– Что вам нужно от меня? – спросил я.

– Деньги. Шестьдесят две тысячи крон. Не выходя отсюда.

Куда девалась любезная мина дворецкого. Он отлично знал, что у меня нет при себе таких денег. Я молчал.

– Мы постановили востребовать долг, поскольку вы не оправдали наших надежд, ведете себя неразумно… Однако вам еще не поздно изменить свое решение, господин Линдберг.

Маленькие колючие глаза вопросительно смотрели на меня.

– Катитесь к черту!..– рявкнул я.

Он помолчал, соображая, стоит ли повторить атаку, затем пожал плечами, сокрушенно покачал головой и положил счета обратно в портфель.

– Сожалею, господин Линдберг… Ваша жизнь застрахована?

Как же мне хотелось врезать ему!

– Что ж, до свидания, господин Линдберг… – Учтивый господин поднялся, собрал свое имущество и направился к выходу. – Господин Линдберг заплатит за мой кофе!

Эти слова были обращены к Карин, которая недоуменно глядела на нас из-за стойки.

Я дожевал бифштекс, не чуя вкуса. Во мне клокотала ярость. Вот и Моника куда-то запропала!..

Я расплатился за трапезу, включая кофе Учтивого господина, и вышел из «Шез Амис».

На улице стоял кромешный мрак. Леденящий ветер посвистывал в кустах перед рестораном. Сухо шуршали голые ветки. Погода и впрямь была ненастная.

Я отворил дверцу машины и втиснул под руль свои длинные ноги. Поспешно захлопнул дверцу, зябко поеживаясь. И вставил ключ в гнездо.

Подняв взгляд на зеркальце, я различил на заднем сиденье два силуэта. В ту же минуту что-то стиснуло мою шею. Что-то тонкое и острое. Сердце сжалось от страшного предположения, что это проволока для резки сыра. Которая запросто рассечет мне горло и шею. Я дернулся; кожу обожгла резкая боль.

– Не рыпайся, черт дери… Сиди спокойно, парень… – приказал гортанный басовитый голос.

Я не смел повернуться. И уже ничего не видел в зеркальце. Сидел неподвижно, словно статуя. Проволока для резки сыра? Вряд ли. Гитарная струна? Во всяком случае, что-то металлическое.

Я осторожно перевел дух. Боль уколола кадык.

– Поехали, парень… – услышал я новое распоряжение.

Одновременно давление на шею малость ослабло. Как будто ее обнимало тесное ожерелье. Правда, не совсем обычное.

Я дал газ, и машина тронулась с места.

– Едем в гавань Саннегорд. Небось дорогу знаешь? Я кивнул, и снова удавка врезалась в кожу. В машине явственно пахло водкой. Один из моих пассажиров тяжело сопел, будто во сне. Я снова различил в зеркальце контуры двух человек. Один – массивный, коренастый, другой поменьше ростом, щуплый.

Мы ехали молча. Я следил за уличным движением, осторожно поворачивая голову через боль. Позади остался крепостной ров, мы пересекли площадь Королевы, миновали гостиницу «Эггерс» и выехали на Хисинг-ский мост. Удавка неотступно напоминала о себе.

Приступ кашля выдал курильщика в одном из пассажиров. И снова наступила тишина.

Вот и гавань.

– Сворачивай на набережную и остановись за соляными пирамидами…

Фары моего «комби» осветили пустынную пристань. Ни души. И ни одного судна у причала. Около черной складской постройки высились две соляных пирамиды. Я остановил машину.

– Проверь, на всякий случай… – прорычал бас.

Щуплый открыл дверцу и выскользнул наружу. Секунд десять постоял неподвижно возле машины, потом наклонился к своему приятелю.

– Путь свободен…

– Ясно, выходим, парень.

С удавкой на шее не поупираешься. Но я рассчитывал на то, что моему мучителю придется отпустить ее, когда мы будем выходить. И появится возможность для бегства. Медленно выбираясь из машины, я успел рассмотреть, что удавка изготовлена по всем правилам искусства, с крепкой ручкой.

Ступив на правую ногу, я напрягся для прыжка – и в ту же секунду получил сильнейший удар по затылку. Вывалился из машины и распластался почти без чувств на земле, осыпаемый новыми ударами и пинками.

– Так говоришь, тебе нечем расплачиваться… – донесся до моего слуха гортанный бас.

