Вначале Вадим держался скованно, но потом понемногу ожил, и за столом установился тот легкий треп, который спонтанно может перейти в серьезный разговор. Так в конце концов и вышло.

— Короче, сойдемся на том, что Ильин ищет нарушения в системе контакта, — сказал я, когда мы приступили к десерту. — То есть, он ищет те зонды, в которых не срабатывают фильтры, и связь идет напрямую. Кстати, он спрашивал меня — нельзя ли для этой цели доработать зонд, и я ответил отрицательно. Разумеется, про ваш ночной контакт я ему не докладывал, тем более, что инициатор — Чер, но должен предупредить, что его излучение официально зафиксировано на осциллоскопе Сеней Рыбаковым. С записью в бортовом журнале. Запись зарегистрирована как помеха, но тот же Ильин при желании может легко определить ее характер. Между прочим, он бывший космодесантник.

— Он еще, между прочим, из подразделения космической психогигиены, вздохнув, сказал Вадим. — Он это подразделение возглавляет.

— То-то я его где-то раньше видела, — задумчиво произнесла Тая.

— Да, раньше его частенько показывали по учебной программе. Толковый дядька. Я как-то просматривал комплект микрофильмов по психогигиене — так, любопытства ради. Масса ильинских сценариев. Потом он куда-то исчез.

— А знаете что, ребята? — сказал я. — Пожалуй, у него есть резон связаться с Чером напрямую. Ведь что есть фильтры?..

— Ну, ты. даешь, — Тая фыркнула, а Вадим с сомнением покачал головой.

— Я пока выскажусь, а вы меня потом разобьете в пух и прах. Договорились? Итак, что есть фильтры? Защитная цепь в системе контакта, отсекающая нестандартные частоты наших биотоков. Правильно, Вадим? Я ведь не специалист.

— Коряво.

— То есть, как только мы переходим границу дозволенного, пускаем в ход эмоции, неизбежные при отступлении от программы, как фильтры срабатывают. Кажется, логично?

— Ну-ну, — сказал Вадим.

— А ведь гигиенист оперирует именно этими самыми эмоциями. Это его рабочий материал. Зачем ему стандартные мысли и чувства, ему подавай аномалии. Нет, как раз фильтры Ильину и не нужны.

— Такого зонда он нигде не найдет. — Вадим помешал ложечкой в чашке. Зонды у нас дуракоустойчивые.

— Тогда объясни, что случилось с капитаном.

— Что-то вертится в голове, но никак не ухвачу, — признался Вадим.

— Ребята, а ведь Чер связался с нами напрямую, — сказала вдруг Тая. Минуя ВИБР и всю эту систему усилителей и трансляторов. То есть, у него мощности с избытком.

— Кажется, понял! — Вадим аккуратно поставил чашку на тарелку.

Рука у него чуть дрогнула, и чай выплеснулся.

— Действительно, зачем ему эти усилители и трансляторы? — сказал он. Зачем ему эти фильтры во внешней системе? ВИБР — вот и весь контакт.

Мы с Таей переглянулись. Вадим как-то сгорбился над столом и с минуту сидел в такой позе.

— Дело-то дрянь, — сказал он наконец. — Мы полагали, что защита надежная, а ее нет. Нету.

— Ты имеешь в виду, что связь идет через ВИБР, минуя прочие внешние цепи? — уточнил я. — Иными словами, все мы с ним общались напрямую? Ты это имеешь в виду?

Вадим кивнул с самым кислым видом.

— И никаких приспособлений не надо, никаких технических решений, пробормотал он. — И очень даже ясненько, что случилось с кэпом. Ибо нет защиты. Я имею в виду «Глыбу».

Он развел руками.

Чтобы чуточку прояснить, скажу, что в грубом приближении ВИБР (официально он именуется ВИБР-генератор, то есть вариационный индуктор биоритмов-генератор) является усилителем биоритмов мозга, его входная цепь выполнена в виде гибкого шланга (мы его называем «щупальцем», так как очень похоже) с двумя присосками на конце, которые можно приспособить к вискам, ко лбу, а лысым — к лысине, как, например, делает Пономарев. На выходе ВИБРа, таким образом, имеет место хороший, мощный сигнал, с которым можно делать что угодно, в том числе и отфильтровывать лишнее. Это необходимо для правильной и точной раскачки последующей электроники.

