И, наконец, оружие, как говорится, на десерт. Мы нашли его. Это французский манурин тридцать восьмого калибра, который я разыскал… где бы вы думали?.. Вот именно — в комнате Герасима! Он запрятал его под матрац. В барабане одна стреляная гильза и, судя по всему, из него недавно стреляли. Более точное заключение даст экспертиза. Но я больше чем уверен, что именно из этого оружия был убит Воронцов. Вот так, друг мой. Теперь вам, я думаю, ясно, почему Герасим напустил на меня собаку.
Хотя я и не совсем понял последнее умозаключение сержанта, но снова молча кивнул.
— Кстати, а где Зиг? Его что-то не видно.
— Кто?
— Зиг — собака Герасима.
— Ах, соба-ака! — Санеев злорадно усмехнулся, отчего сердце у меня сжалось в дурном предчувствии, — Она куда-то исчезла.
— Как — исчезла? — удивился я.
— А вот так. Сбежала, и все.
Я рассеянно огляделся по сторонам, словно надеясь все же увидеть Зига разлегшимся в углу, и отошел в сторону. Я хотел осмыслить сказанное Санеевым, приведшее к аресту Герасима. Мне и самому сейчас стали казаться подозрительными некоторые детали вчерашнего дня. Во-первых, не совсем понятно было раздражение, с каким Герасим встретил меня. Во-вторых, вчера, ожидая в холле и рассматривая картины, я успел выкурить почти две сигареты с небольшим перерывом. А это, как минимум, минут десять. Слишком большой промежуток времени только для того, чтобы включить сигнализацию. Скорее всего, если версия Санеева верна, Герасим в это время прятал свой манурин или же заметал другие следы содеянного им преступления.
Да, скорее всего Санеев прав, но…
Санеев ни словом не обмолвился о пропавших картинах. Если убийство было делом рук дворецкого, то полотна должны быть где-то в доме. Слишком уж сомнительным было бы предположить, что, застрелив Воронцова, Герасим вынес картины из дворца, отвез куда-то и вернулся обратно. Тем более что машины, как я понял, в усадьбе не было. Можно было, конечно, предположить, что он передал их второму лицу, ожидавшему снаружи. Но тогда, зная, что я в любой момент могу появиться, Герасим слишком рисковал. Хотя, если быть откровенным до конца, я бы сам не рискнул сейчас утверждать на все сто процентов, что из дворца были похищены картины. В конце концов, они могли быть сняты со стены самим хозяином до вчерашнего дня. Правда, в таком случае становилось непонятным, зачем рамы от них надо было засовывать в камин.
От всех этих мыслей у меня разболелась голова. В конечном счете, доводы Санеева звучали вполне убедительно — все улики против Герасима. Один только манурин с одной стреляной гильзой, тем более, если будет доказано, что из него застрелили Воронцова, был вполне достаточен для того, чтобы…
Но…
И снова — но. Вечно я мучаю себя всякими но.
И потом — убийство Юли Воронцовой. Уж к нему-то Герасим не мог иметь никакого отношения! А в том, что эти два убийства связаны между собой, я ни секунды не сомневался.
— Вы не возражаете, сержант, — обратился я к Санееву, — если я, как детектив, фактически нанятый господином Воронцовым, еще раз взгляну на его кабинет?
— Не вижу причин вам отказывать, — сержант был сама любезность. Лавры победы делали его снисходительным. — Если вам так интересно, прошу проходите, смотрите…
Поблагодарив его, я направился к лестнице из голубого мрамора и поднялся на второй этаж…
Дежурный милиционер прохаживался по коридору, рассеянно глядя на картины и офорты, развешенные по стенам. Заметив меня, он насторожился. Когда я подошел поближе, он узнал меня и благосклонно улыбнулся, — хорошее настроение шефа передалось и его подчиненным. Перекинувшись со мной парой ничего не значащих фраз и, узнав о цели моего визита, он открыл дверь кабинета и впустил меня внутрь.
Ничего, если не считать, что в кресле не было тела Воронцова, в комнате не изменилось. Постояв в нерешительности около минуты, я решил продолжить начатое преступником дело, а именно — полистать книги в шкафах. Своим приходом я, наверное, спугнул убийцу, и если он не успел найти то, что искал, то, вполне возможно, что это найду я.
Неизвестный вел поиски в крайнем правом шкафу, совершенно игнорируя остальные. С него-то я и решил начать. На полках находились главным образом энциклопедические издания, причем тематика их была самой разнообразной: начиная с химических справочников и кончая энциклопедией животных. Но в основном: справочники, каталоги, энциклопедии по искусству. Пять полок были забиты ими.
