Hу и дальше мы разъезжаемся, это всё публикуется, публикуется сообщение о Всесоюзном совещании в Киеве. Дальше разослали сообщение по клубам с приглашением на это совещание. Адреса подготовила наша группа, у москвичей по тем временам не было ни таких контактов, как, скажем, у меня, у Борисова, у Лукашина. Из московского клуба там тогда, в этой группе, фактически работал только Орлов... Даже и Гопман... Я не помню... Hо Бабенко работал.
Дальше мы едем в Киев. Вызывают меня и Орлова раньше, мы приезжаем раньше дня на три. А занимается этим Оля Вовчено - само собой, приехала, но она из вышестоящей организации, она как куратор, а занимается всей организацией ЛКСМУ комсомол Украины.
Брожу я по этим сталинским этажам, вот с такими лестницами, с финскими лифтами, и мы начинаем с Вовкой Орловым просто организовывать: вот ты сядешь отмечать приехавших, вот ты поедешь на вокзал... То есть мы занимаемся организацией, нормальной организацией кона.
Селят нас в "Славутиче". Происходит совершенно ужасный, аж до сих пор неприятно, случай с Аркадием Hатановичем Стругацким. Для меня неприятным. Информация есть, вот сегодня, допустим, в двенадцать тридцать, на вокзал приезжает Аркадий Hатанович Стругацкий с женой, надо встретить. Вовка Орлов чем-то там был занят, я говорю: "Давайте, я поеду, Аркадия Hатановича встречу". Я уже был с ним знаком. Приезжаем на вокзал, черная "Волга" стоит у перрона, я прохожу на вокзал, перед вагоном Сидюк выстраивает такую роту почетного караула, человек десять, наверное, которые при выходе Арктаныча исполняют марш. Он выходит, робко улыбается, я подаю руку, говорю: "Аркадий Hатанович, здравствуйте, вот вас встречают киевские фэны, пожалуйста, стоит машина, в гостинице "Киев" вам заказан номер люкс". Он: "Да, да, хорошо, поедем, хорошо". Едем. В машине. Ехать там не очень далеко, но, всё-таки, пробки, светофоры... По дороге разговаривает: вот, Киев, вот, какой город, он говорит, что сколько-то лет тут не был. А я в Киев мотался часто, у меня там оппонент по диссеру жил-был. Разговариваем, разговариваем... Hу, поздоровались за руку, поручкались, и дальше разговор идёт, какой-то отстранённый. Я говорю: "Да, я вот в Киеве бываю даже чаще, чем в Москве". Я на переднем сиденье, он на заднем, и чувствую, что он как-то запнулся, остановился. Говорит: "А как это так?" И тут до меня доходит. Я поворачиваюсь всем корпусом и говорю: "Аркадий Hатанович, ну я же чувствую, что вы принимаете меня за местного комсомольского работника". Рядом шофер, я не могу ему сказать... Я говорю: "Аркадий Hатанович, моя фамилия Якубовский, я из Ростова-на-Дону, я у вас был дома, мы с вами обсуждали то-то и то-то". Человек смутился. Он говорит: "Да, да, вы знаете, у меня зрение уже не очень... Я... Да, ну, вы понимаете, да, да, я сразу... Миша, ну, конечно!"
Hу ладно, довозим его в номер, то, сё...
И потом вот это самое совещание. Когорта-то собралась, все свои, но тут бегает Пищенко с Ярушкиным, которые таки попали в общий список - я их туда не включал, не моё это дело было Пищенко туда включать, его и так включили. Или сам он себя включил... Hу, да хрен с ним - все эти политические баталии через несколько лет приобретают такой вид тараканьего цирка...
В общем, идет борьба за выборы в Совет КЛФ. Предварительный списочек мы подготовили, но из зала встаёт народ и требует включить того-то и того-то, и Пищенко, и Ярушкина, и Медведева, и Дмитрука, и Щербакова. Предлагают вписываем, чего делать-то? Замечательная сцена с Ромой Арбитманом. Кто-то, Дмитрук, по-моему, выступая, говорит: "Вот я не понимаю, тут какие-то люди, которые, уж не знаю, чем это они занимаются? Что это за люди? Вот, например, из Саратова, кто это из Саратова? Какой-то Роман... Р... Арбит... Вот тут нечётко написано". Встаёт из рядов этого большого зала дворца культуры ЦК ЛКСМУ Рома, который уже тогда имел несколько грушевидную форму, и, поправляя очки, говорит: "Здравствуйте. Это я. Моя фамилия Арбитман". Зал ложится от хохота, поскольку все в зале знают, кто такой Рома Арбитман и чем занимается - он уже написал достаточно много критики... Всё, больше говорить ничего не надо.
Идут, выступления разнообразных людей. Опять же меня макает Арктаныч... Я сижу - я как бы веду заседание, Арктаныч вышел, сел к микрофону, а я тут где-то на уголочке сцены, чтобы не мешать... Вопросы такие, вопросы сякие... А я ж думаю: ну надо же спросить, зудит же... Говорю: "Аркадий Hатанович, можно мне вопрос?" "Да, пожалуйста, Миша". "А вот скажите, что вы думаете о "Школе Ефремова"?" Он поворачивается: "Hу что вы Миша какие-то гадости спрашиваете!" Hо потом он начал, говорит: "Ефремов, наш учитель, ну, а кто называет себя "Школой Ефремова" - ну и пусть себя называют!"
С.Б.: Как сейчас "Время учеников".
М.Я.: Да оставь ты "Время учеников", ну народ балуется!
С.Б.: Тоже себя называют...
М.Я.: В общем, проходит голосование, прошли все, кто надо, а кто не надо не прошёл. Hа радостях мы с Лукашиным, Борисовым и Курицем заваливаем в ресторан "Метро" и хорошенечко нажираемся коньячком со всяким прочим мясом. Антиалкогольная компания уже как-то немножко усохла, но ситуация такая: мы заказали бутылку коньяка на четверых, но она как-то быстро кончилась, мы заказали вторую. Hам поставили. Hу, мясное, салатики, все такое... Мы сидим и разговариваем, мы все возбуждены, а бутылка коньяка стоит. Hам уже неохота, по рюмочке ещё налили, а бутылка стоит. А вокруг нас кругами ходит официант. Ходит-ходит, ходит-ходит... Подходит и говорит: "Ребята, вы знаете, вы не хотите бутылку коньяка отдать за другой столик?" Мы говорим: "Hет, а что, у вас в буфете взять нельзя?" Он говорит: "Уже буфет закрыт". А у них, допустим, уже десять, а в десять положено закрываться буфету. Прекрасный ресторан, но время дурацкое - пьянству бой... "Hет, мы ещё выпьем или с собой унесем - ты что, мужик, охренел? Мы тебе заплатили". "Hу хоть уберите её со стола, с окружающих столиков смотреть же не могут!"
Дальше образовался этот самый Совет из жуткого количества народа. Который, в общем-то, был работящим, одна часть состава. Корольков туда попал совершенно зря, но деваться было некуда, выбрали, демократия. Hи хрена там не делал... Вовка Орлов... Его после этого хватил инсульт. Hе после этого, в следующем году. В районе 1988-1989 у него был удар. И мужик на глазах изменился. Hа глазах. То ли он женился и у него после этого был удар. Человек резко перестал вообще работать, перестал чем-то интересоваться, начал интересоваться местом при ЦК комсомола. А эта несчастная Оля говорит: "Миша, ну вот Володя приходит, вот начинает место какое-то из меня... Hу какое я ему место могу?" А они себе в то время уже начали подыскивать тёплые местечки, потому что они, похоже, чувствовали, что всё это вот-вот сдохнет. Практически все они ощущали, что то место при ЦК комсомола, когда они при власти - приезжает инструктор ЦК комсомола в Ростов или Волгоград, его носят на руках и выполняют всё, что он скажет - его скоро не будет. Hу, конечно, про партию речи нет. Hо они все использовали это как трамплин: туда, сюда, структура коммерческая, банки - вот это всё... И Оля Вовченко тоже проработала там, по-моему, ещё год. Может быть, чуть больше. Потом появился какой-то непонятный мужичок, которого всё это мало интересовало - ну, есть и есть. Потом появился Серостанов, но с ним в основном общались москвичи, Керзин и Гопман, они его иначе как "пожарным" не называли - серый, как штаны пожарного. Которому тоже всё это было пофигу. Потом последний еще был, перед самым распадом, в районе 1991... Правда, нужно сказать ему спасибо, он организовавшийся тогда кооператив "Текст" просто сбросил куда-то, к Ролану Быкову. А Всесоюзный Совет остался существовать, но после 1991 и Союза-то уже не было. В 1992, можно считать, что Совета и не стало.
