– Что ночуем друг у друга.
– Эх, вы. А если они созвонятся? Или решат проверить, где вы шляетесь?
– Тогда кранты, – с наигранной бодростью отозвалась Шоста.
– Наладонники не выключайте хотя бы. В зиккурате будем минут через двадцать, там они заработают.
Юстина украдкой глянула на свой. Ну да, нет сети. Об этом никто из них как-то… не подумал.
От набережной отец свернул в чащу и почти бесшумно заскользил по едва различимой тропинке. Подружки старались не отставать. Минут десять все шло нормально, впереди, среди поредевших зарослей боярышника уже замаячила темная громада моста… и тут отец замер. Одно неуловимое глазом движение, и автомат соскользнул у него с плеча и оказался в руках. Юстина остановилась. Смехнянка и Шоста врезались в нее и принялись возмущенным шепотом выяснять, что случилось. Юстина шикнула. В тишине стало отчетливо слышно, как неподалеку трещит кустарник – будто через него продирается слон. Накаркали.
– Быстрее! – отец обернулся и рванул Юстину за руку.
До моста оказалось совсем близко. Через минуту они уже мчались вверх, перепрыгивая через ступеньки. Сзади раздавалось алчное сопение и скрежет когтей по камню.
– Мамочка!.. – ахнула на бегу Смехнянка.
Юстине казалось, что лестница никогда не кончится, а рука вот-вот оторвется. Последний пролет дался особенно трудно. Наверху отец внезапно выпустил Юстину, подтолкнул в спины девчонок, сурово прикрикнул:
– Не останавливаться!
В панике обернувшись, Юстина увидела, что он зачем-то что есть мочи прыгает на краю лестницы и машет руками.
– Папа!
– Кому сказал, брысь отсюда?! – гаркнул отец, не переставая скакать.
Бесформенная туша приближался тяжеловесными скачками.
– Папа!! НЕТ!
В ту же секунду ярко-алая вспышка ударила по глазам и Юстина ослепла. Вокруг, судя по звукам, творилось нечто невообразимое. Девчонки истошно визжали, чудовище выло, только отец не издал ни звука. «Папа!», – одними губами прошептала Юстина, смахивая слезы.
Когда она сумела, наконец, проморгаться, выяснились сразу два обстоятельства. Во-первых, с отцом ничего не случилось. Целый и невредимый, он медленно пятился от края лестницы под защиту хаотично мигающих разноцветных прожекторов. Их на мосту оказалось штук десять. Во-вторых, мохнатый горе-охотник, жалобно поскуливая, спешно и неуклюже ковылял прочь, вниз по ступенькам. Он передвигался на трех лапах, четвертой прикрывая морду. Юстина присмотрелась и тихо охнула – мохнатая туша оказалась не кем-нибудь, а пресловутым ведмедом.
– Га-ды! – отчетливо донеслось от подножия лестницы, и Юстина почувствовала, как покрывается холодным потом.
– Сам такой, – без заминки отозвался отец. – Проваливай, проваливай, а то в следующий раз не пожалею и из игольника пальну.
В ответ донеслось злобное рычание. С минуту шелестели кусты, затем все стихло.
«От бокового отсвета я потеряла ориентацию в пространстве. Что же почувствовал оказавшийся прямо напротив прожекторов ведмед?!»
– Пап, он ослеп?
– Минут через десять оклемается. Но вернуться на мост вряд ли посмеет.
– А что это? И зачем? – Юстина беспомощно повела вокруг себя руками.
– Это прожектора. А так же камеры, ловушки, датчики веса и движения. Одним словом, удаленный пост.
– Если бы шли без тебя, мы бы попались?
– Ловушки рассчитаны на изрядный вес, так что, за исключением цветомузыки, ничего вам не грозило. А вот прожектора странно, что сразу не включились. Датчики должны были нас засечь.
– Но включились все-таки.
– Да, после того, как я привлек внимание наблюдателей. Недопустимый бардак.
Юстина покосилась на него с изумлением.
– Привлек?
– Да. Махал руками и прыгал перед камерой.
– Перед камерой? Ясно. А где охрана?
– В зиккурате.
– Так далеко?
– Минут пятнадцать ходу. Если шустро.
– Пап, я не догоняю. По обе стороны от реки – дичь и глушь. Зачем пост?
