– Готов к погружению – сказал я. Хотя никто не мог меня слышать.

Ковыляя, словно утка, я одолел последние метры до трапа.

Подошел Билл с концом закрепленного на «Конни» буксирного троса и обмотал его вокруг релинга рядом с трапом. Знаком дал мне понять, чтобы я спускался вдоль троса.

Я сделал рукой утвердительный жест.

Кронпринц и Билл вместе подняли меня и свесили за борт. Поболтав ногами, я поймал свинцовыми подошвами ступеньку трапа и начал спускаться. Глянув напоследок вверх, увидел позолоченное солнцем небо.

После чего медленно ушел под воду.

По мере погружения пропало ощущение тяжести от костюма. Держась за буксирный трос, я метр за метром спускался к престарелой барышне «Конни». Да, наделала она дел. А мне теперь расхлебывать.

Вода была мутная. Вчерашний шторм потрепал донную растительность. Чем глубже, тем хуже видимость.

Вокруг «Конни» словно царила августовская ночь.

Почувствовав вдруг под ногами твердый грунт, я даже малость удивился. Погружение прошло легче, чем я опасался. И грунт вполне гостеприимный – никакого ила, только облепленные водорослями каменные плиты. Отлично.

Видимость на дне составляла шесть-семь метров. Я включил фонарик.

Билл, как всегда, оказался прав: «Конни» лежала на боку, удобно простершись на камнях. Шторм положил ее на левый борт. Мачта смотрела косо вверх, к свету. Насколько я мог судить, она нисколько не пострадала.

Осторожно передвигаясь от форштевня к корме, я и в обшивке правого борта не увидел никаких повреждений. Оставалось загадкой, где первоначально открылась течь. Может быть, есть пробоина в левом борту?

Оступившись на скользком камне, я упал навзничь. С великим трудом поднялся на ноги. Я обливался потом, одежда прилипла к телу, словно теплый компресс.

Я погладил рукой киль, отыскивая отверстие для первого обуха. Найдя, обнаружил, что оно закупорено пробкой. Вытащил отвертку из-за пояса и выковырял ее. В водолазных перчатках поневоле работалось очень медленно.

Засовывая на место отвертку, я промахнулся и выронил ее. Хорошо еще, что она была привязана к поясу тонким линем. Я мог не нагибаясь поднять ее и воткнуть за пояс.

Осторожно опустившись на колени подле киля, я правой рукой достал один обух. Это было все равно что искать вшей, надев боксерские перчатки. Полчаса провозился я с этим обухом, прежде чем он занял наконец положенное место. Чтобы завинтить его до конца, пришлось просунуть отвертку в кольцо на головке.

Теперь – найти отверстие для второго обуха. Луч фонаря заскользил по днищу «Конни». Слабый отблеск на выходе галыонного слива привлек мое внимание, и я вернул луч туда. Свет отражался от чего-то стального! Странно… Откуда сталь там, где должна быть пустая черная труба? Я постановил, когда управлюсь с вторым обухом, обследовать гальюн изнутри.

Наконец болт с кольцеобразной головкой занял свое место, и я стал карабкаться по борту вверх, чтобы проникнуть внутрь корпуса «Конни». Тщательно лакированные доски выше ватерлинии были скользкие, как лед. Дважды я скатывался вниз на животе, прежде чем сумел ухватиться за край фальшборта и подтянуться кверху. Струйки теплого пота разъедали глаза. Отдающий машинным маслом воздух в шланге вызывал удушье. Надо терпеть… Мысленно чертыхаясь, я продолжал карабкаться.

Целая вечность ушла у меня на то, чтобы забраться в кокпит лежащей на боку лодки. Все время надо было подтягивать воздушный шланг и сигнальный конец, чтобы не зацепились за металлические детали. Сантиметр за сантиметром я продвигался вперед, на каждом шагу освещая фонариком калоши и проверяя надежность опоры.

Под палубой я осторожно опустился на колени. Направив луч фонаря на дверь гальюна, медленно пополз к ней. Внезапно воздушный шланг заклинило где-то в кокпите. Я оцепенел от страха. На секунду почудилось, что воздух сверху не поступает. Отчаянным рывком удалось высвободить шланг. Слава Богу. От пота я внутри скафандра был такой же мокрый, как если бы очутился в воде снаружи. Там кромешный ад, тут пропитанный потом.

