Сирдонец наклонился и ощутил неясное движение, подсказавшее ему, где находится конец жезла, — кстати, тот действительно был сделан из обычного дерева. Комнату за спиной у Сэмлора озарил неяркий голубой свет.

Стар не должна была делать этого, не спросив позволения. Но им действительно нужен был свет, а ребенок не мог отвечать за свои действия с той же полнотой, что и взрослый. Сэмлор левой рукой перебросил жезл в комнату, а правой — и всем своим весом — тем временем прижимал край гобелена к полу.

Напатанский ученый взобрался вверх с определенным изяществом, а протянутую руку Сэмлора он использовал, словно перекладину трапеции, чтобы перемахнуть через подоконник. Когда он был в комнате, караванщик обернулся, чтобы поглядеть, где они очутились, и что там творит его племянница.

Стар запустила плавать по воздуху трех маленьких осьминогов, испускающих свет. Голубой осьминожек плавал под потолком. Потолок был расписан фресками с изображениями антропоморфных божеств. Желтый осьминожек шнырял под роскошным письменным столом, инкрустированным перламутром.

Третий осьминожек был цвета индиго, но такого бледного оттенка, что его трудно было заметить на фоне резной двери, рядом с которой он повис.

— А где… — Сэмлор, сощурившись, взглянул на Кхамваса. — А где твой маленький друг?

Тьянуфи снова появился на правом плече напатанца. Он двигался беззвучно и незаметно, словно отражение в кривом зеркале, перетекал, словно складки парусины под ветром.

— Куда иголка, туда и нитка, — с явным удовольствием заявил Тьянуфи.

— Кхамвас, — добавил сирдонец, оглядевшись по сторонам, — если ты можешь определить, куда нам нужно двигаться, то давай определяй. Я не хочу провести в этом доме ни минуты сверх необходимого.

— Смотри, дядя! — взвизгнула Стар и ринулась к письменному столу. — Мамина коробка!

Сэмлор уже пришел в себя после пережитого напряжения, и его рефлексы, и реакция были в полном порядке, а вот здравый смысл подвел. Караванщик попытался перехватить Стар прежде, чем она подскочит к столу, и его ноги разъехались на мокром мраморе. Поскольку левой рукой он машинально придерживал засунутый за пояс кинжал, у него была только правая рука, чтобы подстраховаться при падении. От удара ладонь словно обожгло, ее тыльную сторону пронзила боль.

Кхамвас тем временем снова подобрал свой жезл. Он стоял, что-то бормоча себе под нос, когда сирдонец с грохотом растянулся на полу. Выломанные прутья решетки подпрыгнули и, дребезжа, раскатились.

— С вами все?.. — начал было Кхамвас, протягивая руку упавшему.

— Видишь, дядя Сэмлор? — сказала девочка. Она вернулась к караванщику, неся в руках железную коробку. — На ней мамин знак.

— Все в порядке. Занимайся своим делом, — спокойно ответил Сэмлор напатанцу. Он чувствовал, как под кожей перекатывается колющая боль, но караванщик не дожил бы до таких лет, если бы впадал в гнев всякий раз, когда ему случалось попасть в дурацкое положение при свидетелях. — Ищи свою стелу, а потом посмотрим, что это подобрала Стар.

Сэмлор отобрал коробку у девочки настолько быстро, насколько мог проделать это, не рискуя, что коробка выскользнет из онемевших пальцев. Даже если коробка действительно то, чем выглядела, — принадлежавшей Сэмлейн шкатулкой, в которой поместится самое большее пара браслетов, — она все равно могла оказаться чрезвычайно опасной.

Насколько было известно Сэмлору, множество принадлежавших его сестре вещей тем или иным образом подпадало под это определение.

На лице Кхамваса отразилось беспокойство, — которое ощутил бы в подобной ситуации любой здравомыслящий человек, — но напатанец спустя секунду вновь принялся медитировать, а может, молиться над своим жезлом.

Сотворенные Звездой светящиеся осьминожки размером с детскую ладонь продолжали неспешный облет комнаты. Похоже, караванщик вломился в кабинет хозяина дома. По одну сторону от двери стоял диван, по другую — письменный стол и стул. В настоящий момент стул лежал на полу. Похоже, последний посетитель комнаты удалился отсюда в большой спешке.

— Дядя, открой коробку! — потребовала Стар.

