- Вы придумали?.. Или открыли?

- Не знаю, не все ли это равно? - Она наклонилась к нему, взгляд расширился. - Я люблю тебя.

- Непредвиденное, - повторил он, пытаясь собрать волю. - А впрочем, что тут непредвиденного? - продолжал он, словно обращаясь к самому себе. - У нас ведь тоже животные, например, разговаривают звуками!

- Не беспокойся, - мягко произнесла она, все так же глядя на него широко раскрытыми глазами.

- Жара! - Он терял последнюю власть над собой. - Сделай же что-нибудь!

И в тот же миг палящий свет ФК 12-С 4874 заслонили кроны деревьев, над головой повисли ветки незнакомых пахучих кустов, и Филипп подумал, что именно такими бывают запахи, которые в старых книжках называются первозданными.

- Хорошо?

- Да, - отозвался он. - Удивительно. Музыкальная планета. Опера. - И ему подумалось, что другого названия у этой планеты и не может быть.

- Правильно, Опера! - Звонкий смех ее трелями разнесся вокруг. - Я твоя, - сказала она и прижалась щекой к его ладони, и ладонь стала голубеть.

- Твой муж... - Голос отказывался ему повиноваться. - Ты сказала, ты жена...

- Да. - Она кивнула. - Ему не будет больно.

- И я женат, - прошептал он. - Там, на моей планете... Жена, двое детей. И им будет больно. Ты понимаешь?

- Конечно. Но я научу тебя, и никому и никогда не будет больно.

- Я люблю их! - крикнул он. - И люблю ее!

- Конечно! - в тон ему откликнулась она. - Но сейчас ты любишь меня!

- Да, - ответил он...

Из-за леса плыли тревожные, методичные гудки: там, возле "Матлота" надрывался робот-дублер, там безостановочно, на грани возможностей трудился фиксатор и регистратор уникум, которому в достаточной степени было доступно и то, что происходит за пределами корабля. Но Филиппа теперь это не беспокоило: он ничего не слышал, никуда не спешил.

2

Дорога до дома казалась бесконечно унылой и долгой. Прибыв, отчитавшись и сдав материалы на дешифровку, Филипп подал рапорт об отпуске, который был ему тут же предоставлен. Два дня ушло на медиков, на собратьев "бродяг", посиделки в кафе, разговоры, мелкие незначительные делишки, после чего Филипп, забрав семью, отправился на давно облюбованную им Зеленую Гриву - тихий холмистый край. Там было солнечно, все благоухало и цвело, озеро кишело рыбой, леса - грибами и ягодами. Здесь при желании можно было сойтись с симпатичными людьми, но можно было и уединиться в тихом лесном домишке. И Филипп предпочел именно уединение, хотя жена и дети охотнее поехали бы к морю, на какой-нибудь модный курорт.

- Мы дикари! - угрюмо сказал он разочарованному семейству. - Мы позабыли, какими бывают первозданные запахи, как скрипит сосна, какая мелодия у ручья, как кричит перепел.

Впрочем, он не настаивал на совместном времяпрепровождении, и, отправляясь на рыбалку, спокойно соглашался отпускать жену с детьми к морю: мальчишке нравилось забавляться с волнами, девочке - играть в классики в компании таких же девочек, а жене - общество бывших однокурсниц. Они отправлялись на велоракете и вечером возвращались, а он целыми днями торчал на озере, и мысли его чаще всего были далеки от беспокойного поплавка и соблазнительных всплесков в тростниках.

Через неделю жена ночью сказала ему:

- Ты изменился, Фил. И ребята заметили. Все считают, что в последнем полете что-то произошло с тобой.

- Что могло произойти? - ответил он. - Ты отлично знаешь, что не может произойти ничего такого, что не стало бы известным. Уникум свое дело знает, Кора, его не проведешь.

- Он, конечно, свое дело знает, - вздохнула она, - но он ведь фиксирует и регистрирует только внешнее.

- Теперешние, к твоему сведению, фиксируют и эмоции. Если они достаточно ощутимо проявляются.

- Да, Виктор говорил.

- Виктор? Ты спрашиваешь у него обо мне?!

- Извини, да. В конце концов, он не только твой шеф, но еще и мой брат, так что в смысле этики...

- Ну, и что он тебе сказал?

- Он сказал, что дешифровка фиксаций уникума показала какое-то голубое свечение. Потом оно исчезло. И все было нормально. И только уже на самой границе Системы ты испытал очень сильное волнение... Которое с приближением к Земле стало убывать, - нерешительно закончила Кора.

- Ну и что? - нервно произнес Филипп. - Я давно не был дома. И потом, когда пересекаешь границу Системы... Разве это не естественно?

- Раньше этого не было. - Она опять вздохнула.

- Я устал! - проговорил он. - Я правда устал, Кора. Потому, собственно говоря, и отпуск...

- Виктор сказал еще, что у них впечатление, что значительная часть информации уникума стерта...

- Вот даже как! - сдерживаясь, чтобы не крикнуть, проговорил он. Стерта! И кем же? И каким образом?! - И уже яростно добавил: - А братцу твоему не следовало бы выбалтывать служебные тайны!

- Разве это тайна?

- Дела специалистов не должны становиться достоянием неспециалистов! Есть, между прочим, такой пункт Устава. Во избежание кривотолков, некомпетентного трезвона! И Виктор не имеет права пренебрегать этим. И ты тоже! Я ведь не берусь судить о твоем художественном конструировании. "Стерта"! - добавил он, остывая. - У них, видите ли, "создалось впечатление"... Разве ты не знаешь, что стереть записи уникума невозможно? А вмешиваться в его работу я не имею права, то есть не имею права отключить его хотя бы на секунду - за это я был бы немедленно уволен. Или это для тебя новость?

- Прости, - сказала она, - что затеяла этот разговор. Я думала, тебе плохо, хотела помочь...

Он заставил себя обнять ее.

- Все устроится, Кора. Отдохну, и все устроится и объяснится. Я люблю тебя. - Он и в самом деле почувствовал, что любит жену, и обнял крепче, потому что ему именно и захотелось крепче обнять.

- А что все-таки значит это голубое свечение, Фил? - прижавшись к мужу, спросила она.

Он рассмеялся.

- Моя вечная и неисправимая женщина! Будем надеяться, что наши мудрецы там разберутся, что оно значит...

Под утро, когда только начало светать, он внезапно проснулся, как от окрика, и резко сел на кровати. Кора спала.

Он встал и оделся. Жена не проснулась, когда он прикоснулся губами к ее виску; не проснулись и дети... На столе он оставил записку: "Я должен выяснить очень важную штуку. Не волнуйся, жди".