Луиза встречает хозяйку как всегда с улыбкой. Она старшая из двух сестёр, проживающих в этой квартире. Женщины приехали в Москву в тяжёлые годы, когда у себя не осталось никаких средств к существованию. Муж Луизы, перенесший обширный инфаркт, остался дома с семьёй сына.
У сына двое детей, сам он с детства слепой, но обладая абсолютным музыкальным слухом, занимается надомной работой – обучает вокалу. Вообще семья музыкальная. Трудилась только невестка, но в смутные годы, когда людей выбрасывали на улицу, оставляя без работы и денег, и она стала жертвой демократических преобразований. На те средства, что зарабатывал сын, прожить такой семье невозможно. Желающих учиться вокалу становилось всё меньше, да и с оставшимися он занимался почти бесплатно.
Уговорив сестру, Луиза перебралась с ней в столицу бывшей родины. Здесь тоже было несладко, но всё же, при желании работу найти можно. Она дала несколько объявлений, и через месяц от учеников не было отбоя. Благо у хозяйки в квартире оставалось пианино, и этот факт помог ей определиться со своей занятостью. Сестра, следуя удачному примеру, нашла учеников и занималась английским языком. Женщинам повезло; не пришлось наниматься в услужение, как это делали другие в поисках работы. Они оплачивали квартиру и свой прожиточный минимум, остальные деньги отсылали семье.
Луизе очень нравится Татьяна. Она не похожа на высокомерных «москвичек» из глубинки – дам со взглядом незаслуженно не признанных публикой актрис, и спрятанной в глубинах провинциального, но отштукатуренного сознания фразой «понаехали», готовой в любую минуту слететь с языка, дабы блеснуть «артистическими» способностями, не состоявшейся кинематографической судьбы, вымещая злость и недовольство на людях, отличающихся от их образа и подобия, портя настроение сёстрам. Особенно в магазинах, когда продавщица, окидывая с головы до ног женщин явно не славянского происхождения неподражаемо-барским голосом цедит сквозь зубы: «Такого размера у нас нет», и демонстративно отворачивается. Или кассирши в театральных киосках по продаже билетов, не терпящим возражения тоном произносят: «Все билеты проданы». С каким наслаждением Луиза врезала бы одной из них, но воспитание не позволяет, а положение обязывает… На птичьих правах… Но театр они любят, особенно постановки их соотечественника Джигарханяна, и никакие ужимки и кривляния этих кумушек остановить их не в силах.
Театр на юго-западе города радует женщин близким расположением. Несмотря на экономию, они время от времени балуют себя новыми спектаклями.
Татьяна душевно приняла их по рекомендации своей давней знакомой, – тоже армянки, – назначила невысокую по тем временам квартирную плату, и предложила помощь в случае необходимости. Она поняла, что этим женщинам «достается» и хотела как-то смягчить их пребывание на чужбине.
Такое отношение было родом из детства. Ее тётя, когда-то выйдя замуж за армянина, уехала в Армению. Раза два – давно, еще будучи школьницей, – Таня гостила у них. Яркие впечатления остались от тех поездок…
Солнечный Ереван с обилием всевозможных фруктов, улыбки и гостеприимство людей, ворох подарков, полученных от знакомых и незнакомых во время её поездок, запомнились ей, как самое счастливое время. Как хорошо, что это было в её жизни! Потому что она увидела и на себе почувствовала, какими теплыми, доброжелательными могут быть отношения людей, даже не знакомых друг с другом.
Когда коллеги её спрашивали, не боится ли она сдавать квартиру «лицам кавказской национальности» Татьяна с улыбкой и даже с вызовом отвечала: «А чего бояться… люди как люди».
За чашечкой кофе женщины разговорились. Вдруг Татьяна изменившись в лице говорит, что опаздывает. Хочется поскорее уйти отсюда, пока собеседница не видит, как у неё предательски подрагивает веко. «Тань, у тебя все в порядке? Бледная ты какая?» Луиза знает о Танином горе…
– Да, все нормально, – отвечает, будто в ступоре.
– Если что, скажи, может, помочь чем?
– Нет, спасибо, – улыбается Таня. Луизе не нравится её вид. Да и улыбка вымученная, на улыбку Тани не похожа, словно пародия…
– Я побежала, приду через месяц, спасибо за деньги.
– Ну что ты, тебе спасибо, – расстроенная произнесла Луиза.
