1924

СССР

Она в лесах, дорогах и туманах, В болотах, где качается заря, В острожной мгле и в песнях неустанных, В цветенье Мая, в буйстве Октября. Средь ржавых нив, где ветер пробегает, Где перегноем дышит целина, Она ржаною кровью набухает, Огромная и ясная страна. Она глядит, привстав над перевалом, В степной размах, в сырой и древний лог, Где медленно за кряжистым Уралом Ворочается и сопит Восток. Выветриваются и насквозь пробиты Дождями идолы. У тайных рек, С обтесанного наклонясь гранита, Свое белье полощет человек. Промышленные шумные дороги Священных распугали обезьян, И высыхающие смотрят боги В нависнувший над пагодой туман. Восток замлел от зноя и дурмана, Он грузно дышит, в небо смотрит он. Она подует, с вихрем урагана Враз опостылевший растает сон. Восток подымется в дыму и громе, Лицо скуластое, загар - как мед; Прислушайся: грознее и знакомей Восстание грохочет и поет. Она глядит за перевал огромный, В степной размах, в сырой и древний лог, Под этим взглядом сумрачный и темный Ворочается и сопит Восток... Кружатся ястребы, туманы тают, Клубятся реки в сырости долин, Она лицо на запад обращает, В тяжелый чад и в суету машин. Она лицо на запад обращает, Над толпами, кипящими котлом, И голову свою приподымает Рабочий, наклоненный над станком. Там едкий пот - упорен труд жестокий, Маховики свистят и голосят, Там корабельные грохочут доки, Парят лебедки, кабели гудят. Там выборы, там крики и удары, Там пули временное торжество, Но посмотри: проходят коммунары, Их сотни, тысячи, их большинство. И мировое закипает вече, Машины лязгают, гудки поют; Затекшие там разминает плечи От пут освобождающийся труд. Мы слышим гул тяжелого прибоя, Не сердце ли колотится в груди, МЕЯ ждем тебя, восстанье мировое. Со всех сторон навстречу нам иди!

О ПУШКИНЕ

...И Пушкин падает в голубоватый Колючий снег. Он знает - здесь конец... Недаром в кровь его влетел крылатый, Безжалостный и жалящий свинец. Кровь на рубахе... Полость меховая Откинута. Полозья дребезжат. Леса и снег и скука путевая, Возок уносится назад, назад... Он дремлет, Пушкин. Вспоминает снова То, что влюбленному забыть нельзя, Рассыпанные кудри Гончаровой И тихие медовые глаза. Случайный ветер не разгонит скуку, В пустынной хвое замирает край... ...Наемника безжалостную руку Наводит на поэта Николай! Он здесь, жандарм! Он из-за хвои леса Следит - упорно, взведены ль курки, Глядят на узкий пистолет Дантеса Его тупые скользкие зрачки. И мне ли, выученному, как надо Писать стихи и из винтовки бить, Певца убийцам не найти награду, За кровь пролитую не отомстить? Я мстил за Пушкина под Перекопом, Я Пушкина через Урал пронес, Я с Пушкиным шатался по окопам, Покрытый вшами, голоден и бос. И сердце колотилось безотчетно, И вольный пламень в сердце закипал, И в свисте пуль, за песней пулеметной Я вдохновенно Пушкина читал! Идут года дорогой неуклонной, Клокочет в сердце песенный порыв... ...Цветет весна - и Пушкин отомщенный Всё так же сладостно-вольнолюбив.

1924

СКУМБРИЯ

Улов окончен. Баламутом сбита В серебряную груду скумбрия. Шаланда легкой осыпью покрыта, И на рубахе стынет чешуя. Из лозняка плетеные корзины Скумбриями набиты до краев. Прохладной сталью отливают спины, И сталь сквозит в отливах плавников. Мы море видели, мы ветры знаем, Мы верим в руку, что вертит рулем, С веселой песней в море отплываем И с песнею через валы плывем. За нами порт и говорливый город, Платаны и акации в цвету, Здесь ветры нам распахивают ворот И парус надувают на лету. Низовый дует - и звенит у мола Волна - мартын ныряет и кричит, Кренит шаланда, и скрипит шпринтола, И кливер, понатужившись, трещит. Мы начинаем дружную работу, На смуглых лбах соленый тает пот. Мы слышим крик: готовься к повороту! И паруса полощут - поворот! Нам бьет в лицо пропахший солью ветер, Качает нас соленая струя, В сырую тьму мы высыпаем сети, И в сети путается скумбрия. Потом назад дорогою веселой, Густая пена за рулем бежит. Кренит шаланда, и скрипит шпринтола, И кливер, понатужившись, трещит.

1924

БАСТИЛИЯ

Бастилия! Ты рушишься камнями, Ты падаешь перед народом ниц... Кружится дым! Густое свищет пламя, Ножами вырываясь из бойниц. Над Францией раскат борьбы и мести! (Из дальних улиц барабанный бой...) Гляди! Сент-Антуанское предместье Мушкетом потрясает над тобой. Оно шумит и движется, как пена, Волнуется, клокочет и свистит... И голосом Камилла Демулена Народному восстанью говорит! Король! Пора! К тебе народ взывает! К тебе предместий тянется рука! Гремит охота. Ветер раздувает Напудренные букли парика... Олений парк. Английская кобыла Проносится по вереску... А там Трясутся стены воспаленной силой И отблески танцуют по камням. Король, ты отдыхаешь от охоты, Рокочут флейты, соловьи поют... ...Но близок час! В Париже санкюлоты Республику руками создают! В ком сердце есть, в ком воля закипает, Вперед! вперед! По жилам хлещет дрожь!. И Гильотэн уже изобретает На плаху низвергающийся нож. Еще в сердцах не разгулялось пламя, Еще сжимает жесткий нож ладонь, Но Робеспьер скрывает за очками Сверкающую радость и огонь... Но барабанов мерные раскаты Восстаний отчеканивают шаг, Но выщербленное лицо Марата, Прищурившись, оглядывает мрак... Бастилия! Ты рушишься камнями, Ты сотрясаешь площадей гранит... Но каждый камень зажигает пламя, И в каждом сердце барабан гремит!

1924

СЛОВО - В БОЙ

(На смерть т. Малиновского)

Плавится мозолистой рукою Трудовая, крепкая страна. Каждый шаг еще берется с бою, В каждом сердце воля зажжена. Были дни - винтовкой и снарядом Отбивался пролетариат. Кровь засохла - под землею кладом Кости выбеленные лежат. А над ними, трудовой, огромный, Мир встает, яснеет кругозор... И на битву с крепью злой и темной От завода движется рабкор. Сталь пера, зажатая сурово, Крепче пули и острей ножа... И печатное стегает слово Тех, кто в темень прячется, дрожа. И печатное грохочет слово Над виновными, как грузный гром, Разрываясь яростью свинцовой Над склоняющимся в прах врагом. Что сильней рабочего напора! Слово едкое, как сталь остро! В героической руке рабкора Заливается, звенит перо! Голосом маховиков и копей Говорит рабкор. И перед ним Сила вражья мечется, как хлопья Черной сажи, и летит, как дым. Но не дремлет вражеская сила, Сила вражеская не легка: Вот рабкора, притаясь, убила Хитрая, лукавая рука... Слишком смело он пером рабочим Обжигал, колол и обличал, Слишком грозно поглядел ей в очи, Слишком громко правду закричал. Гей, рабкор! Свое перо стальное Зажимай мозолистой рукой, Чтоб ты мог за право трудовое Дать решительный, последний бой.