– Видимо, приходит ради изучения красоты человеческого тела, – предположил Элий.

– Так вот почему его умирающий гладиатор получился таким реалистичным! – прошептал Всеслав. – Он его, можно сказать, с натуры ваял.

Платон уже успел подняться, и теперь противники кружили по арене, не атакуя.

– Сходить за минералкой? – предложил Всеслав Перегрину.

И будто ненароком оказаться рядом с Иваром и…

– Погоди. Сейчас бой кончится. Сократ победит.

– По-моему, они будут возиться ещё полчаса.

И тут Платон пропустил удар по корпусу. Нагрудник защитил. Но от удара Платон пошатнулся. И тут же клинок Сократа вошёл между сочленениями наручей. Платон медленно осел на песок.

– Вставай! – заорали на трибунах. – Хватит валяться! Вставай, лентяй!

По белым пластмассовым наручам текла кровь. Распорядитель торопливыми перебежками направился к гладиаторам – посмотреть, достаточно ли серьёзна рана для прекращения боя. Платон отстегнул наручи, демонстрируя глубокий порез. Он ругался сквозь зубы, но многим казалось, что недостаточно убедительно. А Сократ тряхнул рыжей гривой, расхохотался, похлопал противника по плечу и что-то шепнул ему на ухо. Как они так могут? Сражаться и дружить? И не испытывать… ненависти…

Почему Всеслав опять подумал о ненависти? Нет, не подумал – почувствовал. Говорят, гладиаторы слышат зов арены. Неужели это и есть её зов?… Всеславу стало не по себе. Его вдруг стала трясти крупная дрожь – так ему стало нехорошо. Если кто-то увидит, решит, что юноше страшно. Но это враньё. Он не боится. Ни капли. Только противно. Муторно… все внутри переворачивается. Он чувствовал, что сегодня ему придётся убить. Но почему – не знал.

– Лентяй! – кричали Платону с трибун, однако уже без прежнего азарта.

Не дожидаясь решения распорядителя, зрители потянулись к выходам – ожидался перерыв, и надо было занять очередь к окошечку, чтобы получить выигрыш – большинство ставило на Сократа.

– Победил Сократ! – объявил распорядитель.

Два дюжих санитара вытащили на арену носилки. И хотя Платон мог бы и сам доковылять до куникула, ему устроили торжественный вынос. Гладиаторы всегда преувеличивают свои раны.

– Пора идти, – сказал Элий. – Перерыв короткий.

На пустой арене два служителя в костюмах Меркурия разравнивали песок. Шуршали метёлки. Один из служителей, сдвинув на затылок шлем собирал в ведро комья красного от крови песка.

Всеслав не боялся крови. Все-таки шесть раз защищал честь с оружием в руках. Пусть не смертельные раны наносил, но… в том, шестом поединке, вспоминая который он каждый раз содрогался, удар Всеслава выбил противнику глаз. Тогда он обрадовался, что не осквернился убийством.

А теперь его все чаще охватывало сожаление, что не убил в тот раз.

Противник… Смешно называть гладиатором этого румяного мальчишку с соломенными волосами. Неумёха. Новичок. Втройне обидно, если Всеслава одолеет этот сопляк. Как его звать? Парнишка ударил. Всеслав отбил меч без труда. Новый выпад – и вновь атака юнца отбита.

«А ведь неплохо!» – похвалил сам себя Всеслав и мысленно самодовольно усмехнулся.

Никогда не дрался он так прежде. Меч будто сам летел, предугадывая удары, и всякий раз отражал любой выпад мгновенно. Две минуты Всеслав только защищался. Пока новичок, устав, не открылся, будто нарочно для удара. И Всеслав сделал выпад. И, уже начиная движение, понял, что может убить. Вернее, не может, а наверняка убьёт. И хочет, и жаждет. И лишь в последний миг он сумел отвести руку – будто не свою, а чужую, ибо рука по-прежнему желала разить насмерть. И ударил плашмя.

Мальчишка рухнул на песок без сознания. Но жить остался. Пощадил его Слав.

«Как же так? Я его ненавижу? – подивился гладиатор Сенека. – Как Ивара? Его-то за что?»

И опять стало муторно на душе, будто обнаружил он в себе тайную и страшную болезнь. Может, ненависть плодится в душе, как зловредный вирус? Может, она заразна?

