Было холодно. Шёл дождь и такой же неприятный, холодный ветер бросал капли в лицо Проводника. Проходя через безлюдные дворы, он зашёл в ближайший подъезд, где можно было наконец укрыться от этого проклятого дождя. Плотная куртка лишь слегка намокла, но поношенным джинсам досталось в полной мере. Он достал из кармана пачку сигарет и закурил.

– Хоть какая-то радость за этот паршивый день… – сказал он себе, удовлетворённо выпустив облако дыма.

Дождь усиливался, обращаясь в ливень. В подъезде стоял какой-то странный смешанный запах плесени и протухшего мяса. Чтобы понять, откуда исходила вонь не требовалось принюхиваться: она шла прямиком из настежь открытой двери подвала, что была под лестницей. Проводник пригляделся и смог увидеть какие-то толстые ростки, тянущиеся из глубины подвала. Они были того же серого цвета, что и большая часть растительности на окраинах города, и чем-то напоминали корни деревьев.

Подойдя ближе, он щёлкнул зажигалкой. В её тусклом свете, на лестнице ведущей в подвал, он увидел почерневшее тело ребенка лет девяти, внутрь которого вгрызлись эти самые корни. Тело было похоже на потерявший былые очертания скользкий мешок с однородной жижей внутри. Проводник с отвращением смотрел на эту картину, но не мог заставить себя просто взять и уйти. Он хотел рассмотреть это получше, чтобы понять, что убило этого несчастного мальчишку. Только для этого придётся подойти поближе…

Пожалев о том, что у него нет фонаря, он выкрутил рычажок зажигалки на максимум и осторожно подобрался ближе к трупу, если эту кучу вонючей слизи можно было так назвать. Корни, идущие из подвала, вблизи оказались очень похожими на ростки картофеля, только очень уж большие. Он поднёс к одному из ростков уголёк сигареты и, чуть помедлив, об него же затушил окурок. Росток, извиваясь, медленно потянулся назад, в темноту подвала, постепенно теряясь из вида. Ростки внутри трупа также пришли в движение, отчего из этого мешка раздалось какое-то хлюпанье. Проводник немного отдалился от останков, ожидая результата своих действий.

Из глубины подвала показались ещё ростки. Они медленно ползли, вслепую нащупывая дорогу, пока не добрались до останков, обволокли скользкую тушу и потащили вниз. По центру туловища тонкая оболочка некогда бывшая кожей, лопнула и из образовавшейся дыры потекла мутная жижа, отчего вонь усилилась ещё больше.

За спиной Проводника раздался хриплый старческий голос, заставивший его невольно вздрогнуть:

– Блин, ну и воняет же эта дрянь!

В дверях подъезда стоял старик в промокшем пальтишке, которое, впрочем, ненамного было его моложе. Лицо его сплошь покрывали глубокие морщины, а седая борода не знала бритвы как минимум несколько месяцев. К этому добавлялся мутный и блуждающий взгляд человека, который не знает, спит он или бодрствует.

– Ты чего дергаешься-то? Я это… не специально, уж прости старого, если напугал, – прокряхтел он.

– Шёл бы ты лучше домой, – ответил Проводник, отойдя подальше от подвальной двери, – дождь на улице, застудишь ещё свои кости.

– Так я это, тут и живу. Давно уже… я уж и не помню, когда последний раз соседей-то видел. Вот только вонять тут стало…

Недоверчиво посмотрев на чернеющий дверной проём, Проводник захлопнул дверь и задвинул засов. Достав новую сигарету, он опять закурил.

– Хорошая, как я погляжу, у тебя тут картошка. Давно вонять начало?

– А чёрт его знает, – пожал плечами старик, – я уж и не помню. Воняет и воняет, да и чёрт бы с ним… а ещё вот что я тебе скажу, – он подошёл ближе и Проводник почувствовал стойкий запах перегара, – тут помимо вони звуки разные бывают, ага. Из подвала.

– Что за звуки?

– Да как тебе сказать-то? Постукивания какие-то… иногда то ли вой, то ли гул, то ли ещё чёрт знает что… но не добрые это звуки… помню вот, мальчуган один тут всё время шастал, – старик скривил недовольную мину, – таскать старые шмотки из квартир повадился… я его несколько раз гонял, да всё без толку, хоть кол на голове теши! Вот, а потом грохот какой-то был один раз, крики. Пацанёнок орал тот – помогите, помогите… а я-то что? Сам ноги еле переставляю, а тут ещё и воришек спасай! Видно, кто-то из соседей всё же проучил паскудника, – на последних словах он одобрительно покивал.