Вся штука в том, как я понял Вадима, что из системы контакта с Чером автоматически выпадали фильтры, защищающие наши бедные извилины от избыточной информации, то есть от насилия суперразума. Вполне вероятно, что такую возможность Черу предоставила Таина доработка ВИБРа, значительно улучшившая параметры выходного сигнала, поскольку с прежними психозондами таких чудес не происходило.

— Так выходит, что Ильин ни разу не пользовался психозондом, — сказал я.

— Это еще ни о чем не говорит, — возразил Вадим. — Например, сегодня ночью он не понадобился и Черу.

— Ах, да.

— А я вот ничего не понимаю, — грустно сказала Тая. — Я не понимаю, Толя, зачем Ильину напрямую связываться с Чером?

Действительно, зачем? У меня в запасе и было-то всего лишь темное, ничем не обоснованное подозрение.

— Да тут, видишь ли, мыслишка одна была, — сказал я. — Все-таки, первый психогигиенист в нашей системе. Думаю, раз он такой спец, так, может, у него цели какие. Ведь нам он представился как инспектор. Хорошо, что Вадим его узнал, я вот вспомнил, а так ведь и прошел бы номер. Нет, роль этого дяди мне не совсем ясна. А вообще-то не принимай во внимание.

Вадим встал и прошелся по комнате.

— По идее надо бы доложить. — Он помолчал. — Но ведь нет доказательств.

— Засмеют, — согласился я. — Попросят изложить закон Ома.

— Во-во, пару влепят.

Похоже, Вадим понял, что уже поздно. Для приличия он потрепался еще немного с Таей по поводу прекрасно проведенного времени, прекрасного стола и прекрасной хозяйки… Тут он догадался захлопнуть рот, церемонно поклонился и удалился в свою келью. Как, однако, меняется человек за какой-то короткий вечер.

Было темно, лишь ночник в соседней комнате создавал иллюзию далекого рассвета, но я все равно видел Таю. Видел в этой неверной темноте тем внутренним атавистическим зрением, которое просыпается в присутствии дорогого тебе человека.

— Ты хороший, — прошептала Тая. — Расскажи свою засыпательную сказку.

— Бежал по пустыне маленький суслик, — медленно, с перерывами, заговорил я, поглаживая ее пушистые, щекотавшие мою щеку волосы. — Бежал, бежал, а тут пошел дождь, снег, наступила ночь. Холодно, страшно. Суслик замерз, промок, устал.

Вдруг видит — варежка. Он в нее заскочил, отогрелся и сразу заснул. Ручки отбросил, ножки откинул, посвистывает — спит. Хорошо ему, тепло. А снаружи ветер гудит — у-у. Дождь стучит — тук-тук-тук. Холодно, сыро, бр-р. А нашему суслику хорошо в своем гнездышке. Варежка теплая, сухая, ласковая. Спи, Таечка, спи.

— Может, сегодня вместе? — спросила она сонно. — А то как-то не по себе.

— С тобой разве заснешь? Спи, моя славная.

Я поцеловал ее, прошел в свою комнату и потушил ночник…

Проснулся я в мокром поту от немузыкального пиликанья будильника. Сердце еще колотилось, но привычная обстановка успокоила. Там, за покинутой чертой мрака, бесформенной громадой падал, падал и падал на пол наш капитан. И его фигура, все еще стоявшая перед глазами, потеряла всякую связь с живым.

А ведь прошла всего неделя. Нет, не скоро забудется этот кошмар.

Я надел тренировочные брюки, сунул ноги в туфли с ортопедическими пипками, оказывающими благотворное влияние на внутренние органы, и, прихватив с собой махровое полотенце, направился принимать ионный душ. Уже на выходе я услышал, что меня позвала Тая. Почему-то очень тихо.

Она еще не вставала и глядела на меня своими огромными глазами, которые в сумраке казались почти черными. В этих глазах был испуг.

— Ты куда уходил ночью? — спросила она надломленным шепотом.

— Что ты, Таечка? — Я встревожено пощупал ее лоб, он был чуть горячее обычного и влажный со сна. — Все в порядке, пациент, можете вставать.

— Ты куда уходил ночью? — повторила Тая.

— Ночью я дрых, как убитый. Под утро опять это приснилось.

— Толька, я серьезно. Ты что-то искал в аптечке, и я еще спросила куда ты? А ты ответил, что все нормально, пройдусь, мол, до оранжереи и сразу обратно.