Луиза, стоя у окна, провожает взглядом женщину. Плотного телосложения, не лишенная стройности, высокая фигурка Татьяны оставляет впечатление уверенности. Такая женщина способна «и коня на скаку… и в горящую избу…», но сегодня её светло-серые глаза особенно печальны и, кажется, ей нужна помощь. И самое неприятное, откуда у такой миролюбивой, спокойной Татьяны появилась тень агрессии на лице. Что-то с ней происходит, несомненно…
Выйдя в подъезд, Луиза звонит в квартиру напротив. В ней живёт соседка, с которой Татьяна всегда была дружна. Испанка Соня, как все её называют; в Россию она попала с группой детей в маленьком возрасте, когда в Испании в 1936 году разразилась гражданская война – знает о соседях всё.
– Послушай, Соня, – обратилась Луиза к пожилой женщине, – только что у меня была Татьяна, приходила за квартплатой, что-то с ней происходит, ты не в курсе?
– А что с ней? – приглашая сесть, спросила женщина.
– Да, вот, думаю, может, ты знаешь… на себя не похожа…
– Пьёт она, пьёт, Луиза. Сначала с горя, потом втянулась… – не выдержала женщина. – Недавно пришла ко мне, как к старой знакомой. Я ведь её с детства знаю, – с горечью продолжала соседка, – принесла бутылку и говорит: «Давай, выпьем». Так я всё вылила в раковину, перед её глазами. Она обиделась, раскричалась и ушла.
– Но по ней не скажешь, что пьёт, – в смятении заметила Луиза.
– Так это до поры до времени. Она, конечно, стесняется, всё-таки нормальная женщина была, но ничего с собой не может сделать… Я ей и так и эдак, ничего не помогает. А ведь хорошая, жалко её…
– Да, Соня, очень жалко!
– А что же делать?! Да вот не знаю… И родных не осталось… Подумав добавила:
– Есть один у неё, но… надежды никакой, хуже неё пьет, нашла где-то, под забором… Она бессильно махнула рукой.
Татьяна спешит. По скользкому снегу идти нелегко. То и дело поправляет шарфик на шее, не нуждающийся в этом. Нервничает…
На Вавилова садится в трамвай и едет на работу. Простое милое лицо. Неброско, симпатично одета, весь облик гармоничен, однако взгляд – печальный, скорее страдающий – напряжен…
Она работает экономистом и кассиром по совместительству в фирме по поставкам медицинского оборудования. И сейчас все её существо ждёт минуты, когда окажется в кабинете одна. Помимо собственной воли, что-то гораздо сильнее неё – жёсткое, нетерпеливо-алчное, будто вампир внутри – управляет её желанием, требуя немедленных действий. Тело ломит, пальцы мелко трясутся…
Здесь никто не помешает, здесь она хозяйка себе, до обеда её никто не потревожит.. Поздоровавшись с коллегами в коридоре, она проходит в комнатку, попросив не беспокоить, так как должна готовить отчёт. И это чистая правда. Но… после вожделенной рюмочки…
Татьяна открывает сейф, достает бутылку, наливает светлую жидкость и залпом опрокидывает содержимое в рот. Вытерев губы, вздыхает. Наливает вторую, жадно пьёт. Взгляд смягчается, напряжение отпускает… Теперь можно работать.
Берёт папку с бумагами и вдруг вспоминает взгляд Луизы. Мягкий, озабоченный, так никто на неё не смотрел. Как стыдно перед женщиной гораздо старше её, но духом явно сильнее… Ей тоже тяжело, но она не позволяет себе опускаться, напротив…
Татьяна всеми силами скрывает пагубную страсть, ставшую каждодневной необходимостью. Она сознаёт, что докатилась до ручки. Алкоголичка. Симптомы похмелья налицо. Частые головные боли, тремор рук… Да, она не пьет на публике, тщательно скрывает от окружающих, да и от себя самой. Что там говорить…«Домашняя пьяница».
В отличие от Луизы и её сестры, Татьяне некого опекать. Деньги в основном уходят на выпивку и еду. Такая у неё судьба, что ни ребенок, ни взрослый не улыбнётся ей в ответ за подарок, не поцелует, прижавшись… Простые вещи, но как необходимы, чтобы чувствовать себя человеком. А так… кому она нужна, кто подумает о ней хоть иногда. Вот Лёшке повезло…