Я перевернулся на спину, отдыхая. Грудь вздымалась тяжелыми рывками.

Но на спине далеко не продвинешься… Стиснув зубы, я снова пополз вперёд. Последний отрезок моего пути внутри «Конни» знаменовал победу воли над материей.

Просунув руки в слив, я сразу нащупал чужеродный предмет, заклинивший возвратный клапан.

Все ясно: именно здесь вода проникала внутрь во время буксировки. Через сливную трубу гальюна.

Рукой в толстой перчатке мне удалось взяться за злополучный предмет и, подергав его в разные стороны, извлечь из трубы. Я осветил его фонариком.

В узком луче я увидел… мой нож!

На перчатке лежал, поблескивая, японский морской нож с широким острым лезвием и рукояткой из слоновой кости.

Мой нож! Каким образом, черт дери, очутился он в гальюне «Конни»…

Я не пользовался им на борту и не заметил пропажи. Видимо, кто-то прибрал его к рукам. Давно задуманная диверсия? Вспомнился Учтивый господин в кондитерской Берга. Что он сказал после того, как разорвал счета? Кажется, что день расплаты еще впереди.

Но ведь он не мог уже тогда знать, что мой нож используют для диверсии против «Конни»? Это слишком маловероятно. Хотя какого-то рода диверсию он мог предвидеть. Такую, чтобы подозрение пало на меня. Вот и будет мне возмездие…

Остолбенев, я глядел на свою находку.

Что было бы, не найди я первым этот нож? Если бы «Конни» подняли, откачали воду и при осмотре обнаружили мой нож в сливной трубе. Поверили бы моим клятвам, что я ни при чем? Хотя я находился на борту во время аварии.

Осталось бы за мной место парусного мастера?

Дрожа от возбуждения и ярости, я выбрался обратно на палубу «Конни», перевалил через фальшборт и соскользнул на твердый грунт. В голове роились мысли. Как лучше поступить? Какой образ действий предпочесть?

Выходить наверх с ножом в руке нельзя, придется объяснять, как я его нашел. Петер, который помогал мне облачиться в скафандр, знал, что в моем снаряжении не было этого ножа.

Стало быть, надо от него избавиться.

Освещая путь фонариком, я отошел метров на десять от «Конни», воткнул нож в грунт и наступил на рукоятку тяжелой калошей. Прощай навсегда! Я вообразил, что нож вонзается в спину того, кто подложил мне свинью.

После чего вернулся к «Конни». Долго стоял неподвижно.

Наконец взял себя в руки и вспомнил, для чего нахожусь в этом месте. Продолжая осмотр «Конни», убедился, что не могу завинтить оставшиеся два обуха, так как левый борт яхты плотно прижат ко дну. Все, что можно сделать, сделано.

Я посигналил, чтобы меня поднимали.

Подъем проходил медленно, по этапам. Я опасался неприятных ощущений при всплытии, но обошлось. Тем не менее я с великим облегчением вдохнул свежий морской воздух, когда Петер освободил меня от шлема.

– Ну, как? – подошел Билл. Обнаружив, что два обуха по-прежнему заткнуты за пояс, он добавил: – Я так и думал. Не смог добраться?

– Не смог. Она лежит на левом боку. Но правый борт свободен.

– Хорошо. Тросы можно продеть?

– Думаю, что можно. Между камнями под яхтой есть просветы, как-нибудь просунем.

– Отлично. В остальном все гладко прошло?

– Как по маслу. – Отвечая, я глядел на море.

– Никаких происшествий?

– Никаких.

– У тебя вид какой-то запаренный, Морган, – заметил Билл, всматриваясь в мое лицо.

– Воздух в шланге не больно-то чистый…

Билл довольствовался этим ответом и оставил меня.

Во второй половине дня развернулась кипучая деятельность. Прибыли пять аквалангистов из Гётеборга, пришел заказанный Биллом огромный плавучий кран для спасательных работ. Все были в курсе и знали свое дело. Тросы и стропы быстро обхватили корпус яхты, и стрела мощного крана зависла над местом крушения.

Последовала команда «вира!», и «Конни» оторвалась от своего временного ложа в пучине. Метр за метром мачта вырастала из воды, поблескивая на солнце влажным алюминием.