- Засекут.

Пока Саша, Володя и Шукурбек возвращались с теодолитом к развилке, я уже был на опушке, чуть левее могилы.

Комвзвода тоже направился назад. Ребята, кажется, засекли мою вешку. Я их видел хорошо. Значит, и они видели меня.

И верно, мне уже замахали: мол, давай назад!

Я скатился с бугра и вышел на дорогу. Припекало солнце. Воздух весенний, с запахами почек и прелых трав. Кой-где уже пробивалась зелень. Высохли песчаные бугорки и поляны. А небо голубое. Удивительно голубое. Хорошо!

Наших я теперь не видел. Они там, за поворотом дороги, к которой подходит кладбище. Аккуратное, не похожее на наши, немецкое кладбище: я только сейчас его разглядел. Ровные ряды разнокалиберных крестов мраморных, железных, деревянных. Посыпанные желтым песком дорожки. Могилы без оград. Подстриженные деревца и кустарники.

И все же что-то холодное, деловое, равнодушное есть в этом ровном размещении людей. Пусть не живых, покойников, но - людей. Как на военном плацу, их собрали, построили, и даже дорожки между ними не забыли посыпать песком.

Я вспомнил Немецкое кладбище в Москве, где похоронен отец. Оно не такое. Может, слишком сумбурное, слишком заросшее зеленью, и все же в нем больше тепла, больше человеческого.

Но это там - далеко, в Москве. А здесь?

Здесь с краю свежая могила. Могила, не похожая на другие кладбищенские, - большая, сделанная наспех. Неужто кто-то успел похоронить убитых нами немцев? Но кто? И когда?

Я обогнул кладбище и увидел на дороге теодолит. Возле него никого не было, и я невольно прибавил шаг. Впереди раздался выстрел. И еще один. И автоматная очередь.

Сначала я заметил длинную фигуру Соколова, а уже за ним Сашу. Они бежали по обочине дороги к пустым домикам. Вон и Володя. Все опустились на колено и стреляли.

Пока я подбежал, стрельба стихла.

- Что случилось?

Володя снимал с убитого цивильного автомат. Второй немец, тоже в штатском, лежал на пороге дома.

- Шукурбека убили, мерзавцы! - сказал Саша.

- Сволочи! Или переоделись! - Лейтенант Соколов лохматил волосы. Так глупо...

Шукурбек лежал в придорожной канаве. Автоматная очередь свалила его сразу.

- Что? На кладбище? - спросил Володя, раздобыв в одном из домов лопату и зачем-то грабли. - А может, лучше там?

Мы отнесли тело Шукурбека туда, где я только что стоял с вешкой. Положили рядом со свежей могилой трофейщиков. Засыпали. Подровняли песок. Теперь это была одна могила.

- Надпись бы, - сказал Саша. - Хоть вот на этом. - Он раздобыл щепку.

Чернильным карандашом Саша нацарапал: "Шукурбек Ахметвалиев. 1926 45. И еще - сержант, два солдата".

Фамилий сержанта и солдат из трофейной команды, погибших здесь два дня назад, я не знал.

...Они только час назад вырвались из города.

- Как?

- И не спрашивайте! - Они смеялись, и плакали, и опять смеялись. Свои! Родные! Свои!

Грязные лица, затянутые по глаза платками, замызганная одежда, мокрые ноги - они были одинаковые, как серые тени, без возраста и имен. И лишь одна из них молчала, испуганно жалась в сторонке. И глаза ее - пустые, бегающие - ничего не выражали, кроме страха.

- А ты чего? - Володя подошел к ней. - Иль от счастья онемела?

Она рванулась к забору и задрожала, словно ее собирались ударить.

Володя да и все мы ничего не поняли.

- О, мы и забыли! - сказала одна из женщин. - Это Хильда, она немка. Но хорошая. Несчастная только. Мать погибла, отец неизвестно где. А там, в Бреслау, такой кошмар, того гляди, свихнется девка. И солдатня ихняя... А девчонке-то шестнадцать... Вот и маялась с нами. Две недели в подвале вместе сидели, а сегодня собрались бежать. "С вами, говорит. Не могу здесь, не могу..." Фюрхте нихт, Хильда! Фюрхте нихт! - добавила она, обращаясь к Хильде. - Зи лассен дих ин руе! Дас зинд дох унзере, унзере!*

_______________

* Не бойся, Хильда! Не бойся! Они тебя не тронут! Это же наши, наши! (нем.)

- Немецкий знаете? - удивился Заикин.

- Небось не первый год здесь горе мыкаем, - сказала женщина. Научили!

- И давно вас?

- Я вот уже три года с лишним, а они больше двух.

- Из каких же мест сами?

- Брянская я...

- Из-под Пскова, село Никольское. Не слыхали?..

- А я из Орла...

Их было трое, кроме немки. Младший лейтенант Заикин приказал накормить их и устроить с жильем.

- Чего-чего, а жилья у нас хоть отбавляй! - сказал Володя.

Наш дивизион размещался в большом дачном пригороде Бреслау. Четыре дома занимали мы, остальные пустовали. А их было, наверно, не меньше сотни.

- Нам помыться бы.

Мы провожали их целым табуном - Заикин, Володя, Саша, еще несколько ребят.

- И помоетесь. И переоденетесь. Здесь полный комфорт.

Немка молча семенила за женщинами.

Возле одного из особняков мы остановились:

- Здесь вам будет хорошо. А потом приходите. Не позже чем через час. Если тут одежды не хватит, рядом дома...

Володя скрылся в доме вместе с ними.

Наконец появился.

- Сколько тебя ждать?

- Да что вы, ребятки! Дайте с девочками поговорить!

Они вернулись, когда мы уже ужинали.

- Вот это да! - первым воскликнул Володя. - Садитесь, девочки. Только электричества нет, а так - полный комфорт! Со свечами даже уютнее!

Они и в самом деле были неузнаваемы. Даже немка.

Тоненькая, еще девочка, она выглядела нарядно и смущалась.

- Их данке инен!* - прошептала она, когда Заикин подставил ей стул.

_______________

* Я благодарю вас! (нем.)

Вошедшие представились:

- Люся.

- Клава.

- А вас как зовут? - спросил я свою соседку - светловолосую, голубоглазую женщину лет под тридцать, когда мы сели за стол.

- Валя, - ответила она.

- А по отчеству?

- Зачем по отчеству? Просто Валя, Валентина...

- Так давайте, - перебил наш разговор сидевший рядом младший лейтенант Заикин, - поднимем эти стаканы и осушим их разом за вас и ваших подруг, за то, что вы благополучно вырвались... И... - Заикин на минуту запнулся, взглянул на Хильду. - И за вас, девушка. Мы хотя, так сказать, и противники в настоящее время, но будем надеяться, что вы, как молодое поколение, вернее - как представительница этого поколения, не пойдете по стопам...

- Простите, - шепнула мне Валентина, - я переведу Хильде...