– Хорошо, сынок, – полковнику явно понравилась моя деловитость.

Нахрапистость и сметливое нахальство хорошему шофёру нужны как воздух, и мой новый начальник это с ходу оценил.

– Да ты присядь, присядь! – пригласил он. – В ногах правды нет. Ну-ка, давай поподробней: кто ты, откуда?

Мы поговорили совсем немного, но понравились друг другу окончательно.

– Ладно, Борис, беру тебя своим личным водителем. Не подкачаешь?

О такой удаче я даже не мечтал! Шёл сюда, думал: расскажу, что я умею; может, учтут и не будут со всеми вместе гонять. Ну хоть иногда… А здесь! У меня даже дух перехватило!!

– Спасибо, товарищ полковник!!! Вы не пожалеете!!!

– Ну-ну-ну, спокойнее, Силин. Спокойней! Водитель должен уметь контролировать свои эмоции. Ты меня понял? Чёткость и неболтливость – это всё, что мне от тебя нужно. И ступай прямо сейчас в гараж, осмотри свою «лошадку». С этой минуты ты подчиняешься только мне; усвоил?

Я бросился в гараж, не чуя под собой ног от радости, и провозился там до самого вечера. Машина командира части была в полной исправности, но я нарочно долго мыл её и вылизывал. Заодно и узнал, что прежний водитель только-только ушёл на дембель. А тут – я…

Я даже помолился мысленно, хоть и не умел. Вот так я и пристроился. Как там говорится? – «чтобы служба мёдом не казалась»? А мне как раз и была она самым настоящим мёдом.

Правда, товарищи мои тут же стали меня сторониться и ненавидеть. От зависти, конечно! Ведь для меня единственная команда «подъём!» имела значение, да и то – не всегда. Только и было солдатского в моей судьбе, что еда – по расписанию, вместе со всеми. А остальное существовало где-то в стороне, параллельно. Главное, что машина полковника всегда сияла у меня как новый самовар и работала как часы.

Я не жалел для этого времени (кстати, а куда ещё я мог бы его девать?). В любой момент дня и ночи я готов был везти своего командира куда угодно и ждать, сколько потребуется.

– Молодец, Силин! – то и дело хвалил он меня. «Чёткость и неболтливость!» – я затвердил это, как дважды два четыре. Я был нем, как китайский болванчик, и никогда не позволял себе ни одного слова, пока полковник сам что-нибудь не скажет. Я сливался с машиной в единое целое, видел только дорогу и ничего больше. Ездил так, как будто не человека возил, а ящик с хрусталём; но при этом – быстро и уверенно.

– Ох и жаль, Силин, что ты всё-таки уйдёшь на гражданку! – сказал как-то командир части, и это было для меня наивысшим комплиментом.

В армии я возмужал, поправился. Очень даже нравился самому себе, хотя товарищи по казарме по-прежнему воротили нос:

– Ишь, морду отъел, жополиз!

Но меня это совершенно не волновало, как и все их марш-броски, стрельбы и наряды вне очереди.

К тому же – то ли от скуки, то ли от избытка свободного времени – закрутил я «любовь» с нашей медсестрой. Она млела и таяла от моего внимания: в свои двадцать четыре до сих пор была не замужем, несмотря на наличие вокруг себя целых охапок свободных мужиков.

Была она здоровенная, как шкаф, и такая же широкая. Чем-то напоминала мне тётку Далилу из детских военных лет; тоже была слезливая и жалостливая. И покорная до безобразия.

Вообще-то покорность в бабах мне нравилась всегда, но не такая полная апатия, как у сержанта медицинской службы Куропаткиной Светланы.

Нет, как знаток своего дела она была хороша: грамотная, ловкая и чуткая. Но как любовница – надоела быстро. Вечно требовала, чтобы я в сотый раз повторял, что люблю её. Однажды я не выдержал и наорал на эту дуру. Пригрозил: ещё раз пристанет насчёт «ты меня любишь?» – будет искать другого попугая.

С тех пор вопрос этот, готовый снова и снова зазвучать, замирал у неё на губах, и она компенсировала это тем, что сама без меры нашёптывала мне, пока я совершал очередной акт любви:

– Я тебя люблю, люблю, люблю, люблю!!!

Это мешало, но, разойдясь, я уже просто не слушал Светку.

Так бы это всё и тянулось до самого дембеля (не дольше! Хотя Светка почему-то была уверена, что я женюсь), если бы не одно «но»: она забеременела. Сказала мне о «радости», томно вздыхая и прижимаясь к плечу могучей грудью.