«Я не убил его…» – повторял Всеслав.

Но не радовался этому, а как будто оправдывался.

«Ещё не смог… не смог… сегодня не смог…»

Прежде чем уйти в куникул, он совершил круг почёта. Но потом, вместо того чтобы вернуться в куникул, юный гладиатор Сенека рванулся к боковым проходам и прошёл на трибуну. Правилами это было запрещено. Но он плевал на правила.

– Ну как, Мессий Ивар, я тебе понравился сегодня? – нагло ухмыляясь, спросил Всеслав, садясь на скамью рядом с куратором Академии художеств. Вытянул ногу так, чтобы куратор не мог проскочить мимо.

– Да… неплохо… очень даже… – пробормотал куратор академии и хотел подняться. От соседства с гладиатором ему сделалось не по себе. Но Всеслав ухватил его за тогу и силой усадил на скамью.

– Сегодня было мало крови… слишком мало… но вскоре её будет больше. Ты придёшь ещё? – спросил Всеслав, улыбаясь.

Куратор судорожно сглотнул.

– Так придёшь?

– П-приду… – На лбу Ивара выступили капли пота. Куратор явно трусил. А в груди Всеслава будто прыгал, веселясь, бешеный маленький зверёк.

– Очень хорошо. Я жду. А если не придёшь… Я приду к тебе. – Всеслав оскалился. – Ты же знаешь… гладиаторы неподсудны. Им все позволено. Или почти все.

Ивар облизнул пересохшие губы:

– Это ты изувечил Венеру?

– Возможно. Иногда приходит такое время… когда хочется… посчитаться за обиды. За все обиды. Ведь это я должен был написать «Последний день Помпеи». Я. А ты меня этого права лишил…

Под ногами что-то блеснуло. Опять змея? Или показалось?

Всеслав поднялся:

– В следующий раз я непременно кого-нибудь убью. Обещаю.

– Хорошо… – зачем-то сказал Ивар. У него клацали зубы.

– Знаешь, почему я разбил твою Венеру? – Всеслав засмеялся. – Потому что она бездарна.

Он лгал. Но Ивар не посмел ему перечить.

В куникуле Всеслав столкнулся с Элием.

– А ты неплохо дерёшься! – улыбнулся римлянин. – Очень даже неплохо. А ещё просил о тренировках. Решил разыграть меня?

– Ну, вроде того, – смутился Всеслав. Он и сам не понимал, почему дрался сегодня куда лучше обычного.

– Некрасиво. Я же сказал: гладиаторы не тренируются с теми, кто на арене. Найди себе партнёра для тренировок из старых бойцов.

«Да не нужен мне никто!» – хотел выкрикнуть Всеслав, но сдержался.

– Эй, Перегрин! Этот парень в тебя влюбился, точно! – хмыкнул Сократ. – Верно, думает, у вас там в Риме любовь к мальчикам по-прежнему в моде.

– Отвяжись, – зло огрызнулся Всеслав. – Сократовы пристрастия всем известны.

– Клевета, – фыркнул рыжий гладиатор. – Платон насочинял всякие непотребства, а теперь все кому не лень, повторяют.

«Ты должен выдержать год, и ни днём меньше. Никому ни слова. Даже не намекай. Тебе придётся проливать кровь – без этого не обойтись. Прими мои условия, и все исполнится наконец. Звезда Любви спустится на землю. Теперь все зависит от тебя», – Элий наизусть помнил условия договора.

Но что-то было не так…

И с каждым днём подозрения все усиливались, превращаясь в уверенность. Что-то самое важное недосказано, не оговорено. И когда тайна откроется, будет поздно договор исправлять.

В этот день Элий не пришёл на «детские» поединки.

Явившись в амфитеатр, он сразу спустился вниз, в куникул. Остановился возле доски, где были вывешены составы пар на сегодняшний день. Против имени «Марк Аврелий» было вписано «Эпикур». В прошлый раз Элий дрался с Аристотелем. Аристотель оказался слабоват. И как он кричал, когда меч Элия всего лишь оцарапал его плечо! Сегодня Аристотель в амфитеатр не явился, и вряд ли явится когда-нибудь ещё. Даже в качестве зрителя.