– Нет, я… – тихо говорит девушка. Она, честно говоря, жутко стесняется. Катька ее перебивает:

– Да блин, ну Джин, ну вечно ты, ну ёклмн, ну дай человеку опомниться. Она сутки как из дома ушла.

Джин ухмыляется, и упихивает бычок в пепельницу. Смотрит на сигаретную пачку, потом махает рукой, и, зевая, говорит:

– А, значит, решила Вавилон бросить? Ну, заходи коли так. Велкам хоум, как говорится.

Джин несколько секунд думает, а потом хватает пачку, зажигает еще одну сигарету, и, выдыхая дым, восклицает:

– Кстати! Я тебя вроде где-то видел.

– Она смотрела, как мы работали, – бросает Кошка, – ну и типа мы с ней потусили потом у фонтана.

Внезапно парень, доселе сидевший в углу, встает, кряхтя поднимается, и относит тарелку в раковину. Посуда звенит. Потом он оборачивается к новоприбывшей и произносит:

– Кстати, а ты откуда вообще такая? Вроде не из Москвы, сразу видно. Я вот, кстати, людей из Москвы сразу отмечаю, они какие-то странные, все торопятся куда-то…

– Джерси, да сколько можно, ну вечно ты Москву ругаешь, вот и сидел бы в своем Нижневартовске, или откуда ты там, – перебивает его Кошка.

– Нижнекамске! Да, я вот тут понаехал, – говорит Джерси гордо.

Люди вокруг снова смеются.

– Ладно, чего мы на человека набросились вообще. Пошли, покажу тебе тут все, – говорит Джин. Он поднимается, бросает окурок в пепельницу, и выходит из кухни в полутемный коридор. Потом останавливается и лекторским тоном начинает: – В общем так, едят тут, спят вон там, а в большой комнате тусуются. Шприцы не курить, а то закопаем на заднем дворе. Ясно?

Девушка робко кивает.

– Спальник есть? А, да, блин, о чем я. Сейчас мы тебе чего-нибудь найдем. Катерина Ивановна, где шит валяется?

– В шкафу, правая дверца, – отзывается та с кухни.

Джин проходит в большую комнату и раскрывает дверцу старого платяного шкафа. Из него моментально вываливаются какие-то драные спальники, одеяла, простыни. Куча тряпья.

– Вот, выбирай себе, только возьми побольше – тут дует, а окна мы все никак не заклеим, влом всем. Сейчас тепло конечно, но щели толщиной в палец. А, ладно. Кошка, слушай, тут твоя гостья тупит, помоги ей.

Катька прибегает из кухни и сразу хватает одной рукой тряпье, а второй ухватывается за девушку и тащит ее в другую комнату.

– Короче, вот ложись в угол, вот тут рядом сплю я, а если тебе потусить охота, то вылезай. Только с Эльфом не ложись потом рядом, даже если он тебя тянуть будет. Ляжешь, а он всю ночь лапаться будет, он такой. Лана, я побежала, тебе еще чего-нибудь нужно?

– Да… Телефон у вас есть?

– Ага, щас найду.

Катька подлезает под кровать и что-то там нажимает. Слышится писк радиотелефона, и она выбегает в соседнюю комнату и практически сразу возвращается.

– Вот он, лови. Все я побежала, давай, спокиночи, угу? – опять выпаливает она и бежит прочь из комнаты. Девушка останавливает ее.

– Погоди. Слушай, а сейчас звонить-то вообще как, не поздно?

– Кому?

– Ну, человеку, который мне предложил… Вписаться.

– Другу?

– Ну… Наверное, да…

– Друг – это тот, кому можно звонить всегда.

Ты сидишь в пустой комнате и смотришь в окно. Кажется, будто ветви лезут в стекло, сквозь них светит луна. За стенкой – шум голосов. Ты переводишь взгляд на телефон и думаешь. Звонить, не звонить? Наверное, уже поздно. Интересно, он спит? Наверное, нет, хотя, кто знает. Ты набираешь номер. Гудок, второй – бросают трубку. Набираешь номер еще раз – и с тем же результатом. Кладешь телефон рядом с собой и пытаешься заснуть. Потом открываешь глаза. Виден пожелтевший потолок, который не ремонтировали уже очень давно. Ты переворачиваешься на бок, и дотягиваешься до брошенной сумки, и достаешь из нее папку. А в папке – рисунки. За стеной играет флейта. Доносятся голоса.

