, конечно, не жалею! Просто детство вспомнил... Море увидел, эсминец этот, вот и вспомнил.

У моря своя жизнь и свои заботы. Если быть не морем, а человеком, это, наверно, можно понять.

Море работает днем и работает ночью. Море работает утром и работает вечером. Море работает всегда - всю жизнь. И даже когда оно совсем затихает, не бьет в берег, а лишь тихо плещется, оно работает.

Впрочем, затихает оно не всюду. У одного берега - штиль, у другого шторм. У одного оно в свете солнца, у другого в нахмуренных тучах. Здесь мерно передвигающее гальку, там - бьющее в скалы. Оно точит берега, подмывает горы, просеивает песок, изменяет карты и жизнь людей.

У моря, у синего моря

Со мною, ты рядом со мною...

И солнце светит, и для нас с тобой

Целый день поет прибой.

Прозрачное небо над нами,

И чайки кричат над волнами.

Кричат, что рядом будем мы всегда,

Словно небо и вода,

гремит над всеми пляжами радио.

Говорят, что это японская песня о счастливой любви. Какая тут счастливая любовь? Неужели она такая беспокойная и малоприятная, как песня на этом пляже? А ведь она гремит всюду. И над улицами, и над санаториями, и над домами отдыха, и над одинокими "дикими" отдыхающими! Песня становится порой не песней. Как она, эта песня, попала и прижилась здесь непонятно. Люди принесли ее сюда, завели, усилили мощными приемниками, разнесли по всему берегу.