© Ирина Жеребина, 2016

© Мария Миняева, иллюстрации, 2016

Корректор Галина Кравченко

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На линялом одеяле уличной торговки были навалены видавшие виды вещи. Блестящий кошелек, расшитый бисером лежал посредине: колесики бисера болтались на ниточках, а шов на боку разошелся. Бывшая когда-то нарядной кофточка, блестела масляными пятнами на блеклых розовых цветах. Щербатые тарелки стояли неровной стопкой, а у чашки с надписью «Макдональдс» отбилась ручка. Вообще на одеяле лежал такой хлам, который хорошая хозяйка, не жалея, еще в прошлую пятницу выбросила бы в мусорный бак.

Между бледно-зеленым шерстяным шарфиком и поломанной кофемолкой лежала голенькая кукла-арлекин. Голова, руки до локтей и ноги до колен у нее были сделаны из фарфора, а все остальное – из белого батиста (сейчас серого), набитого клочковатой ватой. Кукла лежала с перевернутыми на бок ступнями, а ее лысая голова была повернута в сторону шерстяного шарфика.

Торговка подобрала эту куклу сегодня утром под своим окошком, Злая девчонка выбросила ее вечером на улицу. Ей подарили новую куклу, которую нужно было устроить как можно лучше, а эта долговязая недотепа занимала много места в кукольном уголке. Когда кукла ударилась об асфальт, у нее отломился кусочек фарфоровой руки, и повредилась ножка.

Сейчас она очень стеснялась своего увечья и прятала руку под шарфик. Она почти ничего не видела и страшно волновалась.

– Куда я попала, где я? – спрашивала она поочередно у всех, кто лежал с ней по соседству.

– Ты попала к старьевщице, – отвечал ей кофейник. – Я здесь лежу уже вторую неделю, – никто не хочет меня брать. А посмотри, какой я серебристый. Меня нужно только хорошенько почистить песком и припаять ручку. Люди совсем разучились работать руками. Мой хозяин вышвырнул меня в мусорное ведро, как только из меня вылетели две заклепки. А что такое заклепки? Два маленьких кружочка металла, которые нужно разочек хорошенько ударить молотком! Но хозяин просто купил мне замену. Вы бы видели этого стилягу! На свете и недели не живет, а уже всё про всё знает. Сказал: тебе дорога на свалку, старая рухлядь! Нечего потолок зря коптить!

Кофейник горестно замолчал.

– А с нами, – запищали тарелки, – вот что случилось. Было нас шесть сестер – лицо в лицо, одетых в цветочный наряд, покрытых блестящей глазурью. Неумелые руки хозяйки стерли грубым порошком нашу глазурь, а три наши сестры разбились. Мы так плакали, так плакали. Но что делать – наш век короткий. Это дорогой тонкий фарфор клеят и стягивают золотыми скрепками, а нас, простых фаянсовых тарелок, никто не станет собирать по кусочкам! Но смотрите, хотя мы и не парные, но в одну можно налить суп, а во вторую положить пирожное, а третья пригодится для манной каши. Но наша хозяйка выставила нас к мусорным бакам и купила новые тарелки. А столько лет мы кормили их всех! Хозяина, который так противно скреб ножом по нашему донышку, дочку хозяйки, когда она была еще малышкой и ела кашу, громко стуча ложкой по нашему краю и саму хозяйку, когда она была еще молодой и не умела мыть посуду. Мы вечно ходили замарашками. А теперь кому мы такие нужны – не парные… Тарелки звякнули, и показалось, что по ним скатились три слезки. А может, это капли дождя упали вниз из пролетающей тучки.

Льняная скатерть с прорехой на боку стыдливо молчала. Ей казалось, как только она заговорит, все увидят ее дырявый бок.

– А мне уж и надеяться не на что, – сказал сломанный утюг. – В мои перегоревшие провода вряд ли кто полезет. Да и заржавел я немного.

