Непонятно, в чем было дело, но в первые полчаса, проведенные в Лиходеевке, Петухова чувствовала себя как-то неуверенно. И главное, причина этого дискомфорта была ей неведома. Но комнатка, где предстояло жить, настолько понравилась, что она повеселела.
– Кровать-то у вас городская, – решила она польстить хозяйке.
– Это сын привез, – охотно откликнулась та. – Как из города приезжает (он у меня в городе живет) – завсегда на ней отдыхает. Вы не беспокойтесь, все на ней чистое.
– А почему ваша деревня Лиходеевкой называется? – поинтересовалась Петухова.
– А потому, – насупилась старуха, – что дела в ней лихие творились, да и сейчас случаются.
И она опять перекрестилась.
«Богомольная какая», – подумала Валентина Сергеевна. Но слова старухи заставили ее насторожиться.
– Это какие же лихие дела? – делано засмеявшись, спросила она.
– Долго рассказывать, да и не к ночи, – буркнула старуха. – Давайте-ка лучше я самовар поставлю. Чай пить будем.
Пока закипал самовар да потом пили чай и Валентина Сергеевна угощала старуху (как оказалось, ее звали Агриппина Кузьминична) городскими лакомствами, быстро стемнело. И внезапно на Петухову навалилась такая усталость, что она едва добралась до никелированной кровати и погрузилась в пуховик. Сонное сознание успело зафиксировать яркий свет луны, пробивающийся сквозь заросли герани на окне, и тонкий комариный писк. Она уснула.
На новом месте приснись жених невесте – гласит пословица. Какой жених? Какая невеста?! Валентина Сергеевна – дама, как говорится, не первой молодости. Между тридцатью и пятьюдесятью, где-то так. Были и женихи, и муж был. Но кипучая натура нашей библиотекарши отринула весь этот мещанский хлам. Розовый абажур, семь слоников на диванной полочке, кружевные салфеточки – словом, семейный уют. Далека она была от этого, ох далека! Единственная слабость – грибной промысел – тщательно скрывалась от знакомых. Атеизм из безобидного увлечения развился чуть ли не в манию. Ох и много попортила она крови местным батюшкам! Даже в Синоде про нее слыхивали. Да и было это, что называется, «в струю». Храмы закрывались, иконы сжигались, и пепел от этих костров кружил над землей.
Богомольные старушки хорошо знали Валентину Сергеевну, плевали ей вслед и звали не иначе, как дьяволицей. И надо сказать, она этим гордилась. Как-то Петухова прочитала про Гипатию, ученую, жившую в древности в Александрии. Несчастная была растоптана толпой фанатиков-христиан за то, что была убежденной язычницей. История эта потрясла Петухову. Она представила себя на месте Гипатии: за ней, размахивая клюшками, бежит толпа старух, повязанных черными платочками. Они догоняют ее. Валентина Сергеевна, замирая, почти ощущала удары палок. Как сладко страдать за правое дело!
Но вернемся к реальности.
Она проснулась. Было по-прежнему необыкновенно тихо. Солнечный свет заливал комнату. Наконец на улице пискнула какая-то птаха. Звякнула колодезная цепь. Валентина Сергеевна сладко потянулась и встала с постели. Старухи не было видно… «Наверно, корову выгоняет», – подумала дачница. Быстро умылась из старинного медного умывальника, наскоро перекусила и отправилась на свою первую вылазку в лес. Но сначала решила осмотреть деревню. Та оказалась совсем крохотной. На единственной улице было пустынно. Ей повстречался лишь благообразный старичок, гнавший хворостиной козу. Он вежливо поздоровался и долго глядел вслед Валентине Сергеевне.
Лес был чист и светел. Красные колонны сосен исчезали высоко в небе. Встречались осины и березы, но в основном это был настоящий корабельный бор. Вековые деревья росли довольно далеко друг от друга, в траве были целые заросли брусники. Валентина Сергеевна сорвала несколько ягод и с удовольствием их съела. Наконец появились и грибы. Это были маслята – совсем мелкие, скользкие, пряно пахнувшие, до того аппетитные, что хотелось отправить их в рот прямо сырыми. Корзина быстро наполнялась, но Валентина Сергеевна этого не замечала. Она шла от дерева к дереву, внимательно вглядываясь в засыпанную хвоей землю. Азарт захватил ее полностью. Наконец корзина наполнилась. Пришлось поворачивать назад. И опять знакомой тропкой она вышла в деревню. Здесь было по-прежнему тихо и пустынно. Тишину нарушал лишь гусиный выводок, плескавшийся в луже. Хозяйка была дома. Она равнодушно глянула на корзину, буркнула что-то в ответ на приветствие. Валентина Сергеевна попыталась завести беседу, но старуха отмалчивалась, и Валентина Сергеевна занялась своими грибами.