– Ох, ё… – я, не сдержавшись, выдал нашу национальную фразу, обозначающую в данном случае что-то вроде: «Это мне неприятно».

– Боренька, я думаю, будет мальчик! – Светка явно не уловила подтекст сказанного. И тут я ляпнул:

– Я разве не говорил тебе, что у меня жена и двое детей? Девочки, близнецы!

(Наверное, про Лидку вспомнил).

Она мгновенно побелела, замерла, по-совиному, не моргая, уставившись на меня.

– Н-н-нет… – она всё ещё отказывалась верить.

– Не нет, а да! – психанул я.

Хлынул океан слёз вперемешку с надоевшим до зубной боли «люблю, люблю тебя!!» Но я решил быть твёрдым. И так уже хотел с ней порвать, так что надо поставить точку.

– Светлана, истерика не поможет! Реши, пожалуйста, этот вопрос, – и давай расстанемся.

Она молчала, смотрела в сторону и только всхлипывала. И я ушёл. Всё! Сюда – больше ни ногой. Потерплю как-нибудь (или, может, в городке кого-то присмотреть?). До дембеля…

…На другой день меня вызвал командир части. Я удивился, ведь знал, что никакой поездки сегодня быть не должно.

Он встретил меня разгневанный:

– Что, кот блудливый, наделал делов?!

Я никогда не видел нашего полковника таким злым. Сдержанность и выдержка! – вот чем он выгодно отличался от всех остальных наших командиров. А тут…

– На хрена нам в части такие дела?! Что глазками хлопаешь, Силин? Не понимаешь?! Я объясню! Куропаткина вчера мне всё рассказала, обещала в военную прокуратуру пойти с жалобой!! Ты зачем меня так подставил?

Вот тебе раз!.. Я ожидал, конечно, чего угодно, но что Светка на такое решится… Да-а-а, в тихом омуте… И я с перепугу забормотал какой-то бред, что-то вроде «я к ней хожу только по вопросу здравоохранения…»

– Чего-чего?! – прищурился полковник. – Ты чего несёшь? Какого здравоохранения?!

И заорал так, что звякнули стёкла:

– Не здравоохранение у тебя, а сплошное ЗДРАВООХЕРЕНИЕ! Зажрался, кобель!!!

(Ну, насчёт кобеля мог бы и помолчать… Ему почему неболтливый шофёр подходит, а? А потому что есть у него к кому наезжать по личным делам, есть. Такая фифочка – пальчики оближешь; я и сам бы не против был с ней покувыркаться. Молоденькая, сладенькая. А полковница старая и в ус не дует!)

Всё это я понял в долю секунды, но сказать такое вслух – не посмел бы и под пыткой. Я ж парень неболтливый, за то и ценит начальство.

Но полковник и сам, видно, кое-что вспомнил. Он закашлялся, покраснел. Прохрипел:

– Сядь, говорить будем!

И потянулся за папиросой.

– А чего б тебе и в самом деле на ней не жениться? – спустя десять минут он уже великолепно владел собой, как всегда. – Что ты там плёл ей насчёт жены и двоих детей? Врал?

– Нет, не врал, товарищ полковник! – я смотрел измученными глазами человека, которого придушили роковые обстоятельства. – Ждёт меня хорошая женщина, и дочки у неё… Я обещал. Люблю! Дни считаю, чтоб домой…

– Ну ладно, – полковник вздохнул тяжко. – Как мужик мужика я тебя, конечно, понимаю. Но зачем ты ребёнка ей сострогал, а? Вдруг действительно попрётся к прокурору?.. Жениться, конечно, никто не может тебя заставить силой; но внимания лишнего к нашей части будет – мало не покажется. А крайним буду я!! – он зло стукнул по столу ребром ладони.

В конце концов порешили на том, что я ещё раз попытаюсь по-хорошему с Куропаткиной всё уладить. Ну, может, денег ей дать? Лишь бы шум не поднимала, глупая!

И я снова отправился в санчасть; в первый раз – вынужденно. Пока шёл, обмозговывал варианты, но, увидев Светку, чуть не закипел от негодования: и эта мамонтиха будет мной командовать?!

Начал сдержанно, и она вскинула на меня обнадёжившиеся было глаза: а может?.. Нет, не может! Никак!

Я просил – она упиралась; я начал угрожать – она сказала: