Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Мы еще о чем-то поговорили, и тут Володя попросил:

- Ребятки, я вот все думаю: наверно, и мне пора в комсомол подавать. Как?

- Конечно. Пора, - согласился я.

- А рекомендации вы мне дадите? Я с Буньковым говорил: он - за.

- Я с удовольствием, - сказал я. - Конечно, дам.

Саша промолчал.

- А ты, Сашок? - спросил Володя.

- Я? Пожалуй, дам.

- Вот и добре, ребятки, - обрадовался Володя. - Спасибо за доверие! Ну, а уж я постараюсь...

"Войска Юго-Западного и Донского фронтов перешли в решительное контрнаступление под Сталинградом..."

Радио и газеты радовали.

"С войной мы все свыклись... Я много работаю. И всё хорошо. Не беспокойся. Только вот дома по ночам очень пусто... Да, а живем мы теперь не в нашей квартире, а там, где жили Никифоровы. Помнишь Нонну? Они в эвакуации. Нас всех переселили в нижние этажи. Для безопасности... Очень радуют сводки с фронта... Скорей бы уже все кончалось... Почему ты не пишешь, как вас кормят? И что вы делаете в свободное время?.. Получаешь ли ты письма от своих приятелей по Дому пионеров? А та девочка, кажется Наташа, которая ушла на фронт, пишет тебе?.."

Она мне не писала. Даже на мое первое армейское письмо не ответила.

Из дома письма приходили через день, а то и ежедневно. И я писал матери. И - Наташе. Старался писать реже.

- Да брось ты в самом деле! - Володя знал, как я ждал писем, но не тех, что лежали для меня на круглом столике в Ленинской комнате. - Из-за бабы нервы трепать! Да еще фронтовой! Сам видишь, как они... До тебя ли?

И правда, я видел. Почему-то видел одно: та, другая Наташа, у кинотеатра в окружении капитана и старшего лейтенанта. И все они веселые, довольные. И значит, ей вот так же хорошо. И потому нет писем...

В воскресенье мы с Володей получили увольнительные в город.

- Сегодня ты со мной! - сказал Володя тоном, не терпящим возражений. - Пойдем в один дом...

- Ты знаешь... И Саша в наряде... - Мне не хотелось идти.

Мы все же пошли.

В тесном, скособоченном домике по соседству с текстильным комбинатом пахло картошкой, селедкой, луком, духами и еще чем-то непривычным.

- Я ж говорил: девочки - во! - шепнул Володя.

Володя балагурил. И как-то очень уж легко обращался с девушками.

Мы, кажется, впервые сытно наелись. Опорожнили три бутылки чего-то рвотного...

- Ты что так на меня смотришь? Некрасивая, да?

Она смотрела на меня - лицо круглое, в оспинках, глаза узкие и брови черно-нарисованные.

- А целоваться ты не умеешь, - грустно сказала она потом. - О другой думаешь?.. И я ведь тоже не о тебе... Только нет его... Убили...

Нет ничего лучше часов самоподготовки!

За окном метель. Как там холодно, мы знали. Ежедневно в шесть утра мы выбегали в одних рубашках из здания школы заниматься физзарядкой. Там страшно холодно и темно так же, как сейчас. А в классах у нас тепло. И оттого, что за окном воет метель, еще теплее. Мы сидели без гимнастерок блаженные, умиротворенные. Мы пришивали подворотнички.

Часы самоподготовки - вроде бы официальные часы, имеющие, согласно распорядку дня, конкретный смысл: они выделялись для повторения пройденного материала, для проверки - лишний раз - оружия, для приведения в порядок формы и так далее.

Но на самом деле это были часы как бы полуофициальные. Вместо Уставов внутренней и караульной службы можно было читать Конан Дойла, популярный шпионский роман "Первый удар" Шпанова или "Радугу" Василевской, вместо конспектирования - писать письма, а вместо обмена знаниями о материальной части буссоли - потихоньку беседовать на всякие темы.

И еще можно было думать о ней.

Фантазия - великая вещь! Я в мельчайших подробностях представлял себе ее любовь к себе, ее мысли, надежды, даже письма ее ко мне, которых не было...

Часы самоподготовки! Великие часы самофантазии, самоанализа, самоуничижения! Газеты и радио приносят радостные вести с фронта - это почти трагедия! И радость, конечно, и все же трагедия - нас там нет. А она - там. Приходят вести грустные, и опять же нас там нет, а она там... И чтобы отвлечься от назойливых мыслей, опять пришиваешь подворотничок или драишь, в какой раз, ствол карабина...

В один из таких тихих часов, накануне Нового года, по школе неожиданно прозвучала команда:

- Строиться!

Мы построились - по отделениям, по взводам, по батареям - и спустились на второй этаж - в зал. Здесь уже собралось все начальство и еще несколько незнакомых нам командиров. Все с черными петлицами. Артиллеристы!

Мы подравнялись и стали по команде "смирно".

Дежурный лейтенант Буньков доложил начальнику школы о построении.

- Вольно! - сказал капитан.

- Вольно!

Школьное начальство вместе с прибывшим медленно двигалось вдоль нашего строя, о чем-то беседуя между собой и лишь изредка посматривая на нас. Все было необычно, торжественно и загадочно. Даже то, что мы стоим по команде "вольно" перед таким количеством начальников.

- А как мужики? Ничего? - донеслись до меня слова одного из незнакомых нам командиров.

- Ничего. Хорошие ребята, - сказал начальник школы и улыбнулся. Пришлось пообстругать немного, но не без этого...

- Неужели едем? - шепнул мне Саша. - Вот тебе и десантники...

"Конечно, на фронт! - говорило мое лицо. - А куда же? Да еще перед самым Новым годом. Не в тыл же!"

Так, наверно, думали сейчас все наши ребята. Все сто пятьдесят.

Наконец Катонин остановился и чуть вышел вперед.

Дежурный лейтенант Буньков собрался было отдать команду "смирно", но начальник школы махнул рукой:

- Не надо, не надо. Товарищи, - сказал он, обращаясь уже к нам, завтра мы передислоцируемся на новое место. Эшелон будет подан на станцию в 17.00. С утра еще раз проверьте личное оружие, снаряжение, приборы. Комбатов и комвзводов прошу остаться. Остальные могут отдыхать. Спокойной ночи!

Спокойной ночи! Только настоящий чудак мог уснуть в эту ночь, но среди нас, ста пятидесяти, кажется, таких не было.

Спокойной ночи! Среди нас были скептики, но мы моментально разбивали их сомнения словами самого же начальника школы. А проверить личное оружие, снаряжение, приборы - это что? Шутки? Нет, не шутки, соглашались скептики, но теперь уже бывшие.

30
{"b":"53371","o":1}