"Надо улыбаться, - приказала себе она. - Надо выглядеть уверенно и спокойно. Это обычный проход. Коридор, второй павильон. Улыбаться, улыбаться!"
Никто не остановил ее. Вот и второй павильон. Серыми ширмами выгорожена студия. Выставлен свет, за двумя камерами сгорбились операторы. Иван, в фиолетовом костюме и розовой сорочке, сидит за столом. Гример стоит перед ним, припудривает ему нос.
Все. Теперь он никуда не денется.
Она уже не замечала ничего, кроме напудренного лица Ивана, на котором поблескивали тонкие очки. Его голос отдался в ушах, как будто прозвучал через мощный динамик:
- Готово? - спросил он, победоносно оглядывая студию. - Поехали.
Гример убежал, и Бобровский произнес вальяжно:
- Здравствуйте, дорогие телезрители. В эфире новая аналитическая программа, которую веду я, известный вам Иван Бобровский.
И тут он, наконец, заметил Нину.
- Стоп! - раздраженно крикнул Иван. - Я тебе сказал, я занят! Кто ее пустил? Уберите эту девушку. Я с тобой потом поговорю, после...
Нина открыла сумочку, вытащила пистолет и навела его на Ивана:
- Да чего уж после...
Иван, взвизгнув, неожиданно быстро нырнул под стол. Нина нажала на крючок, и пистолет дернулся в ее руке. Она невольно зажмурилась от грохота, а когда раскрыла глаза, то увидела, что Иван бежит от нее. Она видела его фиолетовый пиджак и пистолет в своей руке. Она снова и снова давила на спуск, и пистолет с каждым выстрелом дергался, словно пытался вырваться из ладони. Но Бобровский не падал, не останавливался, а, наоборот, убегал все быстрее, крича и расталкивая на пути стулья, ширмы, стойки. Он повалил прожектор и взбежал на железную лестницу. Нина схватила свой пистолет двумя руками и тщательно, как в тире, прицелилась. Но выстрелить уже не успела. Что-то со страшной силой ударило ее по затылку, и Нина повалилась на грязный линолеум, выронив пистолет...
12
Нина пришла в себя в тесной комнатке с наклонным потолком. Она лежала на дермантиновой кушетке. Руки ее были больно сжаты наручниками.
Повернув голову, она увидела стол со стареньким телевизором. В пустой стеклянной банке стоял кипятильник. Рядом, на расстеленной газетке, высилась гора рыбьей чешуи и костей. Две пустые пивные бутылки и полная пепельница папиросных окурков. И черный телефон.
- Чего зыришь? - раздался грубый голос, и Нина увидела охранника в синей униформе. - Оклемалась? Живучая, сука. Надо было сильнее тебе по башке треснуть.
Нина села на кушетке, прикрывая руками разорванную блузку.
- Лежи, выдра, не дергайся, - сказал охранник, поднимая трубку и стуча пальцем по рычажкам. - Сиськи прячешь? Не прячь, тебя тут уже все рассмотрели. Такое сокровище никому на хрен не нужно. Тоже мне модель. Кошка драная.
Он заговорил в трубку:
- Васильич, это я, с первого поста. Передай шефу, эта выдра очухалась. А менты скоро там? Ну, давай.
В приоткрытую дверь Нина увидела, как по коридору в сопровождении врачей "скорой помощи" и нескольких сотрудников проходит Иван. Размахивая перебинтованной рукой, Бобровский отдавал распоряжения на ходу:
- Да, не забудь взять со всех подписку о неразглашении. Под угрозой немедленного увольнения. Если хоть один звук, если хоть кто-нибудь пикнет... хоть в одной газете, хоть на заборе... Уволю без разговоров, всех подряд!
"Живой, - подумала Нина. - Не может такого быть. Я стреляла в него с пяти шагов. А он живой".
В охранницкую, громко стуча каблуками, ворвались двое милиционеров в бронежилетах с автоматами.
- Эта, что ли, стреляла?
Нина встала им навстречу и хотела выйти. Но они подхватили ее под руки и поволокли за собой так быстро, что она едва успевала переставлять ноги.
У проходной стоял милицейский "уазик", задом к дверям. Его дверца с зарешеченным окном была откинута, и Нину втолкнули внутрь. Она села на узкое сиденье, прислонившись к стене, и дверца с лязгом захлопнулась.
Раскачиваясь и переваливаясь, "уазик" развернулся и отъехал от здания телекомпании. Глядя сквозь решетку, Нина видела Ивана Бобровского, который в окружении своих сотрудников садился в "скорую помощь".
"Живой", - снова подумала Нина, но на этот раз почему-то с облегчением.
"Только рука перевязана. Наверно, пиджак ему испортила. А почему он в джинсах? Он же был в костюме? Успел переодеться. Значит, ему пришлось сменить брюки. Обделался Бобровский", - со злорадством заключила Нина и закрыла глаза, опустив голову на скрещенные руки.
В кабинете, куда ее ввели, было очень накурено. Нина едва различала лица милиционеров, да ей и не хотелось на них смотреть. Но опустить перед ними глаза она тоже не могла, и стояла, гордо подняв подбородок и равнодушно глядя поверх их голов.
- Принимай груз. По вызову с телевидения.
- Что за прошмандовка? Проститутка?
- Типа того. Манекенщица. Крыша у бабы поехала. Стрельба, покушение на убийство, оружие, сопротивление сотрудникам при задержании. В общем, по полной программе приказано оформить.
Милиционеры уважительно присвистнули.
- Оформляй задержание.
Автоматчики ушли, и в кабинете остались два сержанта. Толстый сидел за столом, разгребая бумаги, чтобы освободить место для нового листка. Второй, прыщавый, ходил вокруг Нины, со всех сторон оглядывая ее.
- Прокудин, сблочь ей браслеты.
Прыщавый сержант снял с Нины наручники, при этом он задержал ее кисть в своей потной ладони, разглядывая обручальное колечко.
Положив перед собой чистый бланк, толстый сержант глянул на Нину:
- Члено-раздельно. Фамилия, имя, отчество.
- Силакова Нина Ивановна.
- Деньги, ценности - на стол.
Нина вытряхнула из сумочки все, что в ней было. Увидев несколько долларовых бумажек, подумала: "Надо было все отдать священнику. Жалко, не разглядела".
- Кольца, часы, - подсказал толстый.
Она с трудом стянула с пальца колечко, которое никогда не снимала.
- Отлично. Подпишись вот тут.
Как только Нина, не читая, поставила свою подпись, толстяк одним движением смахнул деньги, кольцо и часы в ящик стола и сказал удовлетворенно:
- Значит, денег и ценностей нету? Ну ладно. Ставим прочерк.