Поскольку преступник начал свои поиски снизу, я решил хоть чем-то отличиться от него. Поэтому, подставив стул, я взобрался на него и снял с полки первую, расположенную наверху книгу. Ею оказался первый том Британской Энциклопедии.
Чтобы зря не терять времени на перелистывание страниц, я взялся двумя руками за корешок переплета и потряс книгу из стороны в сторону. Таким образом, дело быстро двинулось вперед. Снимая по очереди книги с полки, я тряс их и клал на место. Судя по пыли, скопившейся на переплетах, энциклопедией не пользовались давно. Через десять минут я сам покрылся толстым слоем пыли. Не обращая внимания на определенные неудобства, я продолжал трясти тома энциклопедии. Покончив с Британикой, я решил, прежде чем перейти к следующей за ней Американе, слезть со стула и покурить. Не найдя в кабинете пепельницы, я зажег сигарету и начал прогуливаться по комнате, иногда подходя к камину, куда и стряхивал пепел. Выкурив сигарету до фильтра, я щелчком отправил окурок в камин и вновь взгромоздился на стул.
Дверь бесшумно отворилась, и в кабинет вошел охранник, обеспокоенный моим долгим отсутствием. Увидев меня в пыли и в паутине, стоящим на стуле с книгой в руках, он не смог сдержать улыбки.
— Вам что принести: пылесос или влажную тряпку, господин Болдин? — спросил он, затем продолжил: — Ох, уж эти частные детективы! Вечно им кажется, что они умнее нас, вечно они копошатся там, где не нужно. Что вы надеетесь там найти?..
Не дожидаясь ответа, он закончил:
— Ну да ладно. Делайте, что хотите. Будете падать — закричите погромче.
После того, как за ним закрылась дверь, я продолжил свои поиски. Поднимая облака пыли, я с остервенением тряс книгу за книгой. Пот градом катился со лба, перемешиваясь с пылью. Время от времени я вытирал лицо платком. Я был похож, наверное, на идиота…
Несколько небольших листков тонкой бумаги выпали из восемнадцатого тома Американы и, описывая в воздухе траектории, напоминающие движения маятника, рассыпались по полу.
Соскочив со стула, я собрал с ковра выпавшие из книги бумаги. Это был какойто список, написанный от руки аккуратным, мелким почерком. Каждая строка пронумерована цифрами от 1 до 387. Пробежав глазами первые строчки, я понял, что передо мной перечень картин. Всего, следовательно, в нем значилось 387 произведений. В первом столбце записаны авторы в алфавитном порядке. Напротив каждого художника — название картины. Третий и четвертый столбцы представляли из себя ряд цифр, скорее всего год написания соответствующей картины. Кое-где стояли прочерки, которые означали отсутствие данных. В четвертом столбце кроме года были проставлены месяц и число. В пятом — чьи-то имена и названия в кавычках. Это были названия аукционов произведений искусства: Сотбис, Русич, Кристи… Можно было предположить, что четвертая и пятая колонки означали дату продажи картины через аукцион или из частной галереи. В последнем — шестом столбце — записаны числа, в основном шестизначные, заканчивающиеся цепочкой нулей. Стоимость картины! Хотя в конце списка сумма не подытожена, приблизительный подсчет перевалил за миллиард долларов. От этого числа у меня волосы встали дыбом. МИЛЛИАРД ДОЛЛАРОВ!!!
Но что это был за список? Каких картин? Где они находятся?
И только внимательно просмотрев весь перечень и встретив в нем нескольких авторов и названий картин, которые видел вчера в холле, я понял, что все они принадлежали Марку Воронцову и все находятся здесь, в этом доме, вокруг меня!
Ощущение того, что все эти картины, мирно висящие на стенах, представляют из себя капитал в миллиард с лишним долларов, впервые посетило меня. Такого я никогда и нигде не испытывал. Даже в Лувре и Прадо, где, наверное, собрано картин на несколько миллиардов! Одна Джоконда, вероятно, оценена в полмиллиарда, если не больше. Но мысль, что бесценные шедевры висят не в музее, доступном всем, и где никто не задумывается об их реальной стоимости, а в задрипанном дворце, принадлежавшем одному человеку, окончательно доконала меня, и я опустился на пыльный стул, на котором недавно стоял. Голова пошла кругом. Мне даже показалось, что все вокруг поплыло. Я потряс головой, зажмурил глаза. Потом поднялся со стула, стряхнул с него пыль и вышел из кабинета…
