Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В общем, мудрецы не могли обижаться на проницательного сына Зевса и при случае всегда подчеркивали свою особую близость к нему. Пифагор, например, у которого, как рассказывала молва, было золотое бедро, гордился этим доказательством своего божественного происхождения куда больше, чем популярной теоремой, сделавшей его известным каждому школьнику (хотя до сих пор неясно, имел ли он к ней хоть какое-нибудь отношение). Легендарный спартанский законодатель Ликург получил от Аполлона заверения, что его законы превосходны настолько, что ему, олимпийцу, кажется, будто он имеет дело с богом, а не человеком. Понятно, спорить с божеством трудно, но нелишне напомнить, что Спарта была удивительно крепким и устойчивым государством в течение нескольких веков. Общее имущество, общие трапезы, запрещение роскоши, отсутствие денег (железная монета ничтожного достоинства — явно не тот капитал, из которого рождается богатство), строжайший контроль за мыслями и поступками каждого гражданина, железная дисциплина, военные упражнения как единственное достойное занятие, ну и, конечно, никаких излишеств вроде изысканных ремесел, искусства, литературы, науки. Мыслителей не требовалось — нужны были надежные исполнители. А решали за них — достойнейшие: два царя (если один — значит, уже опасность тирании!) и 28 старейшин.

Народу тоже разрешалось участвовать в управлении. Правда, он не обсуждал предложений, а лишь криком отклонял или утверждал их. Но, зная, что решение большинством голосов не дает никакой гарантии в том, что оно верно, спартанцы придерживались весьма своеобразного демократического принципа: «Если народ постановит неверно, его надо распустить». Царям же приходилось полагаться лишь на милость богов: раз в девять лет специальные чиновники, дождавшись ясной, безлунной ночи, садились и молча наблюдали за небом. И если удавалось заметить падающую в определенном направлении звезду, царей обвиняли в преступлении перед божеством и благополучно освобождали от всех забот, связанных с бременем власти.

Спарта ревниво оберегала свои порядки. Она противилась любому нововведению, она сторонилась всех соседей (разумеется, кроме тех, кого покоряла!). Спартанцам запрещалось даже путешествовать — во избежание соблазнов: ни один гражданин не должен был и мысли допустить, что где-то, у кого-то, что-то может быть лучше и достойно подражания. Вольнолюбивые и вольнодумствующие афиняне, склонные во всем сомневаться и все критиковать, не могли понять, почему боги дали спартанцам такое государственное устройство, которое, как утверждал оракул, является наилучшим. Им оставалось лишь с грустью признать, что организованное военизированное общество, полностью подавившее человеческую личность, не озабоченное сложными нравственными проблемами и не желавшее слышать о каких-то там духовных поисках, оказалось прочнее и долговечнее любого из греческих государств!

Но… Ничто не вечно. Даже Спарта. И даже ее божественные покровители. Уже в IV веке до нашей эры в Спарте начались смуты, от былого равенства граждан не осталось и следа, пошли военные поражения — словом, боги явно отвернулись от идеального царства. А может, им просто было не до этого. Пришло время спасать собственную репутацию. В том же веке афинский оратор Демосфен рискнул не поверить оракулу: он обвинил пифию в том, что она подкуплена македонским царем. Через 300 лет римский оратор и политик Цицерон, которому пифия ехидно посоветовала «следовать собственным влечениям, а не мнению толпы», категорически утверждал, что «оракул пользуется всеобщим презрением». А Нерон, разгневанный неблагоприятным предсказанием, поступил истинно по-царски решительно и быстро: он попросту закрыл Дельфийское святилище (вскоре, правда, оно было вновь открыто).