Так прошло два дня. Время тянулось однообразно. Походы в лес, в разных направлениях, так сказать, на разведку. Кому-нибудь, наверное, надоела бы такая жизнь, но библиотекарша отдыхала здесь душой и ни о чем другом не мечтала. Единственное, что беспокоило ее, – отсутствие белых грибов – самой желанной добычи заядлого грибника. Конечно, они попадались, но их было столь мало, что Петухова расстраивалась чуть ли не до слез. Разве об этом она мечтала, выбирая Лиходеевку местом отдыха? Раз она попыталась заговорить с хозяйкой на эту тему.
– А скажите, Агриппина Кузьминична, – начала она тем неестественным тоном, каким говорят с народом умные библиотекарши. – Вы, наверное, здесь все заповедные места знаете?
– Какие такие заповедные? – насторожилась старуха.
– Ну где лучшие грибы растут, белые грибы.
– А, боровики, – старуха внимательно посмотрела на библиотекаршу. – Есть, конечно, такие места. Я раньше, когда помоложе была, тоже за грибами ходила часто. Боровиков этих брала, веришь ли, мешками из леса таскала, отборные – один к одному.
– А откуда же? – насторожилась Валентина Сергеевна.
– Да хотя бы против сухого болота. – Бабка неопределенно махнула рукой на запад. – Там и сейчас этих боровиков полно. Только вот что я тебе скажу, милая! – Старуха подняла палец кверху, и лицо ее приняло строгое и печальное выражение. – Не ходила бы ты по лесам, не ровен час, приключится беда какая.
– Что может приключиться? – машинально переспросила Валентина Сергеевна, прикидывая, как добраться до этого сухого болота.
– Да мало ли что. Я тебе уже говорила. Леса тут гиблые, места топкие, где не туда наступишь, и поминай как звали. С виду зеленая лужайка, а под ней топь без дна. И пикнуть не успеешь, как утянет неведомо куда.
– А что, пропадали люди?
– Еще и как пропадали! Да вот года три назад тоже вроде тебя приезжал дачник. Ученый. Все травки разные собирал. Так исчез, и следа его не сыскали. Приезжала тут милиция, все обшарили, а травозная этого так и не сыскали. Так что ты, голубушка, езжай лучше домой, отправляйся в свою библиотеку, сиди там и не морочь себе и людям голову.
– Откуда вы знаете, что я в библиотеке работаю? – удивилась Валентина Сергеевна.
– Ну как же, давеча за чаем рассказывала, – отвела глаза бабка. – Или не помнишь?
Петухова промолчала, хотя точно помнила, что своих анкетных данных не сообщала.
– А может быть, случайно обмолвилась? – попыталась вспомнить она.
– И еще. – Старуха присела на березовый чурбан. – Здесь ведь не только болота эти. Здесь много чего другого случиться может. Места наши глухие, темные. Про них в народе разное рассказывают. И колдунами нас обзывают, и ведьмухами. Ты вот, знаю я, в бога не веруешь, а без веры здесь нельзя. Пропадешь. Иной раз и сама не чаю, как здесь живу. Всю жизнь прожила, а привыкнуть не могу.
Старуха неожиданно оборвала разговор и, тяжело вздохнув, проследовала в дом. Валентина Сергеевна была заинтригована. Что-то она уже слыхала про деревни, населенные одними колдунами, но когда и где – не припомнила. С одной стороны, она хотела подробнее расспросить бабку об истории Лиходеевки, с другой – понимала, что сейчас та ничего ей не скажет. А узнать поподробнее, конечно, стоило. Она представила, как на очередном антирелигиозном диспуте заинтересует слушателей рассказом о посещении таинственной деревни, где до сих пор глупые суеверия, идущие из тьмы веков, туманят людям головы.
«Какое интересное место, – подумала Валентина Сергеевна, – прямо какая-то допетровская Русь. А в лесу, видать, и избушка на курьих ножках имеется… Но главное – белые грибы, – вдруг вспомнила она. – Завтра же отправлюсь на поиски».