– Ну вот, я тут немного похавать принес. Это вот картошка, мало правда. Была еще морковка, но она сгнила и я ее выбросил.

– А бейбика я назову Растиславом. Не Славой, а Растиком. Он у меня президентом будет. Ямайки.

– Джин, понавписывал тут всяких, теперь не пройти не проехать! Дай сюда чаю, все равно там сидишь.

– А сама?

– А я сама тут сижу, а вовсе даже и не там. Если я встану, то буду стоять там, а не тут, и вообще, мне лень, мне лень!

И ты смотришь на бумагу. Как жаль, что ты не смогла взять с собой все! Хотя, этого, наверное, хватит? Ты перебираешь рисунки. Портреты, пшеничные поля, скалы, море. И ты вспоминаешь.

За столом сидят отец и мать. Они вечно сидят за столом, и говорят. Говорят о ценах на рынке, говорят о президенте. Отец еще и газету читает.

Но вот он отрывается от прессы и поворачивается к тебе.

– Милая, – говорит он с издевающейся интонацией, – ты ничего не забыла? Ты должна сходить на вокзал и дядю Лешу встретить. Он же у нас проездом, хоть увидишь его.

Ты вскакиваешь с табуретки.

– Ой, да.

– Не «ой, да», а собирайся и бегом, – назидательным тоном говорит отец.

– А как я его узнаю?

– Сам тебя, небось, узнает. Третий вагон.

Ты набрасываешь на себя легкую куртку и бежишь к вокзалу. Тусклый город – вон там старая водокачка, а за ней поле, на котором растет кукуруза. И, конечно же, вокзал, ты так любишь сюда приходить, смотреть на отъезжающие поезда, чувствовать запах сгоревшего мазута вперемешку с креозотом. Тебе всегда казалось, что именно это дух путешествий.

И вот он, поезд. Он стоит уже давно – все разошлись. Неужели ты опоздала? Вбегаешь в привокзальный буфет. За столиком сидит человек, который сразу оборачивается к тебе.

– Дядя Леша? – восклицаешь ты.

– Ага, а кому тут еще быть? Я вот тут поесть пока решил, пока тебя ждал, – говорит он. У него густой, добродушный голос. У него всклоченные седые волосы.

– Ну что, пойдем? Давай добежим до дома, я сброшу там вещи, ага?

– Я не очень сильно опоздала?

– Да нет…

Вы идете по привычному маршруту. Дядя Леша шагает быстро, и постоянно забегает вперед.

– Сколько лет я тут не был. Нравится мне ваш город, спокойный, – говорит он, постоянно оглядываясь по сторонам.

– А почему вы у нас не живете? – удивляешься ты.

– Ну, так у вас скучно. Что тут делать? – резонно замечает дядя Леша.

– Это да…

Вы подходите к дому, ты открываешь своими ключами дверь, закрытую на два замка. Входите внутрь. Отец и мать сразу вскакивают.

– Леша, сколько лет, сколько зим!

– Алексей Васильевич, совсем вы нас забросили! Вы, небось, голодный, с дороги-то? Давайте мы вас покормим и на работу пойдем.

– Нет, я в вагоне-ресторане поесть успел, – говорит он, и подмигивает тебе, – давайте ваша стрекоза мне лучше город покажет!

– Ага, в музей вот сходите, у нас новый совсем! Вся история города за сто тридцать лет существования! И офисное здание построили, тоже недавно, красивое очень, – говорит мать.

– Ну, это мы там разберемся, давай, попрыгунья, вперед.

Вы снова выходите на улицу, теперь, без сумок, он идет еще быстрее.

– Показать офисное здание? – спрашиваешь ты.

– Да, ладно, чего я их, не насмотрелся. Ты лучше покажи то, что тебе самой нравится.

– Но ведь это, наверное, неинтересно.

– Да ну тебя, глупая. Что может быть неинтересно, если человеку нравится? Веди давай!

И ты приводишь его к песчаному откосу. Ты любишь сидеть на нем теплым летним днем, и смотреть на мерцающее внизу озеро. Далекий лес, кажется, нашептывает тебе слова, а убегающая к горизонту грунтовка зовет в дальние страны, хотя ты и знаешь, что она обрывается у складов. Но наверняка дороге хотелось бы вести далеко-далеко, да так, чтобы по ней ехали сотни машин, или шли тысячи людей… А иначе – какая она дорога, раз не хочет этого?