– Не совсем так. Внешний периметр защиты зиккурата примыкает к набережной. За мостом, если сигнализация исправна, сравнительно безопасно.
– Отчего на ту сторону не протянули переход?
– Странный вопрос. Там будет резиденция правительства. Вертолеты на все случаи жизни и уединение от плебса. К тому же, туда перевезли Портал.
Юстина потупилась. Выглядеть дурой всегда неприятно.
– А если бы свет не включился? – немного оправившаяся Камиля указала на прожектора.
– Тогда пришлось бы стрелять.
– А ведь этот топтыгин – наш знакомец. Настырный какой, километров пять следом топал, – задумчиво протянула Смехнянка. – Андрей Андреевич, если бы не вы…
– Знакомец? С чего ты взяла? – нервно перебила Шоста.
– С того, что у него на носу шрам. О-очень специфический. Как на лбу у Гарри Поттера.
Отец озабоченно нахмурился:
– Как у Гарри Поттера, говоришь? Значит, не случайность. Хочет жрать и не отстанет. Так, барышни, давайте-ка ж… пу в горсть и ходу. Только сначала…
Подойдя к одной из камер, он совершил руками несколько замысловатых пассов. Прожектора мигнули в ответ.
– Что ты сделал? – робко подала голос Юстина.
– Попросил посветить еще минут двадцать.
13
Суматошное мелькание цветовых пятен осталось за спиной, глаза понемногу привыкали к сумраку. Впрочем, после береговых зарослей на середине моста казалось относительно светло. Несмотря на усталость и грозящую опасность, девчонки невольно замедлили шаг, очарованные открывшейся панорамой.
Аспидно-черная там, где не полнится отражениями, вода, невесомые листья взлохмаченными блестками кружатся на фоне пасмурно-вечернего неба. На горизонте, за изгибом реки, прорисовываются призрачные, нереально-высокие силуэты.
– Пап, что это?
– Небоскребы «Сити». Бывший бизнес-центр.
– Там кто-нибудь живет?
– Насколько я знаю, нет. Тесно, опасно, почвы неплодородные.
Высоченный склон, тронутая робкой желтизной, непроходимая с виду чащоба. Правее, на два часа, неестественным острием буравит сумеречную высь зиккурат. Вблизи он выглядит куда внушительнее, чем на планшете. Зеркальные стекла сверху вниз, с непередаваемым презрением пялятся на незадачливых путешественников.
– Птичьи горы! – С благоговейным восторгом прошептала Аня.
– Не Птичьи, а Воробьиные, – поправила Юстина.
– Вообще-то, Воробьевы, – усмехнулся одними губами отец.
На другой берег вышли, когда окончательно стемнело. Лесистый склон вырос и надвинулся, зиккурат напротив, пропал из вида.
– Девицы, фонари есть? Можно включать.
Начало подъема не показалось таким уж крутым, первые метров сто идти, несмотря на накопившуюся усталость, было даже приятно. Старая асфальтовая дорога плавно забирала вверх и вправо. Вокруг лес, ничего необычного. Только в темноте, на уровне глаз, отчетливо выделяются странно белеющие во тьме прямоугольники. Юстина не удержалась, направила на один луч фонарика. Брови у нее поползли вверх. На сучок ничем не примечательного с виду куста оказался наколот намокший от дождя лист бумаги. На нем большими, чуть расплывшимися печатными буквами значилось «Осторожно. Окрашено».
Отец глянул из-за ее плеча, хмыкнул:
– Охрана развлекается. Делать им нехрена. Спускаются сюда на спор.
Юстина недоуменно покачала головой. Всю жизнь ей твердили, что нельзя бесцельно расходовать полезные материалы, портить нужное… и вот на тебе.
Внезапно так удачно идущая вверх дорога свернула обратно к реке. Подсвечивая себе фонарем, отец прошел чуть дальше вдоль левой обочины. Несколько раз сунулся в густую листву, что-то нашел, обернулся и помахал девчонкам. Там, где он стоял, наверх вела крутая деревянная лестница. Родитель всем весом надавил на нижнюю ступеньку, та протестующе крякнула и просела.
– Ну, разумеется, – проворчал отец и стал подниматься рядом, по земле, лишь изредка хватаясь за прогнившие перила. Девчонки двинулись следом. Принялся накрапывать мелкий, но от этого не менее противный дождь. Юстина застегнула капюшон, убрала фонарик – теперь он только мешал.