курганом Беовульфа

морескитальцы,

в ладьях плывущие

из дальних пределов

по темным водам".

Обруч ошейный

витого золота

вождь доброчестный

вручил воителю

кольцом и обручем,

кольчугой и шлемом

он юного мужа

благонапутствовал;

"Ты - единственный

мой наследник

из рода Вагмундингов,

чье семя сгинуло,

Судьбою похищено:

в час предначертанный

ушли знатнейшие

и я за ними!"

С последним словом

угасло сердце

мудрого старца;

осталось тело,

костра пожива;

душа отправилась

искать награды

среди угодников.

39

То было горем,

великой скорбью

воина юного:

он видел тело

вождя возлюбленного,

лишенное жизни;

но тут же, рядом,

его убийца

лежал бездыханный,

жизнекрушитель,

погибший в схватке,

змей зломерзкий,

страж, утративший

свои сокровища,

ибо железное

лезвие тяжким

ударом в сердце

вдруг оборвало

дни его жизни,

и грянул оземь

холмохранитель

на склоне кургана:

не властен он больше

летать ночами,

червь огнекрылый,

гад, стерегший

свои богатства.

Дракон был повержен

рукою конунга,

клинком владыки,

каких воистину

среди сынов земли

вовеки не было,

хоть я и слышал

песнопреданья

о многих сильных

и стойких в битве,

но не посмел бы

из них ни единый

в огне сходиться

с ядоточащим

червечудовищем,

стяжая богатство,

как сделал Беовульф,

смертью купивший

клад несметный,

в битве, где оба

противоборца

расстались с жизнью!

Тогда уж из лесу,

из рощи вышли

клятвопреступники,

те десять бесславных,

бежавших в страхе,

копья в испуге

поднять не посмевших,

меча в защиту

ратеначальника,

и вот, покрывшие

щиты позором,

они приблизились

к одру героя,

глядя на Виглафа:

сидел скорбящий

над телом старца,

достойный копейщик

кропил водою

лицо владыки,

но бесполезно

ничто не смогло бы

дружиноводителя

вернуть к жизни!

Господня воля

в веках непреложна,

Промысел Божий

искони правил

делами смертных,

и ныне так же!

Суровой речью

их встретил воин,

мужей трусливых,

бежавших от битвы;

на них, бесчестных,

глядя презрительно,

так молвил Виглаф,

сын Веохстана:

"Правдоречивый

сказал бы: воистину

вождь, наделивший

вас, нестоящих,

кольцами золота,

ратными сбруями

(ибо нередко

в застольях бражных

шлемы, кольчуги,

наряды сечи,

в дружинном зале

дарил державный

всем, приходившим

в его пределы),

зря отличил он

мечами острыми

вас, дрожащих

при виде недруга.

Не мог он похвастаться

вашей помощью

в сражении, конунг,

но, взысканный Богом

Победотворцем,

один сумел он

в неравной схватке

врага пересилить!

Я был невластен

спасти державца,

и уберечь его

надежды не было,

но, изловчившись,

помог я родичу:

мечом наудачу

ударил чудовище

оно ослабло,

и в горле смрадный

огонь пресекся.

Но слишком мало

было соратников

вокруг владыки!

за то отныне

и вам не будет

даров сокровищных,

нарядов ратных,

ни радостей бражных;

и вы утратите,

землевладельцы,

наделы наследные,

когда услышат

дружиноводители

в краях сопредельных

о том, как в битве

вы обесславились!

Уж лучше воину

уйти из жизни,

чем жить с позором!"

40

Тогда ко дворцу

он гонца с вестями

послал, в хоромы

над морем, где ждали

с утра старейшины,

сидели ратники,

гадая надвое:

то ли оплакивать

вождя погибшего,

то ли с победой

вернется конунг;

и не солгал им

печальный вестник

с холма приморского,

муж, прибежавший

с мыса курганного,

но правду измолвил,

сказал глашатай:

"Возлег сегодня

на ложе смерти

владыка ведеров,

гаут всевластный,

уснул, убитый

в бою драконом! .

А рядом с героем

жизнекрушитель

простерся мертвый,

ножом распоротый

(не меч, но двуострый

нож покончил

с червечудовищем).

Там же Виглаф,

сын Веохстана,

над Беовульфом,

живой дружинник

над павшим державцем,

страж печальный,

сидит, охраняя

и друга и недруга!

Ждут нас войны

и кровомщение,

едва о смерти

правителя нашего

узнают фризы,

франки услышат.

Та распря вспыхнула,

когда на хугов

дружину Хигелак

и флот свой двинул

к пределам фризским,

где войско хетваров

с ним переведалось,

воинство сильное,

многомогучее,

там был повержен

отважный в битве,

пал в сражении

вождь, не успевши

воздать соратникам

за службу добычей;

возненавидели

нас меровинги.

Не жду я также

добра и мира

от племени шведов:

ведь всем известно,

как в Роще Вороньей

убил Онгентеов

Хадкюна Хредлинга.

Тогда впервые

гауты гордые

войнолюбивых

искали Скильвингов,

и встретил гаутов

родитель Охтхере,

старец державный:

сваливши Хадкюна

вождя мореходов,

из плена выручив

жену, чьи сокровища

враги похитили,

свою супругу,

ему родившую

Охтхере с Онелой,

он гнал дружинников,

лишившихся конунга,

и, встав на дороге,

рать бегущую

близ Леса Вороньего

настиг - и немногих,

там уцелевших,

усталых и раненых,

обставил воинством;

всю ночь он без устали

грозил злосчастным

страшными казнями:

одних он прикажет

зарезать поутру,

других - повесить

на радость воронам

на древе смерти.

Но на рассвете,

когда уж воины

в спасенье изверились,

вдали запели

рога походные

дружины Хигелака

явился верный

конунг с отрядом

на помощь родичам.

41

В битве кровавой

сшиблись рати

гауты, шведы,

народ с народом,

смешались в сече

необозримой.

Тогда с дружиной

вождь сокрушенный,

старец-воитель

бежал, спасаясь,

спешил укрыться