Все еще находясь в приятном плену цивилизованной жизни, храня воспоминание о комфорте и безопасности, Шарль и Никола внезапно очутились в условиях первобытного мира. Старая гвианская фея, не признавая их больше за своих родственников, как будто развлекалась, расставляя на каждом шагу ловушки и препятствия. Ее ворчливая угрюмость подготовила пришельцам, как говорят в театре, драматический выход.

Но молодых людей не изнежили удобства и роскошь большого города, который, впрочем, ослабляет только слабых, а натурам самобытным и сильным дает лишь новый заряд. К тому же оба они были парижанами, а парижанин — это сгусток нервной энергии, неколебимой стойкости, это человек, готовый к любой борьбе. И для этого вовсе не обязательно родиться между предместьем Тампль и улицей Рошуар или же быть вписанным в реестры гражданского состояния мэрии Пантеон.

Если Париж является неоспоримым центром, определяющим жизнь целой Франции, тем сердцем, которое заставляет ритмично пульсировать весь могучий организм нашей милой родины, то несметное количество французов вправе называть себя парижанами. Подобно красным кровяным тельцамnote 364, они несут в самые удаленные уголки тела нерушимые принципы мысли и действия. Красные кровяные тельца распространены по всему организму. Парижане циркулируют повсюду. Они есть в Сен-Дени, их встречаешь в Нью-Йорке и в Шанхае. Вполне возможно, что настойчивые наблюдатели обнаружили бы их и в городе Питивье, который вместе с Ферте-су-Жуар мог бы торжественно именоваться беотийским полисомnote 365.

Итак, два наших гвианских парижанина вдруг оказались лицом к лицу с многочисленными опасностями, из которых одна выглядела смертельной. Они немедленно и самым естественным образом превратились вновь в бесстрашных робинзонов.

— Ну и что! — беззаботно провозгласил Шарль. — Видали мы кое-что и похлеще!

— Это уж точно, — подтвердил Никола, который в подобной обстановке не мог придерживаться иного мнения. — Эй! Да ты что делаешь?

— Переодеваюсь поудобнее! Никто не знает, что может случиться. Бери с меня пример! Видишь ли, мои изящные обмотки и роскошные туфли из желтой кожи в один прекрасный момент способны помешать удержаться на воде! И к черту мою охотничью амуницию! Погуляем босиком, мои подошвы еще не отвыкли от прежней жизни: помесь белого с четвероруким!

— Хорошая идея, — согласился Никола, немедленно разуваясь.

— Отлично! Вода поднимается не очень быстро, мы успеем завершить свой туалет или, вернее, избавиться от него… Ты замечал когда-нибудь, что брюки — в высшей степени неудобная одежда?..

— Неужели ты собираешься…

— Нет-нет, успокойся! Я не заставлю краснеть тропических дриад!note 366 Но две матерчатые трубки, замкнувшие мои ноги, дьявольски меня стесняют! Я обрежу их повыше колена и превращу свои «неподражаемые» в чудесные пляжные трусики.

— Браво! И я тоже…

— Как тебе угодно… Вот мачете — незаменимый спутник. Пускай он остается в ножнах, привешенных к поясу. Ай!.. Мой револьвер. Сохранился ли еще воск в нашем разоренном домике? Есть! Отлично!

— Да на что тебе воск?

— Ну скажи мне, ты еще гвианский робинзон или уже не робинзон? Этот персонаж привык одолевать любые препятствия, противопоставляя им меры предосторожности, самые простые, даже совсем пустячные на первый взгляд!

— Но… Если…

— Смотри, что я делаю, и выполняй вслед за мной то же самое. Ты согласен, что в нашем положении револьверы должны быть всегда наготове?

