Я расскажу вам удивительную историю.

И самым фантастическим в ней будет то, что каждое слово — правда.

Войти туда оказалось просто. Так же легко и естественно, как дышать. Сомнений и мыслей не возникло, ибо в нашем деле они лишние. Так, пивная банка, лежащая на пути, у каждого вызовет свою реакцию: один с размаху подфутболит и пойдет себе дальше. Другой попытается накатить и станет набивать, перебрасывая жестянку с ноги на ногу, а потом долго еще будет забавляться и передавать пас самому себе. А третий просто раздавит походя. Но осторожным раздумьям и неуверенности здесь делать нечего. Еще есть такие, что банку не заметят, но речь не о них.

Вокруг простирался непривычный пейзаж. Но любопытство брало верх, и я пошел, успокаивая себя тем, что абсурд это не то, чего не существует, а лишь то, что разум обывателя не в силах воспринять. Обывателем себя никогда не считал, да и боязни, как уже сказал, совершенно не чувствовал. Экспериментируя, решил вернуться и проделал это с той же легкостью, что и вошел.

Задремал скорей всего. Всё происшедшее напоминало сон. Немного странный, неуловимым своим присутствием создавший ощущение двойственности и поделивший время на «до того» и «после».

Тряхнув головой, я включился в реальность: всё та же комната, полумрак, немного усиленный пластами дыма. Невысокий столик, уставленный водочными бутылками и тарелками с закуской, и наша милая компашка. Всё вроде бы как всегда. Первые три рюмки уже выпиты, и мужчины, успевшие почувствовать легкое касание хмеля, взялись губить свое здоровье, испросив разрешения у дам. Обычным был и Славик в углу, негромко перебиравший струны гитары, и доносящееся из кухни, изредка прерываемое смехом, щебетание девочек. Импульсивный спор на тему, что случилось раньше, яйцо или курица, с цитатами из маститых, призыванием в свидетели окружающих и хватанием за грудки оппонента, грозившим перейти в небольшую рукопашную, тоже не вызывал удивления. Дремлющее, затуманенное алкоголем сознание, занудливо теребило: ты изменился, дружок.

Недобрал, наверное, прервал я самокопание, привычно потянувшись за сигаретами. Зажав одну губами и поднеся зажигалку, почувствовал не то чтобы нежелание курить, а скорее ненужность этого. Это-то уж действительно показалось странным. Неоднократные попытки бросить, сопровождаемые выматыванием нервов своих и окружающих, вспоминать не было необходимости. И в то же время они, эти самые усилия, отчетливо укладывались в раздел «до того».

Происшедшее требовало осмысления, и я потихоньку начал пробираться к выходу, никем особо не замеченный. Вечеринка же постепенно набрала обороты и зажила собственной жизнью.

Оказалось, что на улице дождливо. Именно той мелкой изморосью, которой не видно конца. Хотя и довольно тепло, да и неудивительно, начало сентября всё-таки. А душа, несмотря на дождь или скорее благодаря легкому подпитию, негромко пела. Хорошо хоть не плясала. Как бы в ответ на крамольные мысли позабытое «шило в…» напомнило о себе.

Переход прошел с той же легкостью, с какой мы в детстве перепрыгиваем через ручей: только что стояли здесь и вот уже на другом берегу. Было бы желание. Местность вокруг вроде бы та же, что и в прошлый раз, хотя место, несомненно, другое. Не то чтобы я специально старался запомнить, но чувства меня обманывали очень редко, и я привык доверять им безоговорочно. Я присел на ближайший валун и осмотрелся: не очень большая, но и не маленькая река, явно равнинная, хотя тут и там понатыкано камешков размером с небольшой домик. Один берег пологий, другой обрывистый. Редкие деревца, совсем, впрочем, не чахлые. И другое небо. То есть совсем-совсем непохожее на привычное нам.

За неторопливыми размышлениями ни о чем прошло минут двадцать, делать здесь как будто нечего, и я перешел назад. Опаньки! Вернулся-то не на дождливую улицу, а прямиком на давеча покинутый диванчик. Ошалело крутя головой, чего снова никто не заметил, привычно потянулся за сигаретами… Вернее, потянулась моя рука, и чувство дискомфорта усилилось. Зажав одну губами и поднеся зажигалку, я испугался окончательно. Память услужливо подбросила фразу из старого фильма: «Осторожнее, товарищ, у вас тоже дежа-вю».

Следующие минут пять прошли на автопилоте, а взять себя в руки получилось уже сидя на валуне и ошалело пялясь вокруг.

Животный ужас согнал мысли в подобие стада баранов, думать абсолютно невозможно, и я, скорее от отчаяния, чем сознательно, совершил обратный переход.

