С другой стороны, если европейское общество отнеслось к этим "разоблачениям" с полным равнодушием (что показывает, каким скептическим стало общественное мнение из-за великого множества разоблачений, столь же сенсационных, сколь и фальшивых), то в среде русской эмиграции они вызвали горячую дискуссию. И рискуют ввести в заблуждение историков, движимых самыми лучшими намерениями, не говоря уже о Э. X. Карре и И. Дейтчере, которые еще не отказались публично от своих легковерных отзывов на фальшивки Г. Бе-седовского.
История этого "документа" состоит в следующем, пишет нам господин Ришар Врага, чьи выдающиеся статьи по поводу других фальшивок мы уже упоминали либо цитировали:
"Впервые он появился на информационном рынке в 1936-- 37 гг. Находился он тогда в руках целого ряда русских эмигрантов, связанных с двумя организациями -- "Братство русской правды" (в государствах Прибалтики) и "Союз русских фашистов" (на Дальнем Востоке). Были основания полагать, что этот "документ" -- вариант тех фальшивок о большевиках (в том числе о Сталине), которые стали появляться начиная с 1917--18 годов и фабриковались бывшими агентами Охранки. Одни утверждали, что этот "документ" был сфабрикован в Риге бывшим агентом Охранки Д., а другие -- в Харбине людьми, связанными с разведывательными службами атамана Семенова.
1 Опубл, в журнале "Est & Quest", 1 --15 июня 1956. No 153, с. 21--24. Пер. с фр. -- Примеч. Ю. Ф
Как бы то ни было, в 1937-м году была сделана попытка одновременной продажи этой фальшивки -- на Дальнем Востоке японцам, а в Болгарии -немцам, через бюро Розенберга при посредничестве лиц, связанных с "Внутренней линией", тайной контрреволюционной организацией, ставшей наследницей "Треста", другой русской организации того же толка. Японцы потребовали экспертизы разведывательных служб Японии, которые без труда установили фальшивку и даже ее источник. Немцы же обратились за консультацией к секретарю НТС (Национального трудового союза) г-ну М. А. Георгиевскому, который также установил источник фальшивки и поставил об этом в известность поляков.
В 1938 году попытка продать этот "документ" была сделана в Вене одним международным агентом, косвенно связанным с советскими разведывательными службами. Одновременно "документ" появился в Париже, откуда он был предложен румынской разведке через второстепенного русского политика. Тогда же впервые возникло подозрение, что в продаже и публикации этого документа заинтересовано советское "агентство", желавшее, по-видимому, таким образом дискредитировать информацию западных стран (в частности Германии). Предполагали даже, что "документ" был специально сфабрикован с явными ошибками и нелепостями, чтобы легче обнаруживалась подделка.
В 1949--50 гг. этот "документ" вновь выплыл в Париже, где были сделаны попытки опубликовать его во французской печати. Когда заинтересованные лица обратились за экспертизой к господину Суварину и ко мне, мы объявили его грубой фальшивкой и по содержанию и по форме.
Из вышесказанного ясно, что фальшивый документ побывал на протяжении двух десятилетий во многих учреждениях прежде, чем попасть в "Лайф". Один из руководителей НТС, которого трудно заподозрить в симпатиях к Сталину, даже убедил "нацистов", что не имеет смысла им пользоваться. Согласно хорошо осведомленному источнику, эту фальшивку привез в Берлин друг генерала Скоблина некий капитан Фосс, у которого были налажены отношения с группой "русских фашистов" во главе с Вонтсятским в Харбине -- с одной стороны, а с другой -- с "Внутренней линией".
После этого краткого обзора путей, пройденных этим "документом", перейдем к рассмотрению его самого.
Почему Б. Суварин при первом же чтении объявил его фальшивкой и даже не ощутил необходимости детально оспорить его? Потому что, говорит он, достаточно бегло пробежать его глазами, чтобы убедиться в его абсурдности. Это бессмысленное и бессвязное письмо означает лишь одно: желание задним числом доказать, что Сталин был агентом Охранки. Со
вершенно невозможно объяснить себе, что побудило отправителя послать его адресату. Кроме того, фальшивка обнаруживает себя в каждой фразе и каждой детали. К сожалению, полностью проиллюстрировать это можно только по русскому тексту1. Тягостно, говорит г-н Суварин, опровергать в деталях столь нелепый документ. Во-первых, Охранка не имела отделения в Енисейске. Там находилось лишь жандармское управление этой провинции. Железняков был капитаном жандармерии (ротмистром), и его петербургский шеф не стал бы обращаться к нему "Милостивый Государь" и не завершил бы письма столь вежливой формулой. Однако этот аргумент понятен лишь по русскому тексту -- так же как и некоторые стилистические обороты. В любом случае -отделения Охранки в Енисейске не было. Автор фальшивки упустил это обстоятельство из виду.
Далее: фамилия Сталин упоминается в письме шесть раз, а в седьмой сопровождается Джугашвили. Это второе доказательство тому, что письмо -фальшивка. Подлинный полицейский документ назвал бы его просто Джугашвили. В крайнем -- поистине крайнем случае -- псевдоним "Сталин" мог быть упомянут, но лишь при условии, что он был уже широко известен -- до такой степени, что может заменить настоящую фамилию. Между тем в 1913 году ситуация со Сталиным была совершенно иной. Никто за пределами весьма узкого круга не знал, кто такой Сталин. И совершенно исключено, чтобы в 1913 году полицейский документ шесть раз упоминал псевдоним "Сталин".
В самом деле с 1909 по 1912 год Джугашвили подписывает свои статьи К. Стефин, потом К. С, потом К. См., потом С, потом К. С-н, потом К. Салин, потом К. Солин, потом К. Ст. и только в январе 1913 года впервые появляется подпись К. Сталин. Во второй раз она появится в тройном номере "Просвещения", датированном мартом-маем 1913 года. Следовательно, это всего лишь литературный псевдоним среди сотни других в прессе того времени, лишенный какой-либо известности.
В письме Ленина к Орджоникидзе, датированном 28 марта 1912 года, речь идет об Ивановиче (это Сталин). 6 декабря того же года Ленин обращается к некоему Васильеву (это тоже Сталин). Когда в марте 1913 г. Сталин был арестован, Ленин пишет, что взят "Коба". Свердлов, сосланный в район Туру-ханска, пишет 9 февраля 1914 года, что "Иосифа Джугашвили и меня" переводят на сто верст севернее, в 80 верстах от Полярного круга. Спандарян, сосланный в те же места, пишет