Кое-как я поднялся на колени, но тут же от удара ногой по лицу шлепнулся спиной на каменную мостовую с такой силой, что у меня перехватило дыхание. И снова на меня обрушились удары.

Придя в себя спустя какое-то время, я смутно разобрал, во-первых, что машина стоит на месте, и во-вторых, что часы на руке разбиты. Из пореза на запястье текла кровь. Кое-как я забрался в машину и лег на сиденье. С великим трудом приподнялся на локте и смог другой рукой включить свет. Поднес запястье к лампочке. Порез был не очень глубокий. Я сел, посмотрелся в зеркальце. Зрелище было не из приятных.

Я снова вытянулся на сиденье, пребывая где-то между явью и беспамятством.

Постепенно явь взяла верх. Глаза отыскали приборную доску. Ключ от зажигания торчал в гнезде. Слава богу…

Собравшись с силами, я повернул ключ, навалился на руль и покатил домой.

Лестница на второй этаж, где помещалась спальня, показалась мне Эверестом.

Я спал беспокойно. Мне снилось, что мы с Георгом у его старой мачты для выхаживания парусов на валу у крепости Карлстен возимся с огромным полотнищем. Штормовой ветер нещадно трепал толстую ткань. Парус был такой большой, что верх его терялся в низких тучах. Мачта качалась и крутилась, сбивая топом облака, точно электрическая мутовка. Внезапно тучи превратились в здоровенные башмаки, которые обрушились на поверхность исхлестанного ветром, бушующего моря. Все небо озарилось ослепительной вспышкой. Мачта сломалась у самого основания и упала на землю. Гигантский парус медленно опустился на нас с Георгом. Я лихорадочно отбивался кулаками от тяжелого гладкого полотнища.

Проснулся я мокрый от пота, одеяло и простыня лежали на полу. Я встал, преодолевая ломоту во всем теле. Открыв окно, закурил и сел на край кровати. Задумчиво смотрел, как играет табачным дымом утренний ветерок. «Морган Линдберг, во что ты, собственно, впутался, черт бы тебя побрал?» – спросил я сам себя, но не дождался ответа. Доковылял до ванной и погрузил разукрашенное синяками тело в теплую воду. Спустя полчаса я почувствовал себя почти человеком.

Надо ли отрицать, что в то утро я помышлял о том, чтобы выйти из игры. Но чем больше думал о случившемся, тем сильнее меня охватывала злость. За кого они меня принимают? За какого-то рохлю? На которого можно надеть узду? Не на таковского напали.

Может быть, поведать кому-нибудь о своих злоключениях? Монике? Не годится, только напугаю ее. Директору Хеннингу, Биллу Маккэю или еще кому-нибудь из авторов проекта? Но тогда я вынужден буду признаться, что моя фирма задолжала шестьдесят две тысячи. Не очень-то лестная характеристика. Обратиться в полицию? Только не это. Поделиться с Георгом? Когда переберусь в Марстранд?.. Возможно. Но что тут может сделать Георг? Ничего.

Я решил выждать. Время покажет, как поступить. Во всяком случае, я надеялся на это.

Я бросил в багажник вещевой мешок со своим барахлом. Пристегнул к поясу японский матросский нож с резной костяной рукояткой.

В последнюю минуту спохватился, что забыл одну важную вещь. В кабинете у меня лежала большая папка с чертежами парусов. Я забрал ее и положил на переднее сиденье моего «комби».

На всякий случай проверил надежность запоров на всех окнах дома. Для защиты от солнца опустил шторы в гостиной и спальне. Тщательно запер входную дверь и подвал. Профессия парусного мастера, не допускающая небрежности, сделала меня педантом.

– Прощай, домик родной!..

Было прекрасное весеннее утро; небо чистое, ясное. Я опустил боковое стекло, подставляя лицо прохладному ветерку. Немного фантазии, и можно представить себе, будто ты вышел в море.

Обычно высокую башню крепости Карлстен окутывает легкая дымка. Этот день был исключением. Резкий контраст света и теней. Омывающее остров Марстранд море казалось темно-синим. Белые деревянные дома выглядели белее, чем когда-либо. Солнечный свет всем краскам придал особую сочность и чистоту.

Оставив машину на стоянке, я повесил на плечо вещевой мешок и дошел до пристани, где был причален катер. Папка с чертежами была зажата под мышкой.