— Просто необходимо…

— А как ты этого добьешься, если в облике тритонаnote 367 будешь барахтаться в мутной воде? Гляди, как устрашающе поднимается ее уровень…

— Черт подери, я не понимаю, как…

— То-то и оно… Мои знания не слишком обширны, но мне известно, как следует поступать в таких случаях. Беру немного воска и быстро его разминаю, пока не станет совсем мягким, затем покрываю тонким слоем все пять патронов своего кольта — он у меня только пятизарядный, но стреляет безошибочно… Эта пленочка воска не подпустит воду к пороху и капсюлю, предупредит осечку. Так что мой «Сэмюэл Кольт» заговорит в нужный момент, без хрипа и кашля… И я уверен в своем оружии, а это кое-что значит…

К восхищению Никола примешивалось изумление при виде этих безмятежно-хладнокровных приготовлений — в такой-то момент! Да еще при этом весело шутит…

— Ей-богу, ты меня удивляешь! И где ты все это узнал?

— А разве я не твой достойный ученик? Ты преподал мне немного теории, а я применю ее к месту и в нужную минуту… Но хватит болтать! Ты готов? Вода прибывает безостановочно. Еще четверть часа, и мы попадем на закуску к пирайям…

— Черт возьми! А наш раненый?

— Я не забыл, и мы прежде всего позаботимся о его спасении.

— Но как?

— А вот так. У меня крепкие кисти, и мне неведомо головокружение. Хижина стоит у подножия громадной оливы. Ее нижние ветки в пяти метрах над землей, не меньше. Вода никогда не поднимется на такую высоту. Я взберусь наверх. Устроившись там, сброшу якорный канат, а ты прицепишь к нему концы от гамака. Я все это подниму, и вот уже наш раненый болтается, словно люстра, между небом и водой. Но давай торопиться, смотри, какое море вокруг! Бедняга не выберется вплавь…

Вода уже доходила Шарлю почти до колен. Он взял молоток и несколько железных скоб, предназначенных для стенок промывочных желобов. Первую скобу молодой человек вбил в полутора метрах над землей, подтянулся на ней на мощных руках, являя чудеса ловкости и балансирования, Шарль сумел удержаться на первой «ступеньке», всаженной в гигантское дерево, достигавшее не менее трех метров в диаметре. Затем юноша вбил вторую скобу и выполнил предыдущий маневр. Повторив операцию несколько раз, он вскоре оседлал самую толстую ветвь, простиравшуюся как раз над хижиной.

— Ну-ка, подавай мне раненого! Скорее! А затем присоединяйся ко мне, мы тут вполне удобно устроимся!

При всем изяществе своей фигуры Шарль был крепким и мускулистым, как борец. Злополучный директор, неподвижно лежавший в гамаке, вскоре раскачивался в могучих руках своего спасителя, словно канарейка в подвешенной на дерево клетке.

— Порядок! Все отлично! Теперь забирайся ко мне, через несколько минут на суше станет не очень уютно!

Никола не заставил себя ждать. Он вытащил документы из карманов куртки своего компаньона, заботливо свернул их трубочкой, прикрепил к поясу компас и стал с трудом взбираться на дерево.

— Ой, какой копуша… Поторопись, поторопись! — нетерпеливо кричал молодой человек.

— Сейчас, сейчас… Ты ведь не хочешь, чтобы погибли наши планы, наши права на собственность и все эти «папирас» департамента внутренних дел…

— Ох, черт! Ты прав, компе…note 368 А ну-ка… Оп! Давай сюда… Ну, наконец-то… А наш раненый неплохо устроен. Дышит потихоньку. Его состояние как будто не ухудшилось. Ну, располагайся поудобней… Будем ждать, как развернутся события. Что ты обо всем этом думаешь?

— Ничего определенного, — наморщив лоб, ответил парижанин. — Все произошло так быстро и неожиданно, что не было времени поразмыслить.

— Но все же, твои догадки?

— Увы! Почти никаких…

— Признайся лучше, что ничего не понимаешь.

— Верно. Ничего. А ты?

— Да и я. Однако этот умирающий, которого кто-то положил под цветком виктории, увенчанным головой аймары… Наводит на какие-то мысли. Я допускаю, что пожар мог возникнуть из-за небрежности пьяницы… Но наводнение, направленное в точно назначенный пункт, и не для того, чтобы гасить пламя, да еще после сильного взрыва… вот что кажется подозрительным. Откуда оно взялось?

— Я думал об этом. В гвианских лесах, по-моему, не могут скрываться таинственные существа, по своей прихоти насылающие воды и гром.