"- Есть другие старые деревья, которые надо срубить; есть другие вековые чащи, с милой привычкой к которым мы расстанемся.
В ответ на недоуменное молчание приятеля он продолжал:
- С самим этим обществом. По нему пройдут с топорами и заступами, его укатают катками. Всякая выемка будет заполнена, всякий холм срыт, извилистые дороги станут прямыми, а ухабы на них будут выровнены. Состояния будут сглажены, а гордыни отдельных людей низвергнуты. Один человек более не сможет сказать другому: Я могущественнее и богаче тебя. Горькая зависть и тупое восхищение будут заменены мирным согласием, равенством и трудом всех для всех" {Ibid., р. 51.}.
Ненависть Рембо ко Второй империи прямо излились в гневных стихотворениях. "Вы, павшие в боях...", "Ярость кесаря", "Уснувший в ложбине". "Блестящая победа у Саарбрюкена...", с которыми тесно связаны вещи, обличающие ханжество, церковь, даже религию, - "Возмездие Тартюфу", "Зло". Два из этих вольных по форме "сонетов", или "четырнадцатистрочников" (в них не соблюдаются сквозные рифмы, которые в собственно сонете должны объединять два катрена), "Возмездие Тартюфу" и "Зло", в остросатирическом плане и в применении к действительности Второй империи развивают антицерковные темы: один - знаменитой комедии Мольера, другой стихотворения "Отречение святого Петра" из "Цветов Зла" Бодлера.
"Возмездие Тартюфу" характерно для группы резко антицерковных стихотворений Рембо, к которым примыкает и сатирический рассказ в прозе "Сердце под сутаной".
В "Возмездии Тартюфу" видно, как конкретизируется гротеск "Бала повешенных". Некто Злой это: Мольер, вообще поэт-сатирик, Гюго - автор "Возмездий", поэт - враг церкви как одной из опор режима Второй империи, сам Рембо.
Выражение "потная кожа", наполовину заимствованное из мольеровской характеристики Тартюфа (у Мольера, конечно, нет слова "потная"), типично для обличительных стихотворений Рембо.
Эстетика безобразного была важным элементом антибуржуазных тенденций искусства времени Рембо, а самому Рембо безобразное было необходимо для сатирических стихотворений. Если б не традиция, то нужно было бы как этюд помещать стихотворение "Венера Анадиомена" перед "Возмездием Тартюфу".
Читатель может обратить внимание и на совсем другое: традиционно живопись безобразного была "ужасней" поэзии. Бодлер знал Босха и Гойю, но у него еще определенней, чем у них, безобразное гармонизировалось духовностью целого, одним из компонентов которого оно было. Рембо же в безжалостности и грубости превосходит живописцев своей эпохи - Дега и Тулуз-Лотрека. Это, пусть в печальном смысле, была новая страница в истории поэзии, отражавшая энергичнее, чем живопись, оттеснение с первого плана категории _прекрасного_ на пороге XX в.
Среди "сонетов" лета-осени 1870 г. можно найти и такие, которые прямо бичуют Вторую империи), бичуют попытки создать ореол вокруг ничтожной личности Наполеона III, дешевую фальшь официальной пропаганды, кощунственные ссылки на традиции Великой революции и Первой империи. Клеймя Наполеона III, поэт заставляет прочувствовать трагедию, воочию увидеть солдат, павших в несправедливой войне, достигая выразительности, которая приводит на память картины "Севастопольских рассказов" Толстого {В таких "сонетах", как "Зло", к доминирующей теме осуждения войны и Второй империи прибавляется уже со второю стиха (с его упоминанием голубого пространства неба) характерная для Рембо тема нарушаемой войной слиянности человека с благостной и святой природой (ср. стихотворение "Уснувший в ложбине").
Больше всего изображение бога поражает в стихотворении "Зло". Оно представляется одним из взлетов антиклерикальных и антирелигиозных настроений Рембо. Стихотворение написано в духе традиций Бодлера, создавшего в "Отречении святого Петра" ("Цветы Зла", раздел "Мятеж", CXXVIII) образ бога, равнодушного к страданиям людей и мукам самого Иисуса: "Он [Бог] как пресыщенный, упившийся тиран // Спокойно спит под шум проклятий и молений" (перевод В. Левика).
Рембо пишет о боге, равнодушном к злу или даже, смеющемся по поводу несчастий сотен тысяч людей и пробуждающемся от оцепенения лишь при звоне медных денег, которые с верой несут матери солдат, бессмысленно и безнаказанно убиваемых.
Последние строфы введены в стихотворение таким образом, что нельзя исключить и совершенно иное толкование а именно: бог равнодушен к торжественному культу, которым его лицемерно окружают власть имущие, но слышит скорбную молитву несчастных.}.
Разоблачительная поэзия не могла целиком удовлетворить гражданский пыл Рембо, и 29 августа 1870 г., сбыв полученные в награду за школьные успехи книги, он сбежал из дому и направился в Париж, горя желанием непосредственно участвовать в свержении империи. Однако юноше не хватило денег для оплаты железнодорожного билета, и молодой бунтарь прямо с вокзала был препровожден в ныне снесенную тюрьму Мазас (на набережной у начала улицы Ледрю Роллен), которой привелось продолжать свои функции и при Коммуне, и при версальцах. Здесь Рембо встретил провозглашение республики (временем пребывания в тюрьме поэт датировал антибонапартистский сонет "Вы, павшие в боях..."). Третья республика со дня своего рождения не поощряла покушений на право собственности, пламенный Флураис был далеко, и Рембо после революции 4 сентября пробыл в тюрьме до тех пор, пока Изамбар не вызволил его, уплатив 13 франков, которые его ученик задолжал за билет. Рембо упросил Изамбара взять его к себе в город Дуэ (департамент Нор, на крайнем севере Франции). Дни, проведенные у Изамбара, были светлым временем. Вера в счастливое будущее не покидала Рембо, ему было хорошо вдали от матери. Однако, как несовершеннолетнему, ему не удалось вступить в национальную гвардию. Надо было возвращаться домой. Во избежание вмешательства полиции, на котором настаивала мать, Изамбар отвез Артюра в Шарлевиль 27 сентября.
Душа юного республиканца рвалась на свободу, и через десять дней Рембо вновь сбежал, взяв на этот раз путь в Бельгию. Он шел пешком, подыскивая случайную работу, пытался устроиться журналистом, но потерпел неудачу, через несколько дней опять явился в Дуэ к Изамбару.
