Усатый мужичок в телогрейке и замызганном белом фартуке подошел к ларьку, заглянул внутрь через пыльное стекло и, не поворачиваясь к Нине, спросил:
- Деньги при себе?
- Да.
- Товар для себя берешь?
Не задумываясь, Нина ответила:
- Послали меня за товаром.
- Кто?
- Ты еще паспорт у меня спроси, - равнодушно ответила она.
Ее ответ вполне устроил мужичка, и он кивнул в сторону:
- Иди в мясной ряд. Я за тобой.
Пройдя между прилавков, Нина заметила у холодильной камеры уже знакомого ей узкоглазого парня. Тот отодвинул тяжелую дверь, подмигнул Нине и отошел к прилавку.
Нина вошла в темное помещение, и у нее чуть ноги не подкосились от тяжелого запаха крови.
Мужичок в телогрейке зашел следом, и дверь за ними задвинулась.
В темноте вспыхнул фонарик, осветив коровью тушу, лежащую на низком столе.
- Какой тебе ствол нужен?
- Чтобы выстрелил.
Мужичок исчез в темноте, оставив Нину наедине с отрубленной коровьей головой. Прошло еще минут десять, прежде чем он вернулся и показал два пистолета:
- Смотри. Вот тебе "макар", а вот тебе израильский. Какой хочешь?
- Какой надежней.
- Жидовский, конечно, понадежнее... и по целкости тоже лучше. Но он дорогой. А наш, значит, подешевше. Но жидовский не подведет.
Нина долго переводила взгляд с одного пистолета на другой, не решаясь выбрать. Они казались ей абсолютно одинаковыми. Она ткнула пальцем наугад.
- Сколько этот стоит?
- Ну, я ж говорю, израильский подороже. Ты сколько патронов-то возьмешь?
- Одну обойму.
Мужик ловко вогнал в рукоятку пистолета продолговатый пенальчик с блеснувшими желтыми гильзами и протянул пистолет Нине, держа его за ствол.
- Ну, тогда, значит, с одним магазином это будет... Короче, тышшу мне отслюнявь.
Нина достала из сумочки сложенную пополам тонкую пачку долларов и положила деньги в луч фонарика, на отрубленную коровью голову.
Пистолет прекрасно уместился в сумочке, правда, изрядно ее утяжелив. Нина всерьез опасалась, что тонкий ремешок оборвется в самый неподходящий момент, и поэтому все время прижимала сумочку локтем к боку.
Потраченные часы ожидания теперь казались ей не часами, а неделями. Нину просто трясло от нетерпения, и, едва отъехав от рынка, она прямо из машины позвонила в редакцию общественных программ.
Ей ответили довольно любезно. Как только Нина представилась, голос ее собеседника стал настороженным, просто ледяным, но она знала, чем растопить этот лед.
- Я хотела бы дать вам интервью о контактах девушек нашего агентства с высшими лицами государства. У меня есть с собой видео.
- Ну, привозите завтра с утра, обсудим эту тему, - сказали ей уже совсем иным тоном.
- Завтра? Исключено. Я могу только сейчас.
- Ждем вас на проходной, - прозвучало в трубке.
Ей все же пришлось задержаться. Припарковавшись на студийной стоянке, она достала косметичку и постаралась привести себя в порядок.
Через полчаса Нина решительно направилась к дверям телекомпании. Перед зеркальными стенами двое охранников напирали на монаха с ящиком для пожертвований на груди.
- Нельзя тут стоять, понимаешь? Ты нам весь имидж портишь. Тут все ж таки телевидение, а не супермаркет. Вон, иди к рынку, там и побирайся.
- Разве я кому-нибудь мешаю? - ласково спрашивал монах, улыбаясь в густую рыжую бороду. - Кто пройдет, подаст. Я и не прошу никого, просто стою. Разве запрещено стоять?
- У тебя своя работа, у нас своя. Нам сказали, чтоб ты тут не маячил, вот и топай отсюда. Не доводи до греха. Иди отсюда, иди с Богом. Нельзя здесь нищим.
- Я не нищий. Я на храм собираю...
Второй охранник не стал тратить свое красноречие и просто столкнул монаха с площадки перед входом:
- Пошел, пошел, и больше не появляйся.
От толчка священник споткнулся и едва не налетел на Нину. Он бы мог и упасть, запутавшись в своей черной рясе, если бы Нина не подхватила его под локоть.
- Прости, матушка!
Он поправил на голове свою черную шапочку и сказал:
- Не ходила бы ты туда. Злые там люди.
- Знаю, потому и иду, - ответила Нина. - На храм собираете? Отлично. Очень кстати.
Она достала из сумочки все оставшиеся деньги, сложила пачку пополам и запихнула в щель ящика.
Монах только спросил потрясенно:
- За кого молиться, матушка?
Но Нина не успела ответить ему, потому что увидела за стеклом администратора. Он тоже заметил ее и торопливо пошел навстречу, уже издалека улыбаясь и расточая комплименты:
- Вы Нина Силакова? Вас не узнать. Новый имидж, да? Но выглядите, как всегда, потрясающе. В жизни вы гораздо ярче, чем на экране. Пойдемте, у нас все готово...
Администратор провел ее мимо охраны к лифту, нажал кнопку, продолжая заливаться соловьем:
- Как было бы эффектно, если бы вы сами могли появиться в кадре. Может быть, мы обсудим такой вариант? Я понимаю, что ваши материалы могут быть настоящей бомбой, источник должен оставаться засекреченным. Но вы можете выступить в программе со своими комментариями, например как совершенно постороннее лицо. Тогда никто и не догадается, что вы сами принесли материал. А ваше лицо так украсит картинку! Тридцать процентов зрителей будут смотреть нашу передачу только из-за того, что вы там появитесь. Если, конечно, появитесь. Я не настаиваю, но...
- Такие вещи я должна сначала обсудить с Иваном Бобровским, - ответила Нина. - Кстати, говорят, он теперь на другом этаже?
- О, да, теперь он на десятом. В гору пошел после своих "убийственных" репортажей. Первый заместитель теперь.
Лифт остановился на пятом этаже, двери раздвинулись, и администратор шагнул первым.
- Прошу вас. За мной. Не отставайте, можете заблудиться.
Он засеменил вперед, но Нина осталась в лифте и быстро нажала кнопку десятого этажа. Двери захлопнулись. Нина достала телефон и набрала номер мобильника Ивана.
- Слушаю, Бобровский.
- Ты где? Это Нина.
- Я занят, у меня съемка.
"Спасибо", - чуть не сказала Нина. Теперь ей не придется его искать.
Выйдя из лифта, она спросила у первого же сотрудника, который пробегал мимо с горой папок у груди:
- У Бобровского где съемка?
- Второй павильон, прямо по коридору.