– Да, дед, соседи у тебя… необычные, я бы сказал.

– Почему это?

– Не бери в голову, – улыбнувшись, сказал Проводник и похлопал его по плечу. – Но я бы посоветовал тебе переехать куда-нибудь в другое место. Не шибко-то хорошие тут условия.

Он отвернулся и подошёл к входной двери. Дождь всё лил, даже не собираясь прекращаться; он барабанил по грязным лужам с каким-то неистовым упорством, будто желая оставить на поверхности воды как можно больше грязных пузырей. Иногда вдалеке слышались глухие раскаты грома. Улицу осветила яркая вспышка. Спустя несколько секунд воздух сотряс громовой раскат, резко отозвавшись в ушах и уцелевших оконных стёклах.

– Что-то зачастили нынче грозы, – недовольно проворчал старик и медленно опустился на ступеньки, придерживаясь рукой за перила.

Проводник молча курил, подпирая плечом стену, и смотрел на ливень. Обычно новые переходы открывались как раз после таких гроз – громких, холодных и долгих. Появлялись новые, старые исчезали… но независимо от давности переходов, они все подчинялись какой-то определённой системе, никогда не выходя за пределы их территории. Раньше, конечно, это было не так: переходы открывались где попало, без какого-либо порядка.

– А вот скажи, дед, – заговорил Проводник, не оборачиваясь к слушателю, – ты бывал на той стороне?

Лицо старика бывшее блаженно-расслабленным, вдруг напряглось.

– Не знаю, что это, – нервно бросил он. – Что ещё за стороны такие… ничего не знаю!

– Ну что ж, не знаешь и ладно, – пожал плечами Проводник.

– А ты, значит, бывал, да?

Проводник не ответил.

– Чего я спрашиваю, – кивнул сам себе старик, – конечно, бывал… ты ведь наверняка один из этих искателей приключений… ты водишь доверчивых дураков в те места на смерть, – он зашёлся мокрым, булькающим кашлем. Когда приступ прошёл, старик добавил: – Да ещё и зарабатываешь на этом…

– Тебя это так волнует?

– Точно так же, как тебя, был ли я там.

– Вот и поговорили, – хмыкнул Проводник. Последний раз затянувшись, он выбросил окурок. Тот, кувыркаясь в воздухе, с едва слышным шипением упал в лужу.

Дождь медленно стихал. Проводник всё так же молча стоял, смотря на улицу. Он ни о чём не думал. Не хотел думать. В такие моменты на него накатывали воспоминания, гнетущие и скребущие душу острыми когтями, воспоминания, которые он всегда гнал прочь. Но они всегда возвращались, цеплялись за него как разгорячённая любовница.

Он не стал дожидаться, когда закончится дождь. Проводник вышел на улицу и неспешно пошёл прочь, предоставив больного старика самому себе. Он не видел, как тот из любопытства открыл подвальную дверь и спустился вниз, превратившись в ещё один мешок зловонной слизи, кормящей мутировавший картофель. Он просто шёл под слабеющим дождём, вспоминая прошлое и жалея о том, что вернуться и всё исправить он не мог.

Дома и дворы плыли мимо него, все мёртвые и забытые, точно труп потерявшегося в джунглях туриста. Проводник отлично помнил те времена, когда здесь была жизнь. До того, как всё началось. Четыре года минуло с тех пор, когда поползли первые слухи о странных явлениях и происшествиях. Хотя никто из властей этим так и не обеспокоился. Всем было наплевать на безумные бредни жителей о монстрах пожиравших детей и жутких видениях, становившихся реальностью. Так же как и на остальные явления того бурного всплеска аномальной активности – переходы открывались несколько раз в сутки и в совершенно неожиданных местах, из-за которых люди частенько пропадали (Проводник прекрасно помнил пару случаев, свидетелем которых он был), появлялись какие-то невообразимые твари в подворотнях и канализационных люках, кто-то сходил с ума от оживавших воспоминаний и галлюцинаций… Всё продолжалось чуть больше двух недель, за которые городок необратимо преобразился и почти не изменился с тех самых пор – разве что он всё больше походил на город-призрак. В начале второй недели прибыли военные, увеличилось количество патрулей. До прессы так ничего и не дошло, кроме лживых заверений о карантине – дело кончилось лишь небольшим репортажем о разгулявшейся инфекции, который, как и предполагалось, особого внимания не привлёк: кому какое дело до того, что происходит где-то у чёрта на рогах?