– Но вот что я вам скажу, – проскрипел он, немного помолчав, – одно дело лежать тут и верить, что тебе повезет, и ты попадешь в хорошие руки, а другое – попасть на свалку. Страшное дело свалка. Я там был. Меня один старьевщик вытащил оттуда – думал, что я исправный. А какое там! Меня сожгли еще год назад. Полежал я, полежал у него в куче, да одна старушенция меня себе взяла, 10 копеек ему заплатила. Я был грузом в ее кастрюле с квашеной капустой, – потом я покрылся ржавчиной – она и выкинула меня. А вот эта женщина подобрала. Не знаю, может, и она в конце концов отнесет меня на свалку.

– А какая она, свалка? – Зашелестел со всех сторон настороженный шепот.

– Свалка – это огромная гора из таких, как мы, вещей, – начал рассказывать утюг.

– Кто-то из нас лежит там уже мертвый, а кто-то еще вполне может жить и работать, но рука хозяев безжалостно выбрасывает все, что кажется не модным или устаревшим. Свалка огромна, как гора. Поставь 10 домов друг на друга – вот такая она будет. Там лежат и вещи, и гнилые продукты. Еще там полно мертвых. Кошки, собаки.

– А самое страшное на свалке, – продолжал утюг, – это крысы. Они роют ходы, строят себе подземные замки. Свалка – это царство крыс. У них даже король есть. Крысы пробуют на зуб все, что попадается им на глаза. Они ищут живые вещи. Их зубы пронзают нас насквозь, и тогда мы умираем. Мне повезло, что я из металла и крыса не захотела ломать зубы о мой корпус. Когда свалка становится очень большой, приезжает тяжелый каток и начинает всех давить. Хорошо там только крысам – у них глубокие норы, длинные ходы и нет проблем, – закончил утюг свою речь горестным вздохом.

Кукла лежала ни жива, ни мертва. – Какой каток, какие крысы? – думала она. – Она такая хрупкая. Ей так хочется жить, пусть даже с одной рукой и на одной ноге.

Тут в начале улицы показалась девочка. Она прыгала на одной ножке. Заботой ее было прыгать так, чтобы не наступить на трещинку на асфальте. Если она случайно наступала на трещинку, то одно очко снималось, а если нет, то прибавлялось. У неё уже набралось 5 очков. Этой игре научила девочку мама, которая тоже шла по улице, разговаривая с кем-то как всегда о чем-то важном, прижимая трубку телефона к уху одной рукой, а другой показывая, что им нужно повернуть направо. Тут девочка увидела большую трещину, которая уходила под линялое одеяло, на котором лежали вещи старьевщицы.

– Ой, мама, смотри, кукла, – закричала девочка, становясь на две ноги. – Какое у нее грустное лицо! А какое красивое!!!

– Не трогай руками всякую грязь! – пытаясь отодвинуть девочку от куклы, сказала мама.

– Ой, мам, а давай купим эту куклу, – смотри, у нее рука сломана, – не унималась девочка.

– У тебя игрушек целый дом. Зачем тебе нужна эта замарашка? – начала уговаривать мама девочку.

Надежда, вдруг появившаяся в душе куклы, стала таять и она подумала, что если ее не возьмет домой эта добрая девочка, то уж пусть ее лучше раздавит каток и сгрызут крысы на свалке.

– Нет, правда, мам, давай возьмем. Я ее помою, бабушка ей сошьет платье и приделает волосы. Ты же сама говорила, что бабушка у нас на все руки мастерица.

– Сколько стоит кукла? – спросила мама у торговки, хмуря брови.

– О, всего одну монету, – затараторила та. – Смотрите, есть еще плюшевый мишка и резиновый зайчик.

– Только не это, – умоляюще и сердито проговорила мама.

Девочка теребила маму за руку. – Ну, давай купим, я тебе потом денежку из своей копилки отдам.

– Смотри, какой кофейник, – сказала тут мама, отвлекаясь от куклы. – Когда я была такой, как ты, у моей бабушки был точно такой же кофейник. – А сколько стоит ваш кофейник? – обернулась она к старьевщице.

– Всего одну монету, – ответила та.

Мама достала кошелек и заплатила денежки за куклу и кофейник. Тут же, как это обычно бывает, возле старьевщицы остановились две женщины, а вскоре еще одна. Они тоже решили купить кое-что из старых вещей.