Кхамвас все еще продолжал что-то бормотать над жезлом, а потому караванщик осторожно поднялся, учитывая недавний печальный опыт, и подошел к письменному столу. К крышке стола был прикреплен кронштейн, и на нем висела трехрожковая масляная лампа. Это давало возможность обзавестись нормальным источником света. Сэмлор достал из висевшей на поясе сумочки бронзовый огненный пистон и попытался поджечь фитиль.

— Там нет масла, дядя Сэмлор, — сообщила Стар с искренним удовольствием ребенка, знающего что-то такое, что неизвестно взрослым. Девочка снова сложила ладонь горсточкой, и в ладошке загорелся шафрановый шарик. Светящиеся осьминожки продолжали плавать по комнате. По сравнению с новым шариком они выглядели довольно тусклыми. — Видишь?

Лампа действительно была пуста. Лишь в середине поблескивала небольшая лужица масла, но туда не доставали фитили. Тот, кто пользовался лампой в последний раз, зажигал только один фитиль. Когда масло выгорело и сам фитиль превратился в пепел, на оставшихся двух фитилях отчетливо были видны светлые участки. Они вполне были пригодны к употреблению — при условии, что лампу вновь наполнили бы маслом.

Сетиос действительно покинул свой дом в спешке.

— Ну что ж, лапушка, тогда посвети мне, — сказал Сэмлор так же спокойно, как если бы он просил племянницу передать ему хлеб за столом. Сирдонец не припоминал, чтобы ему приходилось видеть эту шкатулку, но на ее крышке действительно красовался эмалевый герб дома Кодриксов — вставший на задние лапы виверн. Под ним сирдонскими буквами был написан девиз: «ОРЕЛ НЕ ЛОВИТ МУХ».

Родители Сэмлора так и не простили ему, что он сбежал и занялся, словно какой-то простолюдин, рискованной, но доходной работой караванщика, вместо того чтобы прозябать в нищете и блюсти достоинство семьи. Но они неплохо жили — неплохо, во всяком случае, пили, — благодаря тем мухам, которых он ловил для них. И именно благодаря деньгам Сэмлора его сестра смогла вступить в брак с ранканским дворянином.

От самой себя Сэмлейн спасти не удалось, но ее брат сделал все, что было в его силах. Он ведь не Бог…

Сэмлор легонько нажал на крышку большим пальцем левой руки. Крышка не поддалась. Ни замочной скважины, ни какого-нибудь запора не было видно, но небольшой предмет явно был шкатулкой — для железного слитка он слишком мало весил. Сэмлор положил кинжал на стол, чтобы освободить правую руку…

И заметил лежащий на столе лист пергамента. Это было едва начатое письмо.

«Господину Сэмлору хил Сэмту.

Если ваши дела в порядке, я рад. У меня тоже все в порядке.

Я вложил в…»

Письмо было написано по-сирдонски. За последней буквой начиналась чернильная полоса, перечеркивавшая лист. Сэмлор мысленно продолжил линию и увидел на полу, в нескольких футах от стола, изящное серебряное стило.

Он поставил железную коробку на стол и неторопливо взял кинжал. Похоже, неделю назад Сетиосу было бы лучше держать в руке оружие, а не стило. Караванщик инстинктивно притянул к себе Стар, потом обернулся и сказал:

— Кхамвас. Это важно. Думаю, я был несправедлив к Сетиосу, когда решил, что он уклоняется от встречи со мной.

Напатанец застыл в полной неподвижности. Лишь вздымающаяся грудь свидетельствовала, что он жив. Эта неподвижность на какое-то мгновение отвлекла внимание Сэмлора от того факта, что все три кружившие по комнате осьминожки поблекли, превратились в неясные тени и замедлили движение. Тьянуфи подбоченился и исполнил на плече Кхамваса какой-то странный танец, не сгибая при этом ног.

— Кхамвас! — резко повторил караванщик. — Я думаю, нам нужно убираться отсюда немедленно!

— Взялся за гуж, не говори, что не дюж, — заявил Тьянуфи.

Почти одновременно с этим изречением Кхамвас встряхнулся, словно ныряльщик, выплывший из глубины, и открыл глаза. Он встал, слегка пошатываясь и опираясь на жезл, словно на посох. По лицу напатанца скользнула широкая улыбка облегчения.