Утром 17 ноября был предпринят общий штурм всех вершин Высокой. Дважды в этот день японцы на короткое время овладевали господствовавшими на позициях пунктами. С началом усиленной стрельбы в штаб 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка прибыл генерал Кондратенко, наблюдавший за ходом боя.
{261} Дружными усилиями нескольких рот 5-го и 28-го полков, 1-й пешей охотничьей команды и морских десантных частей оба раза положение было восстановлено. В следующие дни осаждавшие атак не предпринимали, но уничтожили артиллерийским огнем всё, что могло служить прикрытием для оборонявшихся. Снаряды всех калибров, начиная с 11-дюймовых мортир и кончая 37-миллиметровыми "свистульками", непрерывно сверлили землю Высокой. Траншеи были разрушены полностью. Дерево, рельсы, стальные части превратились в бесформенные груды. И среди этих дымящихся обломков ползали русские стрелки, пользуясь телами убитых товарищей, как брустверами.
По единодушному свидетельству очевидцев, вид Высокой Горы в дни последних на ней боев был необычайно страшен. Так как атаки отбивались, главным образом ручными гранатами, то не было почти ни одного трупа, не истерзанного от взрывов динамита и пироксилина. У большинства трупов, от громадного количества которых почернела Высокая, не хватало или ног, или рук, или головы. Все эти трупы сбивались в кучу, вышиной в 4-5 фут.
"Это было какое-то рагу из изуродованных тел и оторванных частей в соусе из крови, мозгов и внутренностей", - сообщал своей газете один из иностранных корреспондентов, описывая место сражения на Высокой.
Высокая Гора сделалась ареной не боя, но бойни.
Воодушевленный своими храбрыми начальниками, полковниками Ирманом, Третьяковым, Семеновым, Сейфуллиным, гарнизон Высокой Горы делал всё возможное для ее защиты, но с каждым днем численно уменьшался, так как сильная демонстрация японцев на восточном фронте, связывая русское командование, препятствовала ему бросить резервы на место главной атаки.
Тот, кто отправлялся на Высокую, уже не рассчитывал на благополучное возвращение. В начале боя комендантом Высокой Горы состоял капитан Веселовский, помощниками коменданта - поручики Оболенский и Рафалович. Капитану Веселовскому оторвало голову до нижней челюсти, рядом стоявшего Рафаловича осыпало землей и залило кровью убитого коменданта. Рафалович {262} попросил полк. Семенова сменить его, хотя бы на несколько часов. Разрешение было дано и Рафалович явился к своему начальнику. Красивый юноша, рослый, здоровый и сильный, дрожал как в лихорадке, глаза его были налиты кровью и блуждали точно в горячечном бреду. Семенов спросил его:
- Что это у вас лицо в крови, вы ранены?
- Никак нет, господин полковник, - отвечал тот, - это не моя кровь, это мозги капитана Веселовского.
Через несколько часов было получено донесение, что пулей в лоб убит поручик Оболенский. Рафалович немедленно был отослан обратно на Высокую, и в скором времени его постигла та же участь.
В виду серьезности положения ген. Кондратенко высказал пожелание о командировании в качестве коменданта на Высокую Гору подполк. Бутусова, пользовавшегося предоставленным ему на несколько дней отдыхом. Кондратенко со своей обычной деликатностью обратился к Семенову:
- Скажите Бутусову, что я не приказываю, а очень прошу отправиться ему на Высокую, он там нужен, попросите его от моего имени.
Семенов, провожая Бутусова, направившегося к месту назначения, сказал своему адъютанту: "И этот не вернется"... На следующий день Бутусов был убит. Здесь же погиб и генерал-майор Церпицкий, инспектор госпиталей, выехавший на Высокую для осмотра перевязочных пунктов.
В полдень 22 ноября японцы приступили к окончательному штурму. После 12-ти часового беспрерывного боя гарнизон Высокой Горы ранним утром 23 ноября очистил свои позиции и отступил к форту № 4.
В этой операции русские потеряли 5000, а японцы 10000 человек. Потеря Высокой означала для Порт-Артурской эскадры неотвратимость предстоявшей ей гибели в самом непродолжительном времени.
Из собрания
полковника В. И. Сейфуллина
{263}
"МОРСКОЙ ПО-ПЕШЕМУ"
...Начало ноября 1904 г. ...Шли бои по защите Высокой Горы - ключа Артура.
После гибели нашего миноносца я был прикомандирован в порт к механическим мастерским. В одно пасмурное утро вошел ко мне матрос рассыльный и, поискав за обшлагом конверт, подал его мне. С большим любопытством я прочел его: "Приказ и т. д. ...инженер-механик В. П. Орлов назначается и. д. командира Квантунской роты. Немедленно явиться в экипаж и принять роту от заболевшего мичмана Бухе"... Подумал, поразмыслил... Война, значит, - так надо... Являюсь в экипаж и принимаю роту, в которой числилось 262 человека. Фельдфебель Шуба и прапорщик по морской части Сероштан. Как водится, опросил претензии, проверил деньги и проч. Подошел ко мне Шуба и говорит:
- Так что, господин ротный, вестового я вам посоветовал бы не менять, - возьмите старого от господина Бухе, кочегара Носика, он парень подходящий.
Ну, ладно, а потом, после приемки роты, в сопровождении Носика, нагруженного, как верблюд, с винтовкой, малым и большим чемоданами и шинелью, я отправился к себе на квартиру. Носик оказался человеком, действительно, "подходящим"; он моментально развернулся у себя в углу, смастерил себе койку с занавеской и пр. и вечером у меня уже был горячий чай и закуска и вкусно поджаренный "военно-морской консерв" - щи с кашей.
На третий день, придя в роту, я узнал, что меня уже ожидало приказание: "К рассвету следующего дня вам надлежит с вверенной вам ротой отправиться на Высокую Гору на такой-то участок, явиться к начальнику {264} обороны оного и сменить роту мичмана В. Провизии взять с собой на три дня. Выступить вам надлежит ночью с расчетом произвести смену до света, дабы отход смененной роты был в темноте".
Ладно, думаю - вот пришлось действовать - "морской по-пешему". Вызываю Сероштана и говорю: "Нужно приготовить, осмотреть людей, раздать сухую провизию, патроны, позаботиться о двуколках, дабы вечером перевезти тяжести в окопы. Не тащить же всё на себе. Конечно, нужно дать конвоирам запас топлива и шанцевого инструмента. Не забыть баки с кастрюлями для "варева". Принять вино, да с опаской, чтобы не знали ни конвоиры, ни возницы. О своем харче не заботьтесь, - я позабочусь о вас". Я послал Носика за кониной для пельменей и за прочей закуской, приказал к вечеру всё привезти в роту, нагрузив на двуколку, с которой отправиться и самому.