Вернулся я на улицу, под всё тот же занудливый дождик. Что принесло несказанное облегчение. И вместе с ним страх от сознания того, что сейчас предстояло сделать. Я стиснул зубы и побежал. Несся сломя голову где-то минуты три, обстановка вокруг не менялась, ничего сверхъестественного не случалось, и движение продолжалось по той же вечерней улице. Перехода не произошло.

Возвращаться на вечеринку желания не возникло, и я медленно побрел домой. Мысли постепенно устаканивались, а разум потихоньку начал искать объяснение, перемежая когда-то понравившейся и потому выученной наизусть литургией из «Дюны»: «Я не должен бояться…» Но мое жизненное кредо: «Я вам ничего не должен!» так что страх являлся скорее порывом души. Чтоб ты свернулась, ненаглядная.

В конце концов домой я добрался, и ни-ни, никаких больше экскрементов, как в детстве называли с другом Димкой то, что попробовали и не получилось.

Назавтра была суббота, да и какой ненормальный стал бы устраивать пирушку среди недели. В общем, я располагал временем полежать и подумать. Курить совершенно не хотелось, и было чуть-чуть боязно. Из упрямства цепляясь за остатки своей «нормальности», я таки сходил в ближайший ларек, причем взял не повседневную «Орбиту», а в общем-то любимые, но нечасто покупаемые по финансовым соображениям «LM».

Травиться организм не пожелал ни в какую. Хотя весь необходимый ритуал был проделан машинально, после первой же затяжки я выбросил гадость в окно, а вслед за ней и всю пачку, слегка пожалев: можно ведь на работе народ угостить. Тело отреагировало автоматически, иначе фиг бы меня кто-то еще раз туда загнал. Всё та же местность. Мысленно перекрестившись, сосчитав до десяти, я ломанулся назад. Рука подносила огонь к зажатому в губах цилиндрику. Но главное, главное, я догадался, ЧТО СЛУЧИТСЯ ДАЛЬШЕ, и с размаху сел на пол, дабы предотвратить потерю только что початой пачки «LM». Выпавшая изо рта сигарета прожгла трико и сделала больно. Что ж, за всё приходится платить. Особенно за неиспытанные ощущения. Хотя «пыльным мешочком по голове» — удовольствие ниже среднего, а наиболее сильным чувством оказалось именно это.

Выбросив-таки злополучный бычок и переодевшись, я стал пробовать снова. В «МЕСТЕ» часы не шли, и приходилось отмерять время простым счетом. Впоследствии я заказал себе песочные часы, но это потом…

— Двадцать семь, красное. — Я сгреб фишки и пошел к кассе. Можно бы, конечно, поиграть еще, но жадность, как говорится… Я сам себе дал слово не зарываться и не забирать больше пяти сотен за раз. Да и решение не ходить чаще чем раз в три месяца в одно и то же казино продиктовал инстинкт самосохранения. Благоприобретенное свойство не делало меня всемогущим, отнюдь нет, хотя, надо признать, эйфория улеглась не сразу. В тот памятный день, на кухне, я попробовал всё, что только пришло в голову. Апофеозом же моих действий стало битье посуды, с последующим возвращением, которого никто не видел. Как скоро допетрил, время, проведенное «ТАМ», относило меня (или всё же мое сознание) назад. Остальное же стало делом техники. Приятной неожиданностью оказалось то, что «ТАМ» можно спать, на выяснение чего меня подтолкнула лень вечером в воскресенье. Спасибо работе, вернее, нежеланию на нее, постылую, ходить. Проснулся на берегу реки прошедшим утром, с сумбурными и о-о-очень наполеоновскими планами в голове. Ну просто сплошной «День Сурка», правда с м-а-аленьким таким, но очень приятным отличием. Неторопливо попив кофею, посмотрел еще раз на игру великолепного дуэта Билла Мюррея и Энди Макдауэлл и сквозь застлавшую глаза розовую пелену понял, что отличий целых два: реинкарнировать меня в случае чего некому… Планы постепенно, вместо наполеоновских, стали на порядок скромнее. Остаток дня я провел в размышлениях, в результате которых на ближайшие полгода пришлось стать мазохистом. Конечно, изображать из себя «собаку Павлова», да еще задаром, немного обидно. Да и невозможность похвастаться перед кем-либо энтузиазма не прибавляла. Всё-таки, что ни говорите, зритель нам нужен. И по возможности противоположного пола и репродуктивного возраста. Но она, невозможность, а не отсутствующая почитательница, обусловлена не только соображениями таинственности, но и вполне объективными причинами. Ведь всего как бы и не существовало. А единственным внешним проявлением происходящего оказалось лишь ощущение легкого ступора да остекленение глаз. (Пару раз совершив переход перед зеркалом, я приспособился скрывать и это, просто зажмурившись.)