Как меняются времена! На храме в Дельфах когда-то высекли изречения знаменитых семи мудрецов Греции (среди которых оказались Солон и милетский ученый, философ и астроном Фалес, впервые предсказавший солнечное затмение). Изречения эти были известны всем эллинам и стали прописными истинами:

«Познай самого себя», «Наблюдай конец жизни», «Сдерживай гнев», «Ни за кого не ручайся», «Мера важнее всего», «Ничего лишнего», «Худших всегда большинство». Одни из мудрецов были законодателями, другие — полководцами и тиранами, третьи — философами. И все же они нашли общий язык. Однажды в море выловили золотой треножник, будто бы принадлежавший легендарной красавице Елене, из-за которой разгорелась Троянская война. На нем было написано лишь одно слово — так же, как на роковом яблоке, перессорившем богинь на свадебном пиру. Только там значилось «Красивейшей», а здесь: «Мудрейшему». И мужская рассудительность явно взяла верх над женской чувствительностью. Один мудрец переслал треножник другому, тот — третьему, и так он обошел всех, пока, наконец, круг не замкнулся. И мыслители нашли разумнейшее решение: они принесли злополучный дар… Аполлону, покровителю мудрецов.

Но проходят века. И вот один из античных писателей с грустью признает, что Аполлон легко предрекает войну или голод, но никогда не дает совета, как предотвратить их. А сатирик Лукиан во II веке нашей эры уже открыто издевается над некогда грозным олимпийцем: «Аполлон притворяется всезнающим: он и стрелок, и кифарист, и лекарь, и прорицатель; открыл себе пророческие заведения и обманывает всех, кто к нему обращается, отвечая на вопросы темными и двусмысленными изречениями, чтобы таким образом оградить себя от ошибок. И он при этом порядочно наживается: на свете есть много глупых людей, которые дают обманывать себя».

Утратил свою репутацию Аполлон и как солнечный бог. Греческие ученые, изучавшие небеса, любили создавать стройные системы и отвели Солнцу, как рядовому светилу, достаточно скромное место спутника Земли. Но и роль солнечного бога Аполлон фактически присвоил себе, отобрав ее у старинного бога Гелиоса, брата богини Луны — Селены и богини утренней зари — Эос.

В представлении древних людей Гелиос утром поднимался на востоке из океана и вел по небу запряженную огнедышащими конями колесницу, а вечером спускался в океан на западе, за линией, ограничивающей взор (по-гречески — «горизонт»), куда любознательные греки при всей своей отчаянной смелости все же никогда не решались отправиться. Ночью же Гелиос садился в челн и совершал плавание вокруг Земли, чтобы возвратиться на восток, где у него был великолепный дворец.

Гелиоса считали справедливым, рассудительным и всевидящим божеством, обеспечивающим, кроме всего прочего, порядок на земле. Ему принадлежали 7 стад коров и 7 стад овец, по 50 голов каждое, причем стада эти никогда не уменьшались и не увеличивались. Вот почему, по мнению греков, год состоит из 50 недель по 7 дней и 7 ночей, и ничто не может нарушить этот распорядок.

Гелиоса почитали в разных местах, но больше всего — на острове Родосе, который якобы был поднят со дна моря по просьбе солнечного бога. Именно ему и был посвящен один из величайших памятников античности, вошедший в список семи чудес света, — Колосс Родосский. Колоссами называли тогда статуи, по высоте намного превышавшие человеческий рост. Родосцы же решили удивить мир: их статуя должна была превзойти все известные до той поры колоссы. Основания были достаточно вескими. Почти целый год город находился в осаде: 40-тысячная армия и мощный флот блокировали Родос с моря и суши, тараны разрушали стены. Полководец Деметрий, получивший прозвище Полиоркет («Осаждающий города»), уже предвкушал победу. Но родосцы выстояли, осада явно затянулась, и в конце концов Деметрию пришлось заключить мир. И вот в 304 году до нашей эры было решено воздвигнуть статую тому, чье изображение чеканилось на монетах города и кто был его верным патроном. Скульптор Харес, был, конечно, искуснейшим мастером, но он понимал, что главное, чего ждут от его произведения, — это ошеломляющего эффекта. Во все века находилось немало людей, которых приводила в трепет не красота или изящество, а грандиозность сооружений. Чудовищные размеры памятников, по-видимому, должны были служить наилучшим доказательством величия божества или правителя, приравнивавшегося к богам. У подобных произведений искусства был, правда, существенный недостаток — они не очень прочно стояли на земле и нередко рушились на глазах у изумленных современников, уверенных в незыблемости этих идолов.

7
{"b":